Владимир Колычев - Верная неверная
— Не смело.
— Но позвонила… Пять тысяч долларов — немалые деньги. Не факт, что ты их получишь. Сначала ты должна пройти кастинг, для этого тебе нужно портфолио. У тебя есть портфолио?
— Портфолио?
— Портфолио — это частная демонстрация твоего потенциала. Это фотографии, с помощью которых можно заглянуть в твой внутренний мир. Ты можешь быть начинающей моделью без всяких знаний и опыта, но в тебе должно быть нечто такое, от чего дрогнет душа. Я вижу в тебе эту изюминку, а Косогоров этого может не увидеть.
— Косогоров?
— Да, главный редактор журнала, в который ты хочешь попасть.
— Журнала «Гриф»?
— Нет, журнала «Фокс».
— Э-э, я думала, что «Гриф»… — разволновалась Юля.
Она не возражала против фотографий в купальниках, а журнал «Фокс» мог предлагать откровенную эротику, как «Плейбой».
— «Гриф» — это «Веселые картинки» по сравнению с нашим «Мурзилкой», — усмехнулся Тихонов.
— Почему?
— Ты все узнаешь. Не торопи события. Всему свое время.
— Но я хотела бы знать… — настаивала Юля.
— Расскажи мне о себе, — перебил ее Иван Андреевич. — О себе, о своих родителях…
— У меня нет родителей, я сирота.
Когда Юля об этом говорила, жалобные нотки в голосе прорезались вместе с болью утраты, которая до сих пор давала о себе знать. Но сейчас Юля нарочно усилила эти нотки, чтобы Тихонов пожалел ее, пощадил. Может, он смилостивится над ней и отпустит домой. Черт с ними, с этими деньгами…
— Расскажи.
Она рассказывала, он слушал. Они пили шампанское, она пьянела. А потом Тихонов попросил счет.
— Я так понимаю, твой муж в больнице, — сказал он.
— Положение очень серьезное. Иначе бы я просто не обратилась к вам…
— Дома тебя никто не ждет.
— Я к двенадцати должна быть дома.
— Это ты себя уговариваешь, — усмехнулся он.
Иван Андреевич рассчитался с официантом, помог Юле подняться из-за стола, но руку не подставил. Он велел ей идти к выходу самой.
— Хочу посмотреть, как ты двигаешься.
Клим не баловал Юлю ресторанами, но все-таки было у нее платье для подобных случаев. И сегодня оно пригодилось. Платье недорогое, но — точно по фигуре, с открытыми плечами. Судя по реакции Тихонова, оно не вызвало у него нареканий, равно как и восторга.
И ее походка его не разочаровала. Умения и опыта нет, до профессионализма далеко, но все это придет, были бы задатки и желание. Об этом он сказал Юле, когда они подходили к его машине.
А машина у него королевская — большой черный «Мерседес». Может, потому Юля и решила, что у нее появился шанс почувствовать себя королевой. Водитель Тихонова открывал заднюю дверь, сам Иван Андреевич взял ее под локоток, чтобы помочь сесть, но Юля заартачилась.
— Мне пора домой.
— Тебе совершенно не обязательно ехать домой, чтобы там оставить свой страх. Ты можешь оставить его здесь. Сбрось его под ноги и садись в машину, — спокойно, с благодушной иронией сказал он.
— Не сбрасывается, — через силу пошутила Юля.
— Поверь, я тебя не обижу.
Он ладонью коснулся ее спины и легким движением направил к машине. Страх Юля не скинула, но в салон села. В конце концов, Иван Андреевич обещал.
Она села в машину и действительно почувствовала себя королевой. Но только на один миг. Это чужой «Мерседес», и Тихонов распутный король, у которого только одно на уме. И как бы то, что там, на уме, не перекинулось на нее…
Тихонов привез ее в редакцию журнала «Фокс», которая занимала часть первого этажа красивого дома довоенной постройки. Оказывается, он был совладельцем журнала, поэтому сторож, лохматый мужчина с помятым лицом, пропустил его и Юлю без проволочек.
Провожая ее взглядом, сторож усмехнулся себе под нос. Юля заметила это, пугливо обернулась, но мужчина смотрел на нее с постным выражением лица. И его взгляд не выражал ничего, кроме желания немного поспать.
Тихонов прошел в студию, включил свет, провел Юлю в гримерную комнату.
— Сначала нужно наложить макияж, — сказал он, показав ей на кресло перед огромным зеркалом.
— Я красилась.
— Это все не то…
— Но я не знаю, как надо.
— Я знаю.
Он действительно знал, как пользоваться кремами, пудрами, тушью, помадами, разбирался в кисточках, которыми наносился макияж. Он и накрасил Юлю, даже волосы подправил.
— Считай, что это мое хобби, — сказал он, будто оправдываясь.
— Интересное хобби.
— И необычное для мужчины… — усмехнулся Иван Андреевич. — Только не подумай, что я голубой.
— Я не думаю…
Юля на мгновение закрыла глаза. Лучше бы Тихонов был голубым.
— Если не веришь, я могу это доказать, — усмехнулся он.
— Не надо, — с замиранием сердца сказала она.
— Раздевайся.
— Что?!
— Буду тебя фотографировать…
Он набрал код на двери железного шкафа, открыл его, достал фотоаппарат с большим объективом. И стал готовить его к работе — с таким видом, с каким врач-хирург раскладывает на столике свой инструмент.
— Догола?
— Искусство требует жертв.
— Нет.
— Хорошо, я дам тебе купальник…
Юля согласно кивнула. Такой вариант устраивал ее куда больше.
— Но его уже носили.
Она мотнула головой. Не хватало еще какую-нибудь инфекцию подхватить от чужого купальника, будут потом ползать по ней мелкие, кусачие…
— Тогда простыня. Сделаешь из нее тунику… Я жду тебя в студии.
Тихонов дал ей чистую атласную простыню и ушел. Юля вздохнула, разулась и стала стаскивать с себя колготки. Действительно, искусство требует жертв. Особенно если это искусство может принести деньги.
Она разделась, обмоталась простыней, вышла в студию, встала возле ложа, которое больше напоминало высокие гимнастические маты. Простыня держалась и без помощи рук, но Юля все равно прижимала ее пальцами к груди.
Иван Андреевич не делал резких движений, но простыня вдруг куда-то исчезла, и Юля осталась без ничего. От страха она шарахнулась назад, выставив вперед руки. В этот момент Тихонов щелкнул камерой, ослепив ее фотовспышкой.
— Отлично! — с непроницаемо спокойным лицом сказал он. — Дикая кошечка выставляет коготки!.. Сеанс… э-э, сессию назовем «Усмирение дикой кошки»…
— Я не кошка!
— Еще раз это скажи! — нацелив на нее камеру, попросил Тихонов.
И Юля увидела перед собой не озабоченного мужчину, а профессионального фотографа в поисках удачного момента.
— Я не кошка! — Одной рукой Юля закрыла маленький треугольник внизу живота, а другой махнула, как бы отгоняя Тихонова.
— Отлично!..
Она повернулась к камере боком, более того, скрестила ноги и закрыла руками груди, но Тихонову понравилось и это. Он продолжал щелкать ее. Юля нащупала взглядом лежащую на полу простыню, подобрала ее, набросила на себя, но Иван Андреевич не возмущался.
А Юля вдруг вошла во вкус. Она и куталась в простыню, и просто держала ее перед собой на вытянутых руках. Тихонов не возражал против ее идей. А простыня с каждым разом поднималась все выше, скручивалась в жгут все тоньше. В конце концов, Юля легла на ложе, а чуть погодя простыня и вовсе отлетела в сторону. Ноги она не раздвигала, под камеру подставляла только профиль, но когда Тихонов отправил ее одеваться, втайне обругала себя «шлюхой».
Она уже оделась, когда Тихонов зашел в гримерную.
— Теперь можно ехать домой, — сказал он.
Юля понимала, что Иван Андреевич мог воспользоваться своим положением, когда она лежала перед ним без одежды. Мог отложить в сторону фотокамеру, прижать модель к ложу. Дверь закрыта, да сторож и не пришел бы ей на помощь. И в милицию заявлять Юля бы не стала. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, позора потом не оберешься. Но Тихонов не тронул ее. И Юлю это радовало. Но вместе с этим где-то в душе у нее шевельнулась досада. А почему Иван Андреевич не захотел ее? Чем она плоха?..
— К вам домой?
— Ко мне? — удивленно повел он бровью. — Ты хочешь ко мне домой?
— Нет.
— Почему тогда спрашиваешь?
— Ну, я подумала, что вы можете увезти меня к себе…
— Знаешь, кто такой Фрейд?
— Слышала…
Юля стыдливо отвела взгляд в сторону. Слышала она об оговорках по Фрейду. Неужели она действительно хочет в гости к Тихонову? Но это неправда. Он мужчина хоть куда, но уж лучше она ляжет с Климом, чем с ним.
Иван Андреевич отвез ее домой. Машина остановилась во дворе дома, где Юля с Димой снимали квартиру. Часы показывали половину второго ночи.
— До завтра, — сказал он, когда его водитель открыл ее дверь.
— До завтра?
— Мы еще не закончили сессию, — улыбнулся он.
— А я думала, что все…
— Не все… До завтра.
Юля пожала плечами, потянулась к выходу, но Тихонов ее осадил.
