Люси Кларк - Виновато море
Портье выдал ей ключ от номера.
– Ваш супруг уже ждет вас, мадам.
Оторопев, она невольно моргнула.
– Простите, – оговорился портье, – я проявил бестактность?
– Нет-нет. Все в порядке, – ответила Кейти, коснувшись ключицы. – Благодарю вас.
В номер вела толстая дубовая дверь. В комнате оказалось светло и просторно, в центре стояла массивная кованая кровать. Притулившись к кровати, лежал ее рюкзак с расстегнутыми пряжками, а из него торчала персиковая блузка. Ее удивило, что Эд вдруг решил распаковать ее вещи. Он стоял к ней спиной, немного согнувшись.
Она вошла в номер и закрыла за собой дверь.
– Кейти! – воскликнул он, резко обернувшись.
Теперь, когда он оказался к ней вполоборота, она увидела, что он хотел спрятать то, что было у него в руках. Она заметила нечто цвета морской синевы и тут же поняла, что это дневник Миа.
Теперь ей стала видна картина происходящего: в одной руке он держал дневник, в другой – ворох кремовых страниц.
– Что здесь происходит?
Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Кейти резко открыла ее, словно это могло как-то дополнить происходящее, и увидела горничную с двумя пухлыми белыми подушками.
– Вы просили дополнительные подушки, мадам.
Кейти не шевельнулась, чтобы взять их, и не сдвинулась с места, чтобы позволить горничной пройти в номер.
Не прошло и секунды, как раздался голос Эда.
– Да, благодарю вас. Оставьте их, пожалуйста, возле двери.
Горничная, казалась, была несколько обижена такой просьбой, и, прежде чем дверь захлопнулась, Кейти услышала, как подушки с тихим шлепком приземлились у порога.
Она повернулась к Эду. Он, точно ребенок в песочнице, прятал руки за спиной.
– Я задала тебе вопрос.
Открыв было рот, он тут же его закрыл, так ничего и не сказав.
Кейти поставила бумажный пакет с кистями и красками и, подойдя к нему, протянула руку.
Он покачал головой:
– Я не отдам.
– Не отдашь?
– Прости, я понимаю, что это выглядит…
– Отдай мне эту чертову тетрадь, Эд.
Он сглотнул:
– Кейти, ты мне не доверяешь?
Ей вспомнилось, как еще в Лондоне она застала Эда листающим дневник Миа. Тогда она решила, что он хотел проверить, нет ли в нем чего-то такого, что могло бы ее расстроить, но теперь усомнилась в истинности его намерений.
– Доверяла, пока не вошла в комнату. А теперь – нет.
– Ты и так уже напереживалась из-за этого.
– Да, ты прав – абсолютно верно. Так что я прошу тебя в последний раз: отдай мне дневник и все, что ты из него выдрал.
Он колебался.
– Сейчас же!
Эд неохотно протянул ей все, что было у него в руках.
При виде вырванных из дневника страниц, исписанных аккуратным почерком сестры, у нее заныло сердце – словно Эд выдрал волосы из головы Миа.
– Что ты наделал? – дрогнувшим голосом произнесла она.
Он не ответил. Кейти опустилась на кровать со страницами в руках и стала их бережно расправлять.
– Прошу тебя, – взмолился он, – не надо это читать.
14
Миа
– С Рождеством! – сказала Миа, прижимая телефонную трубку к уху плечом.
– Миа! Слава богу, я еще не ушла! Я уже была буквально на пороге. Погоди секунду, – попросила Кейти. – Эд! Это моя сестра. Вернись в дом, я недолго. – Послышался стук шагов, щелчок закрывшейся двери и шепот Кейти: – Сообщи своей маме, что мы немного задерживаемся, – не хочу показаться невежливой.
Кейти была, как всегда, предупредительной, собранной, пунктуальной.
Миа услышала шаги Эда, удалявшиеся по коридору в гостиную. Закрылась еще одна дверь. Она представила его в черном пальто поверх свитера с V-образным вырезом – от Ральфа Лорена или от Джона Смедли, – одетого по случаю рождественского обеда с родителями. У родителей Эда она не бывала, однако после рассказов Кейти ей представлялась тяжелая дубовая дверь с венком из ветвей падуба, стол с тремя парами серебряных столовых приборов и греющиеся возле камина бутылки красного вина.
– Где ты? – спросила Кейти.
– В Маргарет-Ривер. Это на западном побережье Австралии.
– А конкретно сейчас, в данную минуту? Хочется представить все в красках.
– В телефонной будке возле гостиницы. Ты будешь смеяться – в самой настоящей английской красной телефонной будке. Несмываемый отпечаток колониального прошлого.
– А что тебе оттуда видно?
Миа посмотрела сквозь старые мутноватые стекла.
– Синее небо. Эвкалипты. – Отклонившись от телефона, она высунула голову из будки и посмотрела на ветки деревьев. – И кукабарры.
– Те, что смеются?
– Ага.
– Трудно себе представить. Ты довольна?
Миа откинула волосы с лица. Она подумала о Мауи и о леденящей душу правде, осевшей у нее глубоко внутри, и о последовавшем месяце уныния, в течение которого она была потерянной и безучастной. Однако она помнила и как прыгнула с парашютом, и как плавала в Тихом океане, и как занималась любовью с Ноем на берегу возле костра.
– Более чем могла себе представить.
– Здорово. Просто здорово. – Но Кейти тут же добавила: – Миа, жаль, что мы с тобой не вместе на Рождество. Я очень по тебе скучаю!
Миа улыбнулась, согретая знакомой манерой Кейти выдавать свои мысли без обиняков. Раньше несколько смущала подобная прямота сестры. Теперь же она ею восхитилась.
– Я тоже скучаю по тебе, – несвойственным ей тоном произнесла она в ответ.
– А где же обещанные стопки открыток?
– Я купила. Две, чтобы не соврать. Одну – в Калифорнии, другую – в Перте на прошлой неделе. Просто пока их еще не подписала.
– Ну так давай же, вперед! Обожаю получать от тебя почту.
Всякий раз, когда Миа доставала эти открытки, ее ручка в нерешительности застывала в воздухе, – она не знала, с чего начать. Можно было написать Кейти сотни вещей о своем путешествии, но голова ее была забита тем, о чем она написать не могла.
– Сколько сейчас времени в Австралии? Рождественский обед у тебя уже состоялся?
– Сейчас шесть. А на обед была подгоревшая сосиска в булочке.
– Да ну?! Миа! Это уж как-то совсем не по-рождественски.
– Не по-рождественски. – А ей именно этого и хотелось. Рождество у них в семье всегда считалось большим праздником. В прошлом году они впервые отмечали его без мамы. Кейти отказалась встречать Рождество у родителей Эда ради того, чтобы остаться дома с Миа. Она надела фартук, напустила на себя оптимизм и старалась, как могла, создать праздничную атмосферу. Однако, несмотря на все ее усилия, их обеих не отпускала печаль, усугубляемая вином, которым они заполняли долгие паузы. А вспыхнувший после обеда спор и вовсе развел их до конца дня по разным комнатам.
– Финн, как всегда, хотел обменяться носками, – продолжила Миа.
– Надеюсь, в этом году носок оказался чистым?
– Он утверждал, что да, но брал-то он с собой всего две пары, а я не видела, чтобы он за последние две недели что-то стирал. Так что…
Кейти расхохоталась.
– А что было в носке?
– Сацуму ему купить не удалось, поэтому он запихнул в самый низ носка банан, и я получила карты с банановым ароматом, путеводитель по Самоа с банановым ароматом и браслет с банановым ароматом. – Миа подняла руку и полюбовалась внушительным, цвета морской волны, украшением на запястье.
– Как он там?
Кейти редко интересовалась Финном, но, возможно, расстояние сыграло свою роль.
– Нормально. Везде заводит друзей. В среду заставил всю гостиницу пить самодельный пунш и пролезать, прогнувшись, под ремнем, который он натянул между двумя шестами.
Появившись, когда все уже расходились, Миа пожалела, что пропустила такое веселье. А когда Финн поинтересовался, где она была, покраснев до самых ушей, ответила: «С Ноем».
– Послушай, долго болтать я не могу, поскольку меня ждет Эд, – сказала Кейти. – Но у меня есть новость!
– Так…
– В пятницу мы с Эдом ходили обедать в Оксо-тауэр – помнишь? Мы водили туда маму на ее пятидесятилетие.
– Это где официант решил, что мы все трое – сестры?
– И мама оставила ему двадцать процентов чаевых.
– Он с тех пор, наверное, каждый вечер такое кому-нибудь говорит.
Кейти рассмеялась:
– В этот раз был другой официант, но чаевых он получил еще больше.
– Надо же! Он что, сказал, что ты похожа на Скарлетт Йоханссон?
– Даже лучше: когда он принес десерт, моя тарелка была украшена необыкновенными завитками растопленного шоколада, а в центре красовалась коробочка с колечком. Миа, Эд сделал мне предложение! Он опустился на колено и попросил моей руки!
Миа невольно зажала рукой рот, и солнечные лучи упали на ее пальцы сквозь стекло телефонной будки. Кейти с Эдом обручены. Ее обдало жаром. Она толкнула ногой дверь, чтобы глотнуть воздуха.