Эрик Аксл Сунд - Подсказки пифии
– Братья занимались проституцией, – выдохнула Жанетт и замолчала, но София поняла, что она имела в виду. Она видела ход событий яснее, чем если бы кто-нибудь ей о нем рассказывал. София прочитала сотни статей на эту тему. Когда они с Жанетт наконец усядутся за столик в ресторане, она объяснит Жанетт, как устроены такие убийцы.
Снова рука на талии, снова теплое дыхание Жанетт.
– У нас есть фоторобот, – сказала она. – Но я мало на что надеюсь. Свидетель – восьмилетняя девочка, слепая на один глаз, и точность изображения, как бы сказать… нулевая? Я даже сейчас не могу вызвать изображение в памяти, хотя пялилась на него несколько часов после обеда.
София кивнула. Сама она во время работы над психологическим профилем не видела перед собой никаких лиц. Только светлое пятно. Убийцы такого типа остаются лишенными лица до тех пор, пока их не поймают, и выглядеть они могут как угодно, как любой человек с улицы.
– Дальше у нас Карл Лундстрём и Пер-Ула Сильверберг, – продолжала Жанетт. – Мы знаем, кто их убил. Это Ханна Эстлунд и Йессика Фриберг. Они же убили бродяжку, которая жила в пещере, утопили Юнатана Седера, а потом застрелили его мать, Регину. Обе женщины покончили с собой, ты скоро прочитаешь о них в газетах. И все так или иначе замешанные в это дело посещали школу в Сигтуне.
“Тишина! Добро пожаловать в Гуманитарную школу Сигтуны.
Я посланница студенческого союза. И чтобы стать его полноправными членами, вы должны отведать приветственного дара высокочтимого ректора нашей школы".
София что-то ответила Жанетт, не слыша собственного голоса. Кажется, что-то вроде того, что она не удивлена. Что было неправдой.
Ханна и Йессика? София понимала, что надо реагировать эмоциональнее, но чувствовала только пустоту, происходящую от того, что – не сходится. Виктория знала Ханну и Йессику, обе они – не убийцы. Они безвольные “девочки с собачками”, и Жанетт тут определенно ошибалась, но София не могла сказать ей об этом. Пока не могла.
– Откуда вы знаете, что убийцы – эти двое?
Софии показалось, что в глазах Жанетт мелькнуло сомнение.
– Есть кое-что. Среди прочего – фотография, на которой Ханна Эстлунд топит Юнатана Седера в бассейне. У женщины особая примета – отсутствует безымянный палец на правой руке.
София знала, что это правда. Ханну укусила ее собственная собака, и палец пришлось ампутировать.
И все-таки… Констатация Жанетт выглядела несколько заученной.
На этот раз инициативу с поцелуем проявила София. Они остановились у ворот на Бундегатан, и руки Жанетт скользнули Софии под плащ.
– Так-то мы обсуждаем работу?
– Просто небольшая пауза, – улыбнулась София.
Они еще постояли в воротах, в ауре тепла своих тел.
Какое освобождение может дать физическая близость. Еще пять минут назад мысли были рассеянными, а теперь собрались в новую, более ясную конструкцию.
– Идем, – сказала наконец Жанетт. – Я хочу есть, не обедала сегодня.
Когда она подошли к ресторанчику, солнце уже висело низко, и тени от домов стали длиннее.
Сидеть на улице им показалось холодно, хотя несколько заядлых курильщиков дрожали под навесом, и они вошли в зал.
Открывая дверь, Жанетт серьезно взглянула на Софию.
– Шарлотта Сильверберг покончила с собой, – сказала она. – Несколько человек видели, как она спрыгнула с финского парома позавчера поздно вечером. Кажется, все в этой истории заканчивают безвременной смертью. Пока в живых осталась только Аннет Лундстрём, и мы обе знаем, что с ней.
Входя в застекленную дверь, София не думала ни об Аннет, ни о Шарлотте.
Она думала о Мадлен.
Которая ненавидит своих родителей и которая…
Ее мысли перебила Жанетт.
– Что меня больше всего бесит в этой истории, – проговорила она, снимая куртку, – так это что у меня так и не было возможности встретиться с Викторией Бергман.
София ощутила, как съеживается на ней кожа.
– Хотя был один довольно странный разговор.
“Здравствуйте, меня зовут Жанетт Чильберг, я из стокгольмской полиции.
Ваш телефон дал мне адвокат вашего отца, который интересуется, не согласитесь ли вы выступить на предстоящем судебном процессе”.
– А что там было странного? – спросила София.
– Ей разрешили защиту персональных данных, и она исчезла из всех реестров. Но зато я встретилась с ее старым психологом.
София уже знала, что сейчас скажет Жанетт.
– Странно, что пока мы не виделись, мне не пришло в голову сказать это тебе по телефону. Психолога Виктории зовут так же, как тебя, она живет в доме для престарелых в Мидсоммаркрансене.
Прошлое
Walk in silence, don’t walk away m silence.
See the danger, always danger.
Endless talking, life rebuilding.
Don’t walk away[33].
В последний раз. Расставание, их последняя встреча.
Будь все так, как она хочет, она продолжила бы и дальше ходить к ней, но принятое ею решение требовало идти наперекор этому желанию.
Виктория Бергман больше не могла встречаться с Софией Цеттерлунд.
Она постучала, но вошла, не дожидаясь ответа. София, сидевшая в гостиной с вязаньем, подняла на нее глаза. Глаза казались усталыми. Может быть, София, как и она сама, не спала сегодня ночью, может быть, она тоже думала о сепарации.
Последняя встреча. Потом – ничего. Она понимала, что у нее развилась зависимость от Софии и что расставание может оказаться болезненным.
Все равно что на таблетках сидеть, подумала она. София – это наркотик. А может, я тоже наркотик – для нее?
Критики психотерапии часто называют отношения между клиентом и терапевтом фиктивными или неестественными, но Виктория знала, что все эти разговоры – ерунда собачья, по крайней мере если исходить из того, что терапевт хорошо справляется со своей работой. В ее случае ответ прост. Отношения между ней и ее терапевтом не фиктивные – они настолько честные, насколько только могут быть честными отношения между людьми. Но в них есть и зависимость.
Улыбка Софии была такой же усталой, как ее глаза. Она отложила вязанье и жестом пригласила Викторию сесть на диван.
– Хочешь кофе?
– Нет, спасибо. На сколько мне можно остаться?
– На час, как мы и договаривались. – София подозрительно глянула на нее. – Встретиться предложила ты, и ты просила меня обещать, что я не буду пытаться уговорить тебя изменить решение. Этот момент ты сформулировала очень четко.
– Я знаю. – Виктория села на диван, как можно дальше от Софии. Я приняла правильное решение, подумала она. Это в последний раз, так и должно быть.
Кое-что ее смущало. Вскоре у нее в руках будет решение суда Накки, и Виктория Бергман перестанет существовать. Какая-то часть ее знала, что она еще не до конца разобралась с собой, что Виктория не исчезнет потому только, что она перестала существовать юридически, документ не может стереть плоть и кровь. Другая ее часть знала, что это единственно верное решение, ее единственный шанс начать все сначала, исцелиться.
Стать другой, подумала Виктория. Стать, как ты. Она бросила быстрый взгляд на психолога.
– Есть кое-что, что мы никогда не проговаривали, – начала София. – И так как это наша последняя беседа, я бы хотела…
– Я знаю, что вы имеете в виду. То, что случилось в Копенгагене. И в Ольбурге.
София кивнула:
– Не хочешь рассказать?
Виктория не знала, с чего начать.
– Вы знаете, что летом я родила ребенка, – заговорила она. София поощрительно смотрела на нее. – В больнице в Ольбурге.
Ребенка ей родила Рептилия. Рептилия, которая держала боль в себе и не издала почти ни звука во время родов. Рептилия, которая вытолкнула из себя яйцо, а потом скорчилась, чтобы зализать раны.
– Сверток с желтухой, который врачи положили в кувез, – продолжила Виктория. – Разумеется, у нее были пороки в развитии – ведь ее отцом был он, а матерью – я.
В горле встал знакомый ком. Только бы не заплакать, подумала она и выдернула несколько ниток из дыры на джинсах. Гнать эти мысли. Инцест не обязательно означает болезни и уродства. Алкоголь в этом смысле куда хуже. Но есть и неявные повреждения – те, которых не видят доктора.
Черт, почему София молчит? Только Глаза требовательно смотрят на нее. Продолжай рассказывать, говорят они. Но она могла только думать о том, что стоило бы сказать, слова не выходили из нее.
– Почему ты не хочешь рассказывать? – спросила наконец София.
Все стало ясно в тот момент, когда она уронила ее на пол.
Да забудь же ее. Забудь Мадлен. Она просто яйцо в голубой пижаме.
