Станислас-Андре Стееман - Ночь с 12-го на 13-е
— Шестича… О, извиняюсь, извиняюсь, — забормотал он, замирая на месте. — Но Чунг постучал!
В просторной комнате не было никого, кроме мужчины и женщины. Они стояли посередине, тесно прижавшись друг к другу.
Мужчина обернулся, глаза его сверкнули, прядь рыжих волос упала на лоб, рот казался преувеличенно огромным из-за ободка яркокрасной помады вокруг губ. Чунг узнал Стива Алкана, личного секретаря Герберта Абоди («абсолютно личного секретаря» — шутливо подчеркивал сам Стив). Несмотря на то, что женщина упрямо продолжала демонстрировать красивейшую в мире спину, китаец легко опознал мисс Мону Линдстром, машинистку-стенографистку.
— Господи помилуй, Чунг, теперь вы можете хвалиться тем, что до смерти меня перепугали! — воскликнул Стив. — Я же решил, что это шеф… Закройте за собой дверь с той стороны, — добавил он все с той же простотой, не выпуская Мону из объятий: его руки прочно завладели талией девушки.
— Посмотрите на меня, моя красавица! Китаец ушел… А что это за слезки? Тушь в глаз попала или от избытка счастья?
Мона шмыгнула носом.
— От… от избытка счастья!
— Не может быть! — изумился Стив. — Любая женщина на вашем месте сочла бы, что по моей вине пострадала ее стыдливость, и послала бы меня к чертям собачьим!
Мона снова всхлипнула. Она была из породы тех редко встречающихся блондинок, которых слезы только красят.
— Эти особы, о которых вы говорите, не любят вас, — убежденно заявила она. — А я… Я столько времени ждала, я так надеялась, что это произойдет… Обнимите меня крепче, дорогой, сильнее, сильнее…
Стив покрепче прижал девушку к себе.
— Не знаю, что на меня нашло, — признался он извиняющимся тоном. — Наверное, дело в ваших духах… А может, потому, что вот-вот разразится гроза… Ну, в общем, мне-то казалось, что место занято.
Мона подняла на Стива бледно-голубые глаза.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я был уверен, что вы влюблены в другого.
— Совсем наоборот, я всегда была влюблена только в вас, — медленно проговорила девушка. — Прямо с первого дня, как вас увидела, когда вы вошли в этот кабинет… Припомните… На вас был ужасный галстук, такой канареечный, а по желтому фону — лошадиные подковы… А еще вы чего-то там тихонько мурлыкали…
— Ну да! «Привет-привет, как ярко светит солнце…» — Стив внезапно замолчал, охваченный беспокойством: — А скажите, малышка, вы ведь ничего такого не думаете? Не строите планов?
— Планов насчет чего?
— Насчет… насчет меня, нас с вами… Я не могу ничего обещать…
— Я и не прошу, чтобы вы обещали.
— Конечно, конечно, вы так говорите, а потом, в один прекрасный день, отправитесь в аптеку на углу и купите там снадобий, способных отправить на тот свет целый полк!
— Только не я. Я всегда пользуюсь только синильной кислотой, и она у меня под рукой.
Стива это заявление, казалось, шокировало.
— Не стоит так шутить! Понимаете, я для женщин не подарок. Я от природы коллекционер и обычно устаю первым… Вас это не пугает?
— Нет, — ответила Мона. — Иначе я вас не полюбила бы. Поцелуйте меня.
— Вот уж ничего не скажешь, умеете вы обращаться с женщинами, Стив! Что за парень — сокровище, да и только!
— Боже мой! На этот раз я попался! — пробормотал себе под нос Стив. — Шеф!
Действительно, на пороге кабинета, еще не отпустив ручки двери, стоял Герберт Абоди. Он вошел и бросил на стул свою панаму.
— Мисс Мона неважно себя почувствовала… У нее небольшая депрессия… — лепетал Стив. — И… И…
— Я так и понял, — холодно глядя в пространство перед собой, отозвался начальник.
Стив наконец отцепился от Моны и сделал неловкую попытку разрядить обстановку, схватив со стола положенную туда Чунгом почту.
— Оставьте, — поморщился Абоди, перехватывая у своего личного секретаря готовые рассыпаться пакеты.
Он уселся за стол, разложил перед собой пасьянсом конверты на зеленом бюваре, потом, отодвинув их, взял в руки только один — тот, где его фамилия была напечатана на машинке. Письмо, судя по марке, было отправлено из Шанхая.
— Можете идти, мисс Линдстром. Сегодня вечером мне уже не понадобятся ваши услуги.
— Но я… Мне… Мне осталось еще перепечатать два или три документа.
— Сделаете это завтра. Никто меня не спрашивал?
— Спрашивали, — с готовностью откликнулся Стив. — Два раза заходил Матриш по поводу этих дополнений. Он так бесился, что, если б даже лопнул от злости, меня бы это не удивило… Да, еще Омер. В связи с аварийной погрузкой «Альбатроса».
Абоди задумчиво вертел в руках письмо, выбранное им из «пасьянса». Остальная корреспонденция, по всей видимости, его не волновала.
— Подождут! Есть новости от Лоуренса?
— Да, около четырех передали вот эту вот каблограмму.
Абоди жестом отстранил протянутый ему листок.
— И что же там?
— Ваш alter ego недоволен, что ему не перевели его пять тысяч мексиканских долларов… Он возвращается 14-го.
— Что ж, тем хуже! Не стоило труда посылать каблограмму из-за этого.
— Но, может быть, мистер Лоуренс рассчитывает на то, что вы придете встречать его с цветами?
Мона тем временем накрыла чехлом свою пишущую машинку и, перекинув через плечо ремешок сумочки, направилась к двери.
— Всего доброго! — бросила она.
— Всего доброго, дорогая, — отозвался Стив.
— Счастливо, — буркнул Абоди. — Кстати, если у вас снова появятся какие-либо симптомы депрессии, выпейте лучше стакан кока-колы или мятной настойки. Может быть, такой метод лечения покажется вам менее приятным, но зато — нет риска осложнений.
Мона вспыхнула и сразу же побледнела. Ничего не сказав, она вышла.
Абоди распечатал конверт, который так и не выпустил из рук.
— Посмотрите-ка лучше сюда и скажите, что вы об этом думаете, — сказал он, взглянув на вынутый из конверта листок.
Письмо было неряшливо напечатано на машинке.
«Передайте пятьдесят тысяч долларов нищему, который стоит у ваших дверей, иначе вам не пережить ночи с 12-го на 13-е.
Зеленый Дракон.Не трудитесь: вам не удастся ничего вытянуть из нищего: небеса отказали ему в способности видеть, японцы отняли язык».
— Забавно, — протянул Стив.
— Куда забавнее, чем вы думаете, — мрачно ответил Абоди, вытягивая ящик письменного стола. — Ну-ка, взгляните сюда…
Ящик оказался полон писем и конвертов, в точности таких же, как те, что сейчас держал в руках секретарь. Одни были аккуратно разложены, другие скомканы, некоторые даже скатаны в шарик. С отдельных листков бумаги в глаза бросались слова:
«…Передайте пятьде…»
«…сят тысяч ни…»
«…чего вытянуть…»
«… небеса от…»
«…не пережить ночи…»
«…с 12-то на 13…»
И — подпись, подчеркнутая по китайскому обычаю и, казалось, повторявшаяся до бесконечности:
«Зеленый Дракон»
«…еный Дракон»
«Зеленый Дра…»
— Правду сказать, лично мне с каждым разом это доставляет все меньше и меньше удовольствия, — признался Абоди. — Самые веселые шутки начинают приедаться, если их то и дело повторять. А это длится уже больше двух недель. Размеры и цвет конвертов могут меняться, как видите… Возможно, чтобы я не узнал письмо с первого взгляда и не выбросил, не читая. Некоторые послания снабжены пометками «срочно» или «в собственные руки». Иногда в конверты вкладываются чистые листы, чтобы увеличить вес в надежде, что я подумаю, будто там деловые бумаги. А на одну из этих анонимок было явно намеренно наклеено слишком мало марок — что ж, выдумка не хуже всякой другой! — и мне вручили письмо только после того, как я оплатил доставку… Тогда я еще посмеялся, понимаете, и как посмеялся! Но это было в последний раз… Что вы там делаете?
— Смотрю, стоит ли у наших дверей нищий, — откликнулся подошедший к окну Стив. — Пойду-ка я, пожалуй, туда и перекинусь с ним парой слов.
— Не стоит. И вообще ничего не надо проверять: я уже имел возможность убедиться, что Зеленый Дракон не лжет.
— Вы что — пытались бросить ему вместо монетки пуговицу от кальсон? — удивился Стив.
Абоди, глядя в пространство, покачал головой:
— Нет, лучше. Я подпалил ему бороду зажигалкой.
— Да ну? И он не стал кричать?
— Нет. Может, и хотел, но Зеленый Дракон говорит правду: он не способен…
— Вы не собираетесь заявить в полицию?
— Почему бы с таким же успехом не вызвать пожарных?
— Но не обязательно же иметь дело с официальной, так сказать, полицией… Есть же другие люди — например, частные детективы…
— Не подходит. Мне ни к чему, чтобы меня грабили сразу с двух сторон.
— Человек, о котором я подумал, не станет вас грабить. Индусы называли его «pukka sahib», то есть, как мы бы сказали, джентльмен, порядочный человек…
