Дональд Уэстлейк - Мокрушники на довольствии
Я открыл дверь, распахнув ее пошире, дабы не вызвать подозрения, и сказал:
– Мистер Граймс? Заглянули проведать?
– Да не совсем так, – ответил он, отпихивая меня прочь от двери и входя в квартиру. У меня горел только один светильник-торшер возле кресла, в котором недавно сидел Билли-Билли, и Граймс с минуту сердито обозревал полутемную комнату. Потом его прихвостни тоже вошли в дом и закрыли дверь.
Граймс повернулся ко мне.
– Ты знаешь шпану по имени Билли-Билли Кэнтел?
– Конечно. Мелкий торговец. Ошивается в нижнем Истсайде.
– Когда ты видел его в последний раз?
– Нынче вечером.
Они удивились. Они никак не рассчитывали на такое признание. Думали, что собьют меня с толку, перехитрят, как это норовят сделать все легавые на свете, но мне повезло: я первым сбил их с толку. Они переглянулись, потом опять уставились на меня, и один из незнакомых мне легавых спросил:
– А где ты видел Кэнтела?
– Да вон там, в прихожей, – ответил я, кивая на дверь. – С час тому назад. Он пришел и начал гнать тюльку, что якобы проснулся в роскошной квартире рядом с убитой женщиной, а я велел ему исчезнуть отсюда.
– Никакая это не тюлька, – заявил Граймс.
Я скорчил удивленную мину.
– Не тюлька?
– Он убил женщину, – ответил незнакомый легавый.
– Билли-Билли Кэнтел? – Я рассмеялся, как будто услышал удачную шутку.
– Да у Билли-Билли не хватит силенок даже на то, чтобы убить время.
– А он не голыми руками орудовал. Он пырнул ее ножом, – сказал легавый.
Я покачал головой, на сей раз с серьезным видом, поскольку очень хотел помочь этим несчастным парням.
– Нет, это не он, – заявил я. – Билли-Билли не ходит с ножом. Его то и дело упекают в кутузку за какую-нибудь мелочь, и он знает, что угодит в тюрьму, если полиция найдет при нем нож.
– Ну, во всяком случае, нынче вечером нож у него был, – сказал Граймс, – и Кэнтел пустил его в ход.
– Послушайте, – проговорил я как человек, преисполненный сознанием гражданского долга и желающий наставить полицейских на путь истинный, – мне показалось, что Билли-Билли просто дудел мне в иголку от своего шприца, если вы понимаете, что я имею в виду. Но теперь я думаю, что он, возможно, говорил правду. Кэнтел сказал, что кто-то подставил его, чтобы сделать козлом отпущения. Кто-то убил женщину, привез Билли-Билли в квартиру и уехал. А Билли-Билли даже не почувствовал, как его тащили, потому что наширялся вусмерть.
– Это он так сказал? – спросил Граймс.
– Во всяком случае, это единственное, что я услышал, – ответил я. Ведь я постарался побыстрее спровадить его. Сейчас слишком поздно, чтобы выслушивать бредни всякой шпаны.
– Складная история, – рассудил Граймс. – Представляю себе, с каким удовольствием я выслушаю ее в участке.
– Кто знает, может, это правда, – предположил я.
– Ну еще бы. – Граймс опять принялся разглядывать гостиную с таким видом, будто потерял тут запонку или еще какую-нибудь мелочь. – Ордера у нас нет, – сказал он мне, – но мы хотели бы осмотреть твою квартиру. У тебя есть какие-нибудь возражения?
– Только одно, – ответил я. – Она в спальне.
– Постараемся не докучать ей, – пообещал Граймс и кивнул своим спутникам. Они пересекли гостиную и направились в коридор, который вел в чрево моего обиталища.
– Погодите, – остановил их я. – Как быть с моим возражением? Надо бы все уладить.
Двое легавых остановились и посмотрели на Граймса. Тот пожал плечом и сказал:
– Загляните под кровать. Скорее всего, он там.
– Ну, ладно, – проговорил я. – Тогда уж я самолично проведу эту экскурсию.
– Ты будешь ждать здесь, – отрезал Граймс. – Они и без тебя не заблудятся.
– Я не хочу, чтобы они заходили в спальню, – стоял я на своем.
– Ничего не поделаешь, Клей.
– Слушайте, Граймс, когда вам будет, в чем меня обвинить, можете сколько угодно портить мне жизнь. Но пока я – такой же гражданин, как и любой другой. И если два ваших шута вломятся ко мне в спальню, вам придется пожалеть об этом. Даю вам слово.
Граймс не из тех полицейских, которых можно стращать, и я знаю это не хуже других, но сейчас я был по-настоящему зол. И Граймс изрядно удивил вашего покорного слугу: с минуту он пытливо смотрел на меня, а потом спросил:
– У тебя с ней всерьез, Клей?
– Еще как всерьез, – ответил я.
– Нет ли возле окна спальни пожарной лестницы?
– Нет.
– А где она?
– Возле моей комнаты. И туда нельзя попасть прямиком из спальни, надо идти через коридор.
– Ладно, – Граймс повернулся к своей своре. – Не заходите в спальню без стука. Дайте даме одеться. – Он снова посмотрел на меня. – Ты доволен?
– Хорошо, – ответил я. – Наверное, этого будет достаточно.
– Будет.
Двое легавых вышли из гостиной. Я стоял и думал, заглянут они в полку или нет. Если заглянут, мне придется проехать в участок вместе с Билли-Билли. Я изо всех сил старался сохранить беспечный вид.
– Не угодно ли присесть? – спросил я Граймса. – Или вам на службе не сидится?
– Сам присядь, – ответил он.
Я присел в кресло возле телефона. Граймс уселся напротив и подался вперед, уперев локти в колени. Тяжелые кисти его рук игриво болтались в воздухе, его глаза смотрели на меня с неприязнью и отвращением.
На свете существуют четыре разновидности легавых, и все они мне не по нутру. К первой принадлежат одержимые, ко второй честные, но разумные, к третьей – купленные и к четвертой – такие, которых можно время от времени брать напрокат. Одержимый будет гоняться за вами при любых обстоятельствах.
Честный в разумных пределах тоже будет гоняться за вами, но выслушает, если у вас найдется, что сказать. Продажный может принести огромную пользу, но я не люблю полагаться на таких, поскольку никогда не знаешь, кем он может оказаться в действительности. Возможно, на самом деле он – из тех, которых просто берут напрокат. А к этой разновидности принадлежат легавые, которым платят не все время, а лишь за определенные услуги. Следовательно, они-то и представляют самую большую опасность.
Граймс был честным, но разумным легавым. Он знал обо мне очень много, но не мог ничего доказать и предпочитал сидеть тихо до тех пор, пока не раздобудет кое-какие улики. И пусть ему это невдомек, но одна весьма увесистая улика сейчас лежала и тряслась в полке под музыкальным центром, я надеялся, что Граймс не найдет эту улику. Одержимого можно обдурить, потому что он ничего не соображает. Но с разумно-честным трудно иметь дело, если он находит какие-нибудь доказательства вашей вины.
Мы сидели, разглядывая друг друга без особой радости, и в наступившей тишине я слышал, как двое легавых шастают по недрам моего жилища. Вскоре один из них постучал в дверь спальни и что-то пробормотал. Спустя две минуты в гостиную вошла Элла, кутаясь в махровый халат. Она умело хлопала глазами, делая вид, будто ее разбудили.
– Что стряслось, Клей? – спросила она. – Что здесь происходит?
– Они ищут своего приятеля, только и всего, – ответил я. – Не стоит беспокоиться, мадам. Спросите мистера Граймса, он вам скажет. Кстати, Элла, это мистер Граймс. Он полицейский. Мистер Граймс, это Элла. Она танцовщица.
Граймс приветствовал ее застенчивым мычанием. Мне кажется, что он не только честный полицейский, но и весьма высоконравственный человек. Похоже, он растерялся, увидев, что мы с Эллой делим стол и ложе, не освященное таинством венчания. Увидев, что я сплю с женщиной, которую не могу назвать женой, он был потрясен гораздо сильнее, чем если бы узнал, что я убил человека. Присутствие Эллы смущало его, Граймс не знал, что сказать и куда устремить взор. Он старательно отводил глаза от Эллы, хотя она была с головы до ног закутана в халат.
– Боюсь, я не знаю христианского имени мистера Граймса, и его звания тоже, милая, – проговорил я, радуясь возможности поставить этого бездельника в неловкое положение. – Возможно, он сам сообщит тебе все это.
– Зовите меня просто мистер Граймс, – промямлил он.
– Как поживаете, мистер Граймс? – любезно осведомилась Элла – Что случилось?
– Обычная проверка, – ответил Граймс и зарделся, вспомнив, что минуту назад я говорил то же самое.
– Они ищут парня по имени Кэнтел, – сообщил я Элле и взглянул на Граймса. – Хотя его здесь нет, и вы, ребята, попусту тратите время, которое могли бы употребить на поиск в других местах.
– Мы не единственные, кто его ищет, – сказал Граймс.
– А зачем он вам нужен? – спросила Элла.
– Они думают, что он кого-то убил, – ответил я.
В гостиную вошли двое легавых, взглянули на Граймса и покачали головами. Легавые никогда не общаются друг с другом посредством речи. Они только кивают, качают головой, размахивают руками или свистят. Сегодняшний образчик языка знаков свидетельствовал о том, что ни один из двух легавых не догадался заглянуть в полку под музыкальным центром, и мне еще рано собираться в кутузку. И как только полицейские отправятся восвояси, мне надо будет собираться в Новую Англию, которая все же лучше, чем тюрьма.
