Рита Тальвердиева - Династия. Семь обретенных Я
— И не было никакого выхода? — глухим голосом спросила Ната.
— Увы, через искупление. Спустя 100 лет заклятие кончится и Дом Романовых обретет новый импульс.
— С 2018-го? — посветлела лицом Наташа.
— Скоро, — недоверчиво хмыкнул я.
— Получается, наши прадеды уже выстроили нашу судьбу? — спросила Наташа.
— Не судьбу — колею. Даже четыре колеи на выбор, — уточнил Мармаров. — У нас всегда по 4 прадеда, не так ли? И по 8 прапрадедов…
— Целых 8 проекций моего alter ego! — обомлела Наташа.
— Но что мы знаем о них?! — пожал я плечом.
— Это, простите, не ко мне, — не удержался от колкости Мармаров.
— Натали, а вы слышали легенду о ларце с пророчеством о падении Дома Романовых? — желание взять реванш не отпускало.
— Разумеется, — кивнула Наташа. — Самое страшное, они зналио своей обреченности. У Николая II в Зените, — указала она на вершину компаса, — свергнутый и убитый Петр III. На Западе — взорванный террористами дед. А Восток обагрен кровью вероломно убитого прапрадеда. Опорой лишь домашний очаг и Россия… Мечтать о троне?!! Кто мог, отрекался. Кто не смел — подчинялся долгу, взваливая тяжелую ношу. Вот отчего так пришелся ко двору Распутин… Он появился вовремя. Почти вовремя.
— Ну-ка, ну-ка, — повел бровью Мармаров, а его карандаш сделал стойку.
— Распутин владел тайной компаса Авеля! — выпалила Наташа.
Я онемел. Но лишь на миг. Мощным восклицанием к словам Наташи выплыло из памяти знаковое обращение Распутина к императорской чете: «Папа», «Мама». Скажете — бесцеремонность? Возмутительная фамильярность? По компасу Авеля — истина. Такая же неоспоримая для русского мужика, как кредо намагниченной стрелки — упрямо держать вертикаль. И — его знаменитое: «Пока я жив, будет жить и династия». И то, что он говорил Государю: «Моя смерть будет и твоей смертью» — из того же знакового ряда прорицателя Авеля. А завещание Распутина?! Неоднократно отредактированное историей, выхолощенное временем… Но! Во всех воспоминаниях и «редакциях» проявлялось одно: его писал тот, кто ориентировался по компасу Авеля! Я оглушительно чихнул — не сдержался.
— Правильно! — выкрикнули одновременно мои собеседники и рассмеялись.
— Будь здоров, Арсений! — пожелала Наташа.
Она вспомнила мое имя.
— Ученица, ты превзошла Учителя! — разулыбался Мармаров. — Теперь компас откроет твою самую счастливую сторону Света, где всегда исполняется «все-все»…
Предзакатное солнце — реверанс курортного лета — наложило на лица розовые тона. Или это сияла Наташа?
— Я ответил на твой вопрос, Наташа?
— Кое-что еще надо проверить, — лукаво повела она глазами.
— Значит, отец — это трон? — продолжила Ната, обращаясь уже исключительно к «компасу». — Отца нет, мой тронрухнул… Идем дальше… От «Севера» до «Запада» — отец отца — мой дед! Это — весь мир… союзники…Или… враги?! Мой дедуня мне враг?! — Яростно перечеркнув слово враг, она порвала бумагу . — А мама? Опора?! — смешок застрял в горле. Но ненависти в глазах уже не было.
— Нам многое дается свыше, — произнес Мармаров. — В том числе и выбор.
— Так выбор был и у Николая Второго?! — ахнула Наташа. — При семи обреченных «Я»?!!
— Он сделал свой выбор. — Карандаш Мармарова лег на стол. — Вы еще сомневаетесь?
Ошеломляющая тишина прошлась ознобом по коже.
Лишь когда дверь впустила нового клиента и в зал ворвался гул с улицы, в кафе вновь зазвенели столовые приборы.
— Первое, что сделаю я, — очнулась Ната, — расспрошу деда о его родителях… Мечты его отца скорректируют мой сектор Юга — кирпичик в мою размытую опору не помешает. А его мама, рассказывал дед, телеграфистка… Мой Зенит, мой Север. Эх, не видать мне трона, как своих ушей.
— Телеграфистка?! В начале 20 века?! — воскликнул я. — Это так же круто, как программист в начале 90-х…
— Очень обнадеживающе! — подхватил Мармаров. — Телеграфистами, как и всеми новыми профессиями, заведует Уран. Его главная тенденция — неожиданный вертикальный взлет, порой в одночасье. Возможно, и к «трону», — задумчиво добавил он.
— Как у Золушки? — тихо, не своим голосом, обронила вдруг Ната.
* * *— Кажется, Арсений, ты продул пари, — оторвалась Наташа от «компаса». — Наверное, мне пора… Можно вызвать такси? — обернулась она к официанту.
— Признаешь, что продул? — улыбнулся Мармаров.
— Жаль только… — скосил взгляд я на девушку.
Наташа вновь водила пальцем по «компасу» — от одного венценосца к другому…
— Обойдусь без твоего пригласительного, — незаметно подмигнул мне Мармаров. — Отдай Наташе. Тем более, билет-то на двоих.
В ее распахнутых глазах синь обернулась бирюзой. Теперь я знаю, какого цвета надежда.
— Пойдешь со мной? — выложил я на стол пригласительный. — Или…
Она промолчала.
— Тебе есть с кем пойти? — растерялся я.
Пряча взгляд, Наташа кивнула.
— Что ж, — постарался я скрыть разочарование, — значит, так будет лучше. Бери!
Вспыхнувшая улыбка стоила больше потока благодарностей.
— Мне пора, — тут же стала прощаться Ната. — Выдернув исписанные листы из блокнота, она аккуратно их сложила, спрятала вслед за пригласительным в сумочку и ушла.
Наше такси пришло следом. Мармаров торопился на свой санаторский обед.
Официант, получив по счету, проворно сложил на поднос посуду. Я, как давеча подружка Натальи, проводил взглядом почти нетронутое блюдо с деликатесами.
— Да уж, удочка у вас получилось знатная, Михаил Данилович. Зато свою наживку я, кажется, упустил…
— Разве достать второй пригласительный проблема?
— Разумеется, нет. Репортаж-то никто не отменял. Я о другом, — поскреб я подбородок, подбирая слова. — Вы уверены, что Наташа воспользуетсяпригласительным? — И небрежно добавил:
— Проблема нового бального платья осталась за скобками нашей темы.
— Вы действительно так считаете, Арсений? — повел он бровью.
Натали Песня о счастье
Когда что-нибудь сильно захочешь, вся Вселенная будет способствовать, чтобы желание сбылось.
Пауло Коэльо, «Алхимик»После бала
Заржавевшее колесо Фортуны, действительно, повернулось. А сама жизнь затрепетала вдруг большим Алым парусом. Сон?
Но вот они, исчерканные листы с чудо-компасом, где сверху тот, что исписан уже дома. Мое «Я» — на Востоке, а рядом, у других сторон Света, проклевываются, зреют, цветут, рассказывают о себе обретенные и обретаемые мои «Семь Я».
Сколько раз за волшебную неделю прозрения хотелось подпрыгнуть от радости и запеть! Как в детстве. Разрозненные куплеты сложились в забытую песнь восторга…
За неделю до бала
Знаю, это невозможно —
Реки вспять не повернуть,
Но звездой звенит надежда,
Что отыщешь ты свой путь…
Путь, тропинку иль канал ли,
Путь от топи до земли,
От Созвездия Менялы
До Созвездия Любви… [4]
Свершилось! И тут же к зеркалу — смотришь на себя, как впервые. На мне настоящее бальное платье… Куплено за гораздо меньшую сумму, зато… хватило на костюм деду. И к чему мне неподражаемое платье, если в этом — неподражаема я!
Жаль, не взяла номер телефона Арсения: дедуня идти на бал отказался. «Добрый повод еще будет», — со значением произнес он.
Свершилось! И боль от щипка приводит в восторг — не сон! И пленяют звезды в глазах и нестираемое счастье в рисунке дрожащих губ: «Это — я?!»
Великолепную «удочку» вручил мне Мармаров!
Поначалу деда насторожило мое выражение лица, потом удивило, но следом, разумеется, растрогало. Я впервые за много лет (сама!)растормошила его вопросами — о его детстве, юности и мечтах. А когда, затаив дыхание, спросила, помнит ли он своих деда и бабушку, он опешил. Моя вина, знаю — моя… Что ж, я заварила его любимый жасминовый чай, выложила галеты и обожаемые им шоколадные батончики. И… похвасталась пригласительным. На бал.
Так, прихлебывая чай и время от времени макая в него галеты, слово за словом, он повел свой рассказ… Я слушала, примеряя судьбу своих неведомых прежде «Я».
— Дедушку звали Осип… В 1881 он родился. Легко запомнить! — воодушевился дедуня моим вниманием. — Тогда же родился твой любимый Цвейг и умер Достоевский…
