Лилия Беляева - "Новый русский" и американка
Нет уж! Я — за справедливость! И за уважение к природе! И если Господь создал мужчину и женщину, — значит, им нельзя подолгу обходиться друг без друга!
…В то утро, помню отчетливо, я позавтракала одним яйцом. И чувствовала себя вполне умиротворенной, возлежа в шезлонге… И думаю, если бы я не ела в то утро яйцо, а, к примеру, жевала бы овсяную кашу, — ничего из ряда вон не произошло бы… Скорее всего — нет.
С другой стороны, пути Господни неисповедимы…
Так вот, я сидела в то утро в шезлонге возле бассейна, и на моем теле жемчужинами поблескивали капли морской воды — я только что поплавала.
Я наслаждалась покоем, ощущала силу и грациозную прелесть своего незаурядного тела, распластавшегося в шезлонге, уверена, весьма обольстительно для посторонних, естественно, мужских глаз, — и сквозь темные стекла очков видела темную воду в бассейне у своих ног, темные тела купальщиков и слышала близкий шепот моего вежливого, обходительного самурайчика:
— Джоан-сан… Джоан-сан… Я никогда не забуду…
Слышала и один раз кивнула ему благосклонно, чуть покосившись в его сторону, но не снимая темных очков, — в общем-то лень было, я взяла от него все, что могла… А если он готов ещё отдать в мое распоряжение свой, в сущности, не больно-то какого высокого класса меч, что ж, если будет настроение, — я решусь, пожалуй… Ровный гул двигателей под палубой теплохода приятно убаюкивал. Пенный след за кормой, похожий на… (пытаюсь быть целомудренной) ворох белоснежных кружев, тоже намекал, что здесь, в пределах этих обстоятельств, никаких неожиданностей быть не может.
Единственное, что меня несколько смущало, это то и дело всплывавшее в памяти яйцо перед тем, как мне его пришлось стукнуть ложечкой и разбить. Такое ровненькое, кругленькое, розовое, прелестное… Мне почему-то подумалось (ах, уж это девичье воображение!), что если бы… если бы… у мужчин в их интимном месте, а точнее, из их интимных зарослей выглядывали не те корявенькие, сморщенные, абсолютно невкусные предметы, а чистенькие, бело-розовые, аппетитные яички…
Вы, дорогие мои читатели, а особенно читательницы, конечно, догадались уже, что я хочу сказать? На что намекаю?
Правильно, вариации с яичками не случайно несколько туманили мой мозг, выбивая из окружающего реального мира. Да, да, увы, я опять жаждала, чтобы кто-то, простите за прямоту… меня трахнул. Опять язычки пламени плясали среди моих растревоженных внутренностей и обжигали не только пятое ребро, но и ноготь на мизинце левой и правой ноги. Уж я такая, какая есть…
И вдруг…
Уверяю вас, такого «вдруг» не было ни у кого, никогда, это «вдруг» было создано Богом только для меня одной, какая я есть, со всеми моими причудами, слабостями, прегрешениями и надеждами. Вдруг на край бассейна встал высокий, широкоплечий мужчина в белых плавках. Прибавьте к этому, что был он белокур и его светлые кудри падали на загорелый дочерна лоб, и весь он был загорел, каждым упруго, яростно выступающим мускулом, и оттого уже этим приятен. А сочетание такого темного, крепкого тела с плоским животом и белых, как горный снег, плавок — так и било в глаза даже сквозь темные стекла очков.
Не знаю почему, но мне тотчас захотелось снять очки, что я и выполнила. И не зря. Мне была дана возможность секунд пять полюбоваться этим, до сих пор незамеченным, представителем мужской породы — его мощной, волосатой, невероятно сексапильной грудью, прямостоячей крепкой шеей, ловко поджатыми, даже уже с виду вкусными ляжками, слегка расставленными длинными, невыразимо прекрасными мускулистыми ногами, опушенными чудесным рыжеватым мхом… которые пахли, я была убеждена, мякотью свежего арбуза и чуть-чуть мексиканским кетчупом с привкусом морской капусты, разумеется, не вареной, а сырой… Мое сердце остановилось… мои грудки налились горячим, отяжелели и повернули напряженные, жадные дульца в сторону столь превосходного представителя мужской породы. Бог мой, я едва успела поймать носовым платочком капельку сладкой слюны и промокнуть её в уголке губ…
Естественно, мой хищный, захватнический интерес не ограничился обозрением только окрестностей, ибо я убеждена, что все мужские особенности, качества, ландшафты тела существуют только как гарнир, а основное, главное, существенное — это фаллос. Я сосредоточилась взглядом именно на этом основном предмете мужской доблести и получила возможность полюбоваться многообещающим изобилием плоти, которая по праву, по высшему велению, принадлежит женщине. И меня, признаюсь, немного огорчило то, что незнакомец внезапно вытянул руки и нырнул в бассейн, подняв брызги.
А дальше события развивались и вовсе невероятно. Хотя все шло вроде бы буднично, обыкновенно… Я почувствовала аромат кофе… услыхала учтивый голос моего благодарного самурая:
— Джоан-сан… вы изъявили желание… доставьте мне удовольствие…
Перед моими глазами воссияла на солнце розовая, словно раковина, кофейная чашечка, почти до краев наполненная черным, дымящимся кофе.
— Спасибо! — мило улыбнулась я своему милому самураю и взяла из его рук розовое блюдечко с розовой чашечкой. Только-то.
И именно в этот момент вдруг услыхала смех со всех сторон, который перерастал в хохот. Я решила, что сделала что-то не так, неловко, неуклюже, и оглянулась в растерянности…
Но смеялись не надо мной. Все глаза были устремлены в одну сторону, я посмотрела туда и — едва не выронила хрупкие блюдце и чашечку из рук. Я увидела невообразимое в месте массового скопления народа — из бассейна только что вылез давешний загорелый блондин в белых плавках и стоял, потряхивая плечами, весь в бриллиантах свежих капель воды и смахивал ладонью с глаз налипшие волосы. А вокруг разрастался хохот… Потому что этот невообразимый блондин стоял абсолютно голый — его белые плавки оказались того рода, что продаются в качестве «сюрприза» и в морской воде просто тают. Так что на всеобщее детальное обозрение был выставлен весь его потайной пороховой погреб…
— Русский… русский… «Новый русский», — раздавались веселящиеся, самодовольные голоса…
Мужчина в «съеденных» морской водой плавках все ещё ничего не понимал, стоя под перекрестием десятков любопытных, злорадных взглядов. Он стоял как, положим, натурщик в мастерской художника. Как анатомический «препарат», по которому студентам медвуза очень удобно изучать строение человеческого тела и особенности мужской особи.
А когда он понял, над кем и почему смеются, вздрогнул, попробовал обеими ладонями прижать упругую, обильную, восхитительную плоть, выпирающую наружу, — и побежал, крепко стуча по палубе мокрыми пятками, забыв, видимо, что где-то же здесь, поблизости, должно лежать его полотенце или даже халат.
Кофе? Японец? Я забыла о них совершенно, хотя продолжала держать блюдце с чашечкой в руках, и даже отпивала, и даже что-то отвечала своему вежливо-приставучему самурайчику. Но перед моими глазами всё клубилась могучая паховая поросль высокого, широкоплечего блондина или, как его обозначила праздная палубная публика, — «нового русского», и как из упругих даже на взгляд, кудрявых клубов этой мужской, звериной шерсти выпячивается полновесная, добротная деталь, особенность, доблесть, отрада для женских рук, губ и… И, помимо моей воли, мое воображение рисовало тот момент, когда соблазнительно-восхитительный кинжал высокого блондина сыщет достойную жертву для того, чтобы нанести истомленным, ждущим глубинам точный, могучий, полыхающий сладкой негой удар…
И как же поступает женщина, когда в эту, столь странную, взвинчивающую минуту рядом с ней находится услужливо-уступчивый, безупречно вежливый японец из мира бизнеса с непременной плоской упаковочкой презервативов во внутреннем кармане пиджака? Такая женщина, подлинная женщина, как я? Она в свою очередь улыбается японцу и тоже очень вежливо, но отчетливо говорит ему:
— Пойду прилягу…
— Усталость? — радуется японец, намекая, конечно же, на то, какой он, выходит, бравый, если сумел так уморить довольно крупную, длинноногую женскую особь…
— Да… увы, — врет длинноногая американка, у которой в роду были и актеры, и жонглеры.
И уходит… прочь от чистоплотного, ни в чем не виноватого японца, который, судя по наклейкам и «лейблам» на его вещах, весьма преуспевает где-то на своем, отвоеванном у других, месте…
В своей каюте я первым делом, как всякая нормальная женщина, приникаю к зеркалу и произвожу смотр своей наличности — внимательно, придирчиво разглядываю лицо, шею, плечи, грудь, живот и немножко приостанавливаю взгляд на своем потайном «гнездышке», которое дымится темно-каштаново и молодо, очень молодо, хотя мне уже не восемнадцать, а двадцать восемь. Ни в чем не могу упрекнуть и свои ножки, достаточно длинные и стройные для того, чтобы сделать карьеру манекенщицы. Я это знаю точно — в свои шестнадцать бегала с подружками на конкурс и получила приз и предложение от фирмы купальников… Но при этом требовалось регулярно тренироваться, надрываться, а я по гороскопу Водолей и, вероятно поэтому, не способна к постоянным, изматывающим усилиям. К тому же предложение от фирмы купальников я получила в тот момент, когда только-только распробовала вкус блаженной, бесценной сексуальной зависимости от мужчины, всего каких-то пять дней назад у меня, девочки-недотроги, профессорской дочки, ученицы частного дорогого колледжа, рыжеволосый капитан юношеской хоккейной команды Фрэнк Джордан своей капитанской, решительной, абсолютно несгибаемой «клюшкой» порвал мою драгоценную, заношенную девственную плеву, хотя все мои ближайшие подружки уже давно существовали без нее.
