Владимиp Югов - Человек в круге
Теперь майор выговаривал мне, что в мой адрес иногда от Семенова, из его родной Рязани, где он устроился заведующим заводского какого-то клуба, идут ведь письма?
Железновский глядел на меня в упор и как-то снисходительно покачивал головой.
- Впрочем, - сказал он, - я так и не ответил, кого встречаем. Встречаем, мой друг, самое высокое наше начальство. Конечно, не знаем, кто прилетит. Не сам. Но дело - серьезнейшее. Сбежал-то не Смирнов, шофер пусть и первого класса. Сбежал - комендант. Ты шурупаешь?
- У вас - что? Никто и никогда не сбегал? Я читал...
- Ты поменьше читай. Я имею в виду, о таких вещах... Так вот: такие не сбегали! И что хочу сказать, я рад. - Нагнулся ко мне и задышал водочным перегаром - пожалуй, был слишком пьян для таких слов. - Знаешь, почему я рад?
- Знаю. Ты хочешь отличиться. Там, где ты был, начальства много. А здесь ты да полковник Шмаринов.
Железновский резко повернулся ко мне, взял меня слегка за грудки. Я оттянул от себя его руку.
- Ну, ну! - усмехнулся он, возвращая машину в чуть заметный след. Ты, брат, в историю лезешь.
- Я не лезу в историю, - раздельно, почти по слогам сказал я. Только не люблю, когда меня берут за грудки и снисходительно предлагают дружбу, прямо скажем, невысокого качества.
- Обиделся! - засмеялся он. - Конечно, обиделся... Но ведь и я на тебя обиделся... Если по-честному говорить, туда ему, подонку, и дорога! Пусть сбежал! Нам с тобой лучше! Ты ведь с его женой танцевал в Доме офицеров. И оглядывался: нет ли рядом мужа?.. У меня ее из-под носа увел, старшина!
- Погоди, погоди! Ты был тогда в гражданском?
Я все сразу вспомнил: как был на танцах (политотдел выделил мне "вольную": хотя я служил срочную, но ведь был на майорской должности, получал офицерские деньги и по выделенной этой "вольной" имел право посещения, причем в любое время дня и ночи, всего гарнизона), как упоенно танцевал и как у какого-то шмакодявки гражданского увел из самых его рук очаровательную женщину. Если это был он, Железновский, и он знает, что она жена коменданта, сбежавшего за кордон, то, следовательно, мы с ним ее знаем. И если это была она, трудно представить, как от такой женщины можно куда-то бежать?
"Додж" вкатил на дурные земли. Конечно, я не знал этого слова "бедленд". Я не знал английского языка. Железновский знал и это слово, и говорил по-английски и по-французски. Я не знал тогда, что он сын известного генерала. Даже известный генерал не мог оградить его после проступка, который совершил Железновский. Пришлось снять с него звездочку и отправить сюда, в ад и пекло, где, как пишут, местный сухой юго-западный или южный ветер, направленный из Афганистана в районы Западного Памира и верховий Амударьи, ветер, называемый афганцем, нещадно несет вам в лицо сухую пыль и угнетает не только вялую жалкую растительность, но и любые, даже самые сильные человеческие души.
Уже сотни людей трудились тут, превращая почву, взятую эрозией, в ровную накатанную площадку.
- Пошли! - коротко скомандовал мне майор Железновский. - Найдем сейчас, - довольный смешок, - найдем коротким способом, тех, кто за этих лошадок отвечает... Браво, уже бежит первый!
Действительно, к нам быстрым шагом направлялся человек в военной форме. Это был кругленький сдобненький подполковник в новой, плохо сидящей на нем форме. Не доходя до нас метров десять, подполковник перешел на смешной строевой шаг и, неловко остановившись перед Железновским, неумело приложил руку к козырьку уже потной фуражки.
- Товарищ майор, - затрубил он неожиданно приятным баритоном, команда номер семь к работам приступила два часа назад. Докладывает подполковник Штанько.
По всему было видно, что Железновский доволен собой, своим положением.
- Бросьте, подполковник, циркачить, - заурчал начальственно он. Если уж в запасе соскучились по строевой, то - после всего этого... - И обвел царским взглядом все окрест.
- Слушаюсь!
Штанько стал демонстрировать отход, но толстые его ножки запутались в принесенной сюда ветром перекати-траве, он едва не упал, но не терялся и пробормотал:
- Простите, товарищ майор! Извините мне мою неловкость... Я все равно слушаю ваши указания.
- Вы кто по специальности?
Железновский все-таки был человеком - он помог Штанько удержаться на ногах, поддерживал его теперь, заглядывая в лицо.
- Я инженер, - Штанько, наконец, ловчее устроился на этой дурной земле, он отряхивался. - Точнее - главный инженер. Еще раз - простите мою неловкость... Всегда у меня так! О вашей строгости мне говорили и, поверьте, я все сделаю, что в моих силах. Вы, наверное, видите уже...
Железновский нетерпеливо перебил:
- Хватит, подполковник! Слушайте внимательно. Мне нужен аэродром к ночи. Вы поняли?
- Да, я уже это знаю. Мне это уже ясно. И потому понятны строгости.
Железновский смягчился:
- Ну строгости такие... Кровь из носа - чтобы мягкая посадка.
- Но, товарищ майор... Вы знаете, я не успел даже захватить отдельные приборы. У нас кое-какие приборы отсутствуют.
- Так вы что? За приборами собираетесь махнуть? - насупился майор.
- Что вы! Что вы! - испугался Штанько. - Это же... Пройдет вечность!
- Так зачем вы о них говорите? Зачем они вам нужны? Вы что, здесь останетесь навсегда? Нам главное - посадить. И отсюда вывести и довезти.
- Я это так и понял, - почему-то обрадовался Штанько. - Сейчас мы разбились на три группы... Только позвольте спросить... Две группы я отправил на дороги. Но - какие? По каким они поедут?
Железновский окаменел, глаза его побелели:
- Что?! Я не понял? Повторите!
- Но поверьте... Это не праздный вопрос. И я тоже - секретный человек. Я руковожу большим оборонным заводом.
- Вы руководили заводом, - холодно отрезал Железновский. - Сейчас вы руководите строительством аэродрома. И если вы будете руководить так, как теперь, - вам не вернуться на завод. Вы забудете о нем навсегда. И спрашивать о дорогах, по которым поедет прилетевший товарищ, вам никогда больше не придется.
Ловкое доброе лицо подполковника Штанько как-то вытянулось, губы побелели, но голос он не потерял, баритон его заклокотал уверяюще: "Есть, слушаюсь". Но сам Штанько стоял все, не поворачивался.
- Идите, идите! - брезгливо проворчал Железновский, но тут же смягчился: - Палатку, надеюсь, поставили?
Штанько уловил этот смягчающий тон майора и забарабанил:
- Для вас - да. И со всеми удобствами.
- А вода?
- Вода, товарищ майор, даже минеральная. Холо-одная, бестия! Я с ледком вез!
- Это отлично!
- Конечно, товарищ майор, отлично! - Штанько вдруг впервые заулыбался, его лицо стало похоже на наливное яблочко. - И еще кое-что, к воде минеральной!
Железновский молча оглядел его и пошел туда, где, по его представлению, была поставлена палатка. Он через некоторое время оглянулся. Увидев, что я стою на месте, рассердился:
- Пойдем, пойдем... Умоемся, пообедаем...
Я поплелся за ним.
Всех этих людей, усыпавших бэдлэнд (Железновский произносил так: bad lands), как я понял из разговора, мобилизовали четыре часа тому назад, обмундировали уже в военных самолетах, потом посадили в старые вагоны и довезли до маленького городка Н. Оттуда на танках - другой вид транспорта практически непроходим - доставили сюда и сразу бросили на эти земли, где была облюбована площадка для посадки самолета. Кто ее выбирал - даже не дело Железновского, которого назначили старшим. Штанько был крупным инженером. Он построил немало и дорог, и электрических станций. В войну отличился в Беларуссии. Его тоже, как и всех, подняли на ноги, когда он только что притопал пешочком на завод - чтобы чуть похудеть, не пользовался транспортом. Вместе со всеми заводчанами впихнули в самолет, дали форму подполковника (он был подполковником запаса) и везли потом, после самолета, на ветру, в вагонах и на танках.
Штанько все-таки заскочил в нашу палатку на несколько минут, все это он сумел пересказать коротко с юмором, с украинской улыбочкой.
Железновский налил ему рюмку коньяка, который оказался в палатке. Но Штанько наотрез отказался. И превратил отказ тоже как бы в юмор.
- Кто будет отвечать, если что? Штанько? Пусть уж скажут, что он был совершенно трезв.
Когда за ним захлопнулась оригинальная дверь палатки, Железновский хмыкнул - он уже выпил три рюмки:
- Смекай!.. Да ты садись поближе. Учись общаться. Вижу, совсем неотесанный ты чурбак. Как мой начальник.
- Воспитание страдало. - Я присел к столу, уютно, посередине палатки поставленному для нас двоих. - Некогда было учиться. Да и не у кого.
- Не у кого! Тоже скажешь... Учись на опыте. Моем дурном опыте. - Он выпил еще рюмку. - Я думаю, завтра утром прилетит. Так что сегодня можно и расслабиться.
- Утром?! Завтра?!
- А чего ты удивляешься? Думаешь, этот кругленький подполковник не справится? Да он носом рыть станет! Он же привык все выполнять. Ты что, по его харе не видишь? Да он их... Он их всех в гроб положит, а выполнит.
