Фридрих Незнанский - Возвращение в Сокольники
Слышал старик этот древний тюремный анекдот и захохотал.
– Ну как скажете! Сейчас прикажу! И чтоб из Монако, да?
– Оставьте, – успокоил его Турецкий. – Мы ж не для этого пришли сюда. Так не будем терять и вашего, и моего дорогого времени.
– Как скажете, как скажете… – вздохнул старик и хитро сощурился. – А козлу одному я приказал все же дать по рогам. Знаете за что?
– Интересно.
– За непочтительность.
– Ну что ж, если на пользу… Так о чем же будет речь идти, к чему так длинно предисловье?
– Да предисловье, глубоко уважаемый мною лично Александр Борисович, необходимо для того, чтобы вы успокоились, перестали нервничать и думать, будто что-то вам здесь угрожает. Может, все-таки по рюмочке? Ах да, все позабываю, что у вас впереди служба. Разговор будет абсолютно доверительным. Я скажу, вы сделаете мне одолжение и выслушаете, после чего обменяемся, если потребуется, аргументами. Идет?
– Ну идет. Скажите, пусть кофе принесут. Черный.
Старик щелкнул пальцами, и официант, на которого взглянул Турецкий, немедленно кивнул. Что он понял? А черт их всех тут знает.
– Александр Борисович, дорогой мой. – Старик достал очки в хорошей оправе, надел их на кончик носа, но посмотрел на Турецкого поверх стекол. – Знаете ли что? Вы всем надоели.
Точно так же надел свои очки и Турецкий и тоже, глядя сверху, уставился на старика.
– Повторить?
– Зачем, у меня всегда было хорошо со слухом. Кому надоел? Можно конкретнее?
– Всем. Наверху, в середине, внизу. В вашей собственной Генпрокуратуре и в Министерстве юстиции. В МВД и ФСБ. В Кремле и на местах. Повсюду. Ну послушайте, право, это у вас таков стиль – брать любой висяк и раскручивать его. А всем ли это надо? Вы задумывались? Нет. Вы – умница. У вас определенный талант. Вы умеете работать. Но! Вы начинаете крепко мешать. – Увидев желание Турецкого возразить, старик предостерегающе, но без всякой угрозы поднял ладонь. – Я повторяю, у вас редкий по нашим временам талант. Есть тысяча… пусть даже сотня! Да хоть и десяток достойных мест, куда вас примут с распростертыми объятиями! Послушайте меня, старика, Александр Борисович! Уйдите вы с этой чертовой Дмитровки, которая у больших людей уже вот где! – Он похлопал ладонью себя по загривку. – Заживите наконец-то спокойной и счастливой жизнью! – Он наклонился еще ниже над столом, глядя снизу вверх ну просто поразительно честными и преданными глазами. – Ирина Генриховна – умнейшая женщина и глубоко вас любит, искренне переживая ваши эти сумасшедшие ситуации. О дочке я уж и не говорю. Вы любите эту Мару. Знаю, видел. Роскошная женщина. Любите, ну и любите себе на здоровье! Им-то всем зачем жизнь портить, которая у всех – одна! Одна, Александр Борисович, дорогой вы мой…
– Говорите вы хорошо…
– Честно, Александр Борисович. И доверительно. Тет-а-тет, как говорится. – Он вдруг обернулся и тихо спросил: – В чем дело? Где кофе?
И тотчас из-за спины Турецкого рука в накрахмаленной манжете протянула и аккуратно поставила чашечку черного кофе. А перед стариком официант, обойдя стол, поставил маленький графинчик с коньяком, судя по всему. Старик, отстранив руку услужливого официанта, взял графинчик сам и налил понемногу в две рюмки.
– С кофе – совсем неплохо, – сказал он, чуточку подвигая одну из рюмок навстречу Турецкому. – А я кофе, к сожалению, на ночь уже не могу. Мотор пошаливает. – Он похлопал легонько себя по груди. Поднял свою рюмку, показал Турецкому, что он с ним как бы чокается, и выпил. Отставил в сторону.
– Скажите мне по-совести, Александр Борисович, сколько бы вы хотели отступного?
– Как-то не приходилось думать на эту тему.
– А вы прикиньте! Двести тысяч «зелененьких»? Без налогов и обложений. На устройство новой жизни. Это – сумма.
Турецкий вздохнул. Поправил очки, усмехнулся.
– Ну ладно, пусть будет двести пятьдесят. На тех же условиях.
– А с вами, смотрю, не соскучишься.
– Александр Борисович, – похоже, старик обиделся немного, – ну сами-то побойтесь Бога! Триста – это уже край!
– А если я откажусь?
– Не стоит вам этого делать. – Помрачнев, старик резко мотнул головой. – Я ж говорю: край.
– Ну а все-таки? – Игра была совсем не забавной, но казалось, что старик еще не все сказал, что ему велено. И не он здесь тоже главный. Но и не пешка.
– Если вы совершите эту ошибку, понимаете? – Взгляд старика стал холодным и строгим. – Ну… для начала… на вас уже столько компромата, что мало не покажется. Особенно если вылить все разом и практически во все центральные издания. Одно дело, когда вы сами уходите, совсем другое, когда вас попросту вышвыривают. А речь пойдет об этом… Дальше – жена и дочь. Вряд ли им нужен такой позор!
– Но есть же и радикальные способы решения сложных вопросов? – Турецкий откровенно ухмыльнулся.
– Есть… – Старик внимательно посмотрел ему в глаза и тоже хмыкнул: – Конечно, есть. Но зачем? Вы – настоящий профи. У вас, повторяю, талант. А мы что, идиоты, чтоб убирать тех, на ком дело держится? Бывают, разумеется, безвыходные ситуации. Случаются и ошибки, куда без них, все – живые люди. Но вас мы уважаем. Да и скандал, честно говоря, никому не нужен. Ну уберут… Кинутся распутывать. Пока то да се, дело стоять будет! Вам ведь в вашей практике частенько подбрасывали уже ненужного киллера, верно? Ну что ж, мавр сделал свою черную работу… А вы еще молодой. Мне бы да ваши годы! Ох, дорогой мой!…
– Я так понимаю, что выбора вы мне не оставили, предложив взамен некоторые варианты, да?
– Абсолютно верно. И я очень рад, что вы это правильно поняли. Значит, не все так плохо, верно?
– А подумать я могу?
– Разумеется! Кто ж такие проблемы решает с бухты-барахты? Конечно, подумайте. Ха, помните шутку переломных лет? «Вступлю в партию. Возможны варианты!» Ох, Александр Борисович, дорогой вы мой, нет ничего нового на этом свете. Думайте, размышляйте. Недели вам вполне хватит.
– На что? – наивно спросил Турецкий.
– На то, чтобы написать достаточно убедительное заявление вашему другу и шефу Константину Дмитриевичу Меркулову и найти собственные аргументы, если мои не показались вам достаточно убедительными. Сегодня у нас с вами что? Воскресенье. А у вас работа, это ж надо? Действительно, ни сна ни отдыха… Ну вот, до следующей субботы как раз и хватит. Ежели желаете наиболее удобный для себя вариант… В субботу, скажем, на этом же месте либо где-нибудь рядом, договоримся еще, вы приносите мне в конверте копию врученного Меркулову своего заявления об уходе из Генеральной прокуратуры – не из юстиции, помилуй бог! – я беру у вас этот конверт, вручаю другой, где будут находиться триста тысяч баксов, при необходимости предоставляю вам охрану – чин по чину! И мы расстаемся. Каждый идет в свою сторону.
– Значит, вы уже все продумали? А где гарантии?
– Александр Борисович, – обиделся старик, – не надо. Вон у вас поди «макаров» под мышкой, а я разве усомнился, что у вас тоже есть слово чести?
– Скажите, я даже не знаю вашего имени, где я мог вас видеть раньше?
– А вы можете меня в дальнейшем называть Иван Иванычем, чем плохо? Истинно по-русски. Но мы не виделись. Точнее, вы меня – нет, зато я вас и видел, и многое о вас знаю. Профессия такая.
– Адвокат?
– И это. Отчасти. Но не будем забивать мозги мелочами. Значит, в следующую субботу. Примерно в середине дня. Уточним. Здесь или рядышком. Даю вам свое слово. Оно ценится.
– Не сомневаюсь. Ну а если все-таки передумаю? Сразу стрелять будете?
– Хотите знать, к чему готовиться? Право, не стоит. Однова живем, Александр Борисович, как говорили старики. К коим я принадлежу в гораздо большей степени, чем вы, молодой еще, по сути, человек… Но чтобы вы, как тот райский плод, быстрее дозревали, в течение недели разок-другой вам, вероятно, напомнят о нашем уговоре. На дорожку не желаете еще? – Старик щелкнул пальцем по графинчику.
– Нет, благодарю вас.
– Вольному – воля.
Старик чуть привстал и кивнул Турецкому, прощаясь.
Руки они друг другу не пожали. Александр Борисович, скосив глаза, увидел застывших истуканами братанов, сидевших перед банками с пивом. Тоже кивнул и поднялся.
Выйдя из «Фиалки», всей грудью вдохнул вечерний апрельский воздух и вдруг ощутил, что у него закружилась голова. Может, от напряжения.
Он задернул молнию куртки до самого подбородка и пешком пошел в сторону метро.
И подспудно проклюнулась мысль: ты будешь большой дурак, Турецкий, если не найдешь выхода. И большой негодяй, если с ними согласишься…
Глава первая
В ТЕМНОМ ПОДВАЛЕ
– Турецкий! Где ты опять шляешься? Где тебя все время черти носят?
Вопросы – один другого интересней…
– Ты, что ль, Василь Васильич? Где, не вижу!
– Ну сам подумай головой, какой еще дурак будет сидеть тут, в темноте, ночи напролет? И ждать, когда господин «важняк» соизволит прибыть?
