Галина Романова - Стервами не рождаются!
— От прежних жильцов все осталось, — пояснила Клавдия, заметив интерес девушки. — Я с плавания вернулась, а жить и негде. Комнату тут сняла, а барахло съехавшие жильцы оставили.
— Понятно, — кивнула Алька, обессиленно опускаясь на белый пластиковый стул, скорее всего позаимствованный из ближайшей пивнушки. — Так где же Андрей?
Клавдия переглянулась с Михаилом, который настороженно поглядывал из угла, и загадочно хмыкнула.
— А нету Андрюхи-то, — пояснила она, опустив ее сумку на пол у платяного шкафа. — Он соседнюю комнату снимал. Появлялся крайне редко. Мы уже с Мишкой знали — если здесь, значит готовый. Ну в том смысле…
— Я знаю, что означает «готовый», — поспешила вставить Алька.
— Ну вот, значит. — Клавдия села на стул напротив и продолжила. — Потом он дня три похмелялся. Нас все к себе зазывал. Я-то не употребляю, а вон Мишка с ним сиживал.
Мишка издал возмущенный вопль, протестуя против несправедливости замечания Клавдии. На что она лишь снисходительно ухмыльнулась и принялась барабанить длинными цепкими пальцами по своей угловатой коленке. Но ее молчание подогревало его еще больше. Он принялся метаться по комнате, размахивая руками и вспоминая дни, когда и Клавдия была не прочь пропустить стаканчик-другой за счет хлебосольного соседа. Одна его фраза, в которой Клавдия почему-то сравнивалась со страусом, той особенно не понравилась. Издав победный клич, она вскочила со стула и с диким воплем врезала неблагодарному сожителю по физиономии.
По силе они почти не уступали друг другу, нанося хлесткие удары и перемежая все это непечатными словами. Как долго продолжался бы их поединок, неизвестно, но Михаил неожиданно побледнел, схватился правой рукой за сердце и, к радости Клавдии и ужасу Альки, рухнул с глухим стоном на пол.
— Господи, — испуганно пробормотала девушка. — Он умирает?!
— Не переживай, — успокоила ее Клавдия, подхватывая Мишку с пола и подтаскивая его к дивану. — Это его обычный трюк, если он чувствует, что проигрывает. Ты, Алька, не обращай внимания. Иногда, если люди плохо понимают друг друга, приходится им прибегать к действенной силе кулаков…
Она подошла к старенькому буфету, открыла один из ящиков и, порывшись в нем, достала связку ключей.
— Идем, я тебе Андрюхину комнату открою. Хозяйка просила сдать кому-нибудь, если найдутся желающие. Плата — четыреста рублей в месяц, деньги вперед. Согласна — идем, а нет — извини…
— Я согласна… — кивнула Алька. — Но вы не договорили об Андрее…
— Завтра, — отрезала решительно Клавдия. — Поговорим завтра.
Глава 3
Комната, которую прежде снимал Андрей, мало чем отличалась от той, где ей только что довелось побывать. Та же убогая обстановка, те же серые стены… Единственным предметом роскоши был маленький черно-белый телевизор, сиротливо притулившийся на подоконнике широченного трехстворчатого окна.
Алька поискала глазами, куда бы повесить шубку, и, не обнаружив ни шкафа, ни мало-мальски приличного гвоздя в стене, швырнула ее на кровать.
— Ладно, не так все плохо, — успокаивала она себя, опускаясь на краешек стула у двери. — Завтра я обо всем узнаю, и, может быть, что-нибудь изменится.
Но тревожное чувство, вызванное словами соседей Андрея о его, мягко говоря, своеобразном образе жизни, не отпускало. Оно ворочалось внутри, разрастаясь до неимоверных размеров и затмевая собой все остальные неспокойные думы. Прометавшись по комнате большую часть ночи, Алька забылась под утро неспокойным сном.
Разбудил ее осторожный стук в дверь.
Алька подняла от подушки всклокоченную голову и хрипло спросила:
— Кто там?
— Алька, жрать будешь? — не совсем вежливо поинтересовался Мишка и, еще раз корябнув по двери, добавил. — Клавка картошки нажарила. Селедка имеется, так что давай выползай из своей берлоги…
Потратив на утренний туалет чуть больше пяти минут, Алька зашла на кухню и остановилась у накрытого к завтраку стола.
Клавдия расстаралась не на шутку, присовокупив к сковородке жареной картошки и очищенной от костей селедке несколько ломтей постной колбасы и банку кабачковой икры.
Смерив стоящую перед столом девушку оценивающим взглядом, Клавдия приглашающе махнула рукой:
— Садись, Алька. — И тут же, с плохо скрытой завистью добавила: — Вот что значит молодость… Утром встала, свежа, как розовый бутон, а тут…
Смутившись от пристального внимания соседей, Алька заняла пустующую табуретку и с жадностью принялась уплетать предложенное соседкой угощение.
Как только с завтраком было покончено, Клавдия отодвинула от себя тарелку и сказала:
— Андрюха твой, думаю, слинял. Третьего дня его тут братва искала. Ну что, Алька, как думаешь дальше жить?
— А… а… я не знаю, — замямлила она, откладывая вилку с недоеденным кусочком колбасы. — На работу бы мне надо.
— Прописка есть? — перебила ее соседка.
— Нет.
— Тогда только в дворники или в проститутки, — вставил молчаливо сидевший до этого Михаил. — Без прописки — дело труба.
— Меня Андрей обещал прописать, а вот как все вышло, — безнадега вновь сжала Альке горло, норовя выдавить непрошеные слезы.
— Он бы тебя прописал, пожалуй! — фыркнул Михаил. — Только по его месту прописки тебе бы и работенку соответствующую подогнали. Так что…
— Так что, может, и к лучшему, что он смылся, — перебила его Клавдия. — А с работой что-нибудь придумаем.
Придумать оказалось не так-то просто.
С раннего утра до позднего вечера Алька в сопровождении своих соседей моталась по близлежащим районам столицы в поисках подходящей работы и день за днем возвращалась с массой впечатлений от отказов, высказанных иногда в вежливой, иногда в ироничной, а подчас и просто в грубой форме. Однако спутников девушки, непрезентабельного вида которых она поначалу стеснялась, ее неудачи не очень расстраивали. Они с сосредоточенным видом вышагивали рядом с ней, время от времени выпрашивая денег на обеды, гамбургеры или бутылку пива.
Время шло, деньги, выданные родителями, таяли на глазах, а работа все никак не находилась. Когда же у Альки в кошельке остались три последние сотни, она начала всерьез подумывать о возвращении под родительское крыло.
«Ничего! — тешила она себя мыслью. — Поругают, поворчат и простят».
Еще утром она потихоньку упаковала вещи. Сбегала в дежурный магазин, купила соседям прощальную бутылку водки, а себе бутылку «Мускателя» и совсем уже было собралась в тихом кругу отпраздновать свой отъезд домой, как произошло событие, в корне изменившее всю ее дальнейшую жизнь.
Глава 4
Звонок в дверь застал ее на кухне с ножом в руках: она резала тонкими ломтиками буханку хлеба.
— Иду! — крикнула Алька, откладывая в сторону огромных размеров нож и направляясь в прихожую. — Клава! Перестань же звонить, наконец!
Клавдия, узнав о неожиданно принятом девушкой решении, метнулась на другой конец улицы за Михаилом, который помогал кому-то с ремонтом, не безвозмездно, разумеется. Ушла она часа два назад, и время, отведенное ей для возвращения уже давно миновало.
— Вот ведь нетерпение какое, — с легким раздражением пробормотала Алька, открывая дверь. — И где, интересно, ее ключ?
Но, вопреки предположению, соседей за дверью не оказалось. На пороге выросла долговязая фигура незнакомого парня, а за его широкими плечами угадывались еще несколько силуэтов.
— Привет, — растянул он губы в широченной «голливудской» улыбке, одновременно оглядывая девушку с головы до пят леденящим душу взглядом. — Извини, мы уж войдем…
Легонько оттеснив девушку от двери, словно она и не человек вовсе, а так, пустое место, парни гурьбой ввалились в квартиру.
Их было пятеро. Высокие, плечистые, они сразу заполонили все пространство узкого коридора, который, к слову сказать, претерпел за последнее время некоторые изменения в лучшую сторону.
— Вам кого? — на всякий случай поинтересовалась Алька, немного растерявшись от того, как по-хозяйски вели себя незваные гости.
Ответа не дождалась. Парни молча обследовали квартиру, поочередно открывая все имеющиеся двери. Не обнаружив ничего, заслуживающего внимания, они прошли на кухню и, увидев накрытый к ужину стол, довольно заухмылялись.
— За что пить будем? — поинтересовался тот, что умел ослепительно улыбаться, попутно раскупоривая бутылку водки и наполняя все имеющиеся на столе стаканы.
— Вам виднее, — еле слышно ответила девушка, оскорбленная до глубины души их манерами.
Не то чтобы ей было жалко продуктов и выпивки, но та бесцеремонность, с какой они расположились за столом, без приглашения, ей претила. Пусть ее соседи люди тоже не лучших душевных качеств, но, вытягивая за время прожитого бок о бок месяца из нее деньги, они каждый раз делали это с таким виноватым видом и так убедительно обещали ей все вернуть при случае, что она невольно искала оправдывающие их действия мотивы, хотя в обещания верила слабо.
