Виктор Меньшов - Белая кобра
После них мне осталась большая трехкомнатная квартира, огромная библиотека, в основном по минералогии, и разобранный на части Эверест из этих самых минералов, которые заполняли все оставшееся свободным от книг пространство в квартире.
Скудные деньги, полученные после демобилизации, быстро закончились, и я, не найдя ничего подходящего по специальности, временно пошел подрабатывать грузчиком на рынок. Работка была адова, но платили прилично, да и продукты постоянно перепадали.
Там, на рынке, понаблюдав предварительно, как я таскаю коровьи туши на загривке, ко мне подошли двое деловых мужиков в малиновых пиджаках, и предложили поработать охранником в их фирме. Услышав, сколько они платят, я сразу же и не раздумывая согласился.
Работа охранника на самом деле оказалась работой обычным вышибалой, а фирма — ночным кабаком средних размеров. Кабак находился недалеко от Курского вокзала, и работы хватало. Пару раз там даже постреляли, но каким-то чудом для меня все обошлось вполне благополучно и даже без жертв. Когда же во время пьяной потасовки подстрелили одного из моих сменщиков, я понял, что пора сваливать, незачем испытывать судьбу на прочность и дергать её за хвост, поскольку собственная жизнь дороже тех денег, которые я получал.
Но судьба, поймав меня в сети, не желала так легко отпускать, и опять на пороге кабака появились все такие же два малиновых пиджака, только одеты они были на других людей, которые предложили мне перейти работать в охрану в казино.
Казино — это звучало посерьезней, чем ночной кабак, больше напоминавший притон, и я согласился, тем более, что платили там ещё больше.
В казино я благополучно проработал три месяца, обзавелся кое-чем из шмоток, подумывал уже прикупить иномарку. Но тут на хозяев нашего казино всерьез «наехали» какие-то ещё более крутые деятели, начались бесконечные разборки, неизбежно сопутствующие им стрелки, стычки, закончилось же все это для моих работодателей весьма печально: их расстреляли в упор из автоматов на пороге казино.
Через три дня в казино пришел новый хозяин, и первое, что он сделал, это уволил всю охрану, и я опять оказался на улице. Все это выглядело на этот раз не так уж и страшно, у меня были кое-какие сбережения.
К тому же при расчете новые владельцы казино заплатили увольняемым охранникам солидные суммы, как я понял, в виде отступного, они не хотели иметь за спиной обиженных, чтобы не оказаться на пороге теперь уже своего казино, прошитыми автоматными пулями, как прежние владельцы. Так что жить какое-то время мне было на что.
За время моей работы в кабаке, а особенно в казино, я привык жить если и не широко, то по крайней мере, не отказывая себе в доступных удовольствиях. Но наличие свободного времени оказало мне дурную услугу. Вместо поисков работы я увлекся шатанием по кабакам, девками, сомнительными компаниями.
Кончилось все это так, как примерно и должно было кончиться. Как-то поздно вечером, основательно пьяный, я завалился в дешевый кабак, уже основательно нагруженный, где добавил водки и уснул тут же, уткнувшись головой в столик…
Проснулся я на верхней полке в едущем куда-то поезде. Я свесил голову вниз, с трудом открыл глаза, и увидел двух "лиц кавказской национальности", которые сидели за столиком купе, уткнувшись носами друг в друга, и пили чай. Сидевший напротив меня поднял голову и увидел, что я смотрю вниз.
Он подмигнул, щедро и широко улыбнулся, ослепив меня обилием золота во рту, нырнул волосатой рукой под столик, выудил оттуда бутылку коньяка, ловко налил полный стакан и протянул его мне.
— Куда это мы едем? Зачем? — тупо соображая с бодуна, спросил я, с трудом разлепив запекшиеся губы.
— Инч, ара? — ещё шире улыбнулся волосатый. — Зачем волнуешься? Туда-сюда едем, катаемся. Не бери в голову! Пей!
Я хотел ещё что-то спросить у него, но в горле было так сухо, что все слова превращались в наждачную бумагу, которая буквально раздирала мне глотку, выжимая на глаза слезы. Я закашлялся, замахал отчаянно в воздухе руками и судорожно схватился за стакан, как за спасательный круг…
Когда я проснулся в следующий раз, поезд стоял, кавказцы все так же невозмутимо пили бесконечный чай, и вели бесконечные беседы, наклонившись друг к другу так близко, что почти соприкасались носами.
— Давно стоим? — тупо спросил я, чтобы что-то спросить.
— Два часа, — отозвался один из них. — Мы уже приехали.
— А куда приехали? — спросил я.
Кавказцы внизу переглянулись, дружно цокнули языками, и один сказал:
— Одевайся, пошли на платформу, надо место освободить. Проводник волноваться будет. Постели сдать нужно.
Я посмотрел под себя, — постельного белья на сбившемся в комок матрасе и наволочки на плоской подушке со штампом МПС, не было. Но возражать и спорить было бессмысленно, нужно было понять происходящее.
Мы встали и гуськом вышли на платформу. Там нас уже терпеливо поджидали двое в камуфляже.
— Ну, до свидания, — протянул мне на прощание руку один из моих не по кавказки молчаливых спутников.
— Куда это вы меня привезли? И как я обратно уеду? — спросил я, хватая его в отчаянии за рукав. — Когда поезд на Москву?
— Через два года будет твой поезд на Москву, — развел руками мой спутник и зачем-то щелкнул языком.
— Как так через два года?! Что же я тут буду делать два года?! — в ужасе прокричал я, понимая, что случилось что-то неприятное.
— Воевать, — ответил он кратко. — Вот они тебя проводят.
Он указал на камуфляжных и повернулся спиной, ему было скучно разговаривать со мной, он наверняка спешил домой.
— Но я не хочу воевать! — заорал я, уже догадываясь, что со мной произошло что-то ужасное, что я основательно вляпался в пренеприятную историю.
— А мы что, по-твоему, мы очень хотим воевать? — спросили меня дружным хором все, кто был на платформе.
— И потом, ты обещал, Костя Голубев. Ты контракт на два года подписал, — сказал ещё один из ехавших со мной кавказцев.
И он показал мне контракт, скрепленный моей подписью, в котором я соглашался добровольно воевать два года в армии республики Армения. Что мне оставалось делать?
Они были правы. Мой поезд на Москву отправлялся только через два года. Мне дали автомат, и два года я отвоевал против азербайджанцев. Потом, когда я уже собирался ехать домой и считал дни, меня взяли в плен азербайджанцы, и я ещё год воевал против армян, иначе бы меня расстреляли.
Потом я убежал, но на этот раз меня поймали армяне, и мне пришлось ещё год воевать, на этот раз опять против азербайджанцев…
Потом я встретил одного из тех армян, которые привезли меня сюда, предварительно напоив меня и подписав со мной контракт.
Я спросил его, когда, черт возьми, закончится эта гребаная война. Он посмотрел на меня, раздвинув брови, и ответил:
— В Нагорном Карабахе, брат, война — это не война, это — образ жизни. Здесь война никогда не кончится. А ты, ара, почему ещё домой до сих пор не уехал?
Я ему все рассказал, и он отвез меня в аэропорт, мне даже дали на дорогу приличные деньги, которые я заработал войной. И я улетел в Москву.
В Москве в целом все было так же, как и прежде, только зареставрировали её в тупом усердии так, что порой казалось, что я в чужом городе, или в наспех выкрашенной потемкинской деревне. Устроиться по специальности за это время стало ещё труднее, да и заработков моя специальность не сулила, надо было пораньше суетиться, а теперь что рыпаться — только и есть у меня за душой, что диплом в кармане.
Вот и получается по всем обстоятельствам так, словно я, в свои тридцать с хвостиком лет, только что из института выскочил: ни стажа работы, ничего. Войну мне в трудовую книжку не записали.
Так ещё кадровики посмотрят в мою голую, как пустыня Сахара, трудовую книжку, в которой кроме службы в армии да работы вышибалой ничего не записано, да по нашим бесшабашным временам рыночных отношений решат, что диплом я купил по случаю, в каком-то из переходов московского метрополитена.
Я походил из угла в угол по пустой квартире, понял, что для одиночества трех комнат явно многовато, и пошел к живущей в доме напротив Маше.
Маша была особым случаем в моей биографии. Она заметила меня ещё в школе, училась она тогда двумя классами младше. И с тех пор буквально не давала прохода.
Она всегда и повсюду увязывалась за мной, ходила на все соревнования, в которых я участвовал, всеми правдами и неправдами пробиралась на школьные вечера старшеклассников. Ужасно ревновала ко всем моим одноклассницам, а позже сокурсницам.
Какое-то время у нас были с ней близкие отношения, но позже я ушел в армию, а после армии меня повело не по той дорожке. Когда я стал работать в кабаке, а потом в казино, Маша тихо и незаметно исчезла из моей жизни. Но я знал, что она всегда ждет меня.
