Ольга Лаврова - Свидетель
Врачи занимали среднюю позицию, и пациенту предписывалось дважды в день отдыхать в постели, ходить неторопливо и не волноваться.
Перед визитом друзей он как раз "отдыхал", а Тамара Георгиевна читала ему письмо:
- "У нас в Киеве все цветет. Скорей поправляйся и приезжай. Мы тебя крепко обнимаем и целуем. Дядя Петр, Лиза, Соня и Андрей. А Татуся нарисовала для тебя цветочек".
Томин полюбовался детским творчеством.
- Прелестный цветочек. Только... какая это Татуся?
- Боже, что за человек! Родную племянницу не помнит! Лизина дочка.
- Да? И сколько ей?
- Уже четыре года.
- А-а, ну успеем познакомиться.
- Уж ты успеешь! К свадьбе ее ты успеешь! Который год не был на родине!
Она прервала свои сетования лишь с появлением Знаменского и Кибрит. Последняя вручила болящему букетик первоцветов.
Томин уткнул в них нос - аромата цветочки не имели, но обдавали свежестью. Тамара Георгиевна отправилась налить воды в вазочку.
- Она меня сгноит на этой койке! - пожаловался Томин. - Все бока отлежал. Ну садитесь же, рассказывайте, как там без меня.
- Пропадаем, Саша.
- Ладно, скажите спасибо, что выкарабкался.
- Громадное спасибо, Шурик! Кстати, твой коллега из ОБХСС удрал в экономический институт, в аспирантуру.
- Миша Токарев? Ай-я-яй. Вот вам и запасное "То". Надеюсь, теперь вы поняли разницу между "То-карев" и "То-мин"?
- Еще бы! Ждем не дождемся, когда вступишь в строй действующих гигантов.
- Через недельку выйду железно.
- Выйдешь, когда выпишут. - Тамара Георгиевна поставила на тумбочку цветы.
- Ну разумеется, разумеется... Мамуля, дай нам немного пообщаться.
Та неохотно подчинилась.
- Зина, последите, чтобы он не делал резких движений. И категорически ничем не волновать. Скоро тебе на процедуру, пойду проверю, все ли в порядке.
Ушла. Пал Палыч посочувствовал:
- Тамара Георгиевна правит железной рукой.
- И не говори! Ее даже главврач боится. Ну, рассказывайте, рассказывайте!
Тамара Георгиевна на секунду приоткрыла дверь:
- Когда зазвонит будильник, одну таблетку синенькую, одну желтенькую.
- Мать с Колькой шлют тебе привет. Вот такущей величины, еле донес.
- Мои тоже, Шурик.
- И Петровка, 38, в полном составе.
- Приветы - хорошо, а новости лучше.
- Из новостей есть одна, которая касается Зиночки. В УБХСС пришел начальником отдела один полковник...
Зазвонил будильник. Кибрит вытряхнула из пузырьков таблетки.
- Запьешь?
- Я насобачился глотать их так. И как полковник касается Зинаиды?
- Больно впечатляющий полковник. С этакими стальными глазами.
- Хм... Послушай, Зинуля...
Та отмахнулась, вынула номер милицейской газеты "На боевом посту" с портретом молодого мужчины в траурной рамке.
- Хоть и не велено волновать, да все равно узнал бы... Помнишь, было дело об автомобильной аварии? Мы искали пешехода...
- Помню.
- С нами работал инспектор ГАИ Филиппов.
- И его помню.
- Тут указ о его посмертном награждении.
- Ясно... Как?
- Грабители угнали машину... он стал задерживать... их четверо было, пояснил Пал Палыч.
- Хоть взяли?
- Взяли.
- Спрячьте от мамы, потом прочту... "Милиции за это деньги платят", - зло передразнил он кого-то. - Не платят ей даже близко тех денег, за которые так вот работать! А тем паче собой рисковать. Сколько болванов на свете - просто поразительно!
Тамаре Георгиевне одного взгляда достало, чтобы уяснить ситуацию.
- Ну вот. Уже чем-то расстроили.
- Мама, как не расстроиться, когда в Управление пришел красавец полковник и ухаживает за Зиной! А я валяюсь тут. Кошмар.
- Ладно-ладно... полковник... Будильник звонил?
- Звонил. Съел.
- В процедурной все готово.
Знаменский и Кибрит встали. Томин затосковал:
- Братцы, подождите! Десять минут, не больше. Не поговорили же!
Они, конечно, остались.
- Мама, не поддерживай меня за талию. Я вдесятеро здоровей тебя!
- А ты потихоньку, не на пожар, - уже из коридора донесся обмен репликами.
- Зиночка, с утра я тебя найду?
- Вряд ли.
- Тогда сейчас два слова. Помоги организовать комплексную экспертизу. Понадобятся и судебные медики, и трассологи.
- Зачем они тебе?
Пал Палыч изложил суть уличного происшествия.
- Так вот, понимаешь, драка частенько выглядит сумбурно, со стороны не все усмотришь. Обвиняемый, например, говорит, что парень споткнулся и расшиб голову без его помощи. Поэтому, что бы ни рассказывал свидетель, лучше перепроверить.
- И что нужно?
- Во-первых, соотнести рост преступника и пострадавшего...
- Погоди, буду уж сразу записывать. Но ты говоришь, единственный свидетель. А сам потерпевший?
- Пока в тяжелом состоянии, допрашивать не разрешают.
Они еще обсуждали подробности будущей экспертизы, когда Томин вернулся.
- Все их процедуры - фигня собачья, - объявил он, уселся на койку и вдруг грустно как-то задумался.
Тамара Георгиевна, поджав губы, удалилась.
- Знаете, братцы, кто меня по-настоящему спас? Одна удивительная сестричка... То есть, конечно, многие выхаживали. И тебе, Зинаида, я не забуду, и другим. Но вот та... а я даже имени не ведаю. Куда-то пропала, когда я совсем в себя пришел. Потом сюда перевезли... Сестер полно, а мне ее не хватает. Это она меня вытащила! В первые дни.
Знаменский с Кибрит украдкой переглянулись: оба подумали о Багровой.
- Шурик, а какая она? - осторожно спросила Зиночка.
- Как магнит. Как свет.
И сам себя высмеял:
- Отличный словесный портрет. Объявляется розыск света. Помню только глаза и руки. А во сне вижу отчетливо... Как полагаете, можно влюбиться в состоянии клинической смерти?
- Поскольку до того у тебя свободной минуты не было, то ты и воспользовался, - внешне весело высказался Пал Палыч.
- Наука пасует?
- Пасует, Шурик, - подтвердила Зиночка, скрывая замешательство.
Не далее как вчера Майя Петровна осведомлялась у нее о здоровье Томина. За несколько дней в Еловске Кибрит с ней сроднилась, простила роковую для друга просьбу не стрелять при задержании, искренне интересовалась ее судьбой, домашними делами. Но услышать признание Шурика... и в столь несвойственном ему тоне... Вот уж не чаяла!
Опять они с Пал Палычем переглянулись, недоумевая, как быть. Майя Петровна просила не говорить Томину о своем бдении над ним. Однако он в два счета и сам выяснит. Если захочет, если не забудет за рабочей маетой. Лучше бы забыл. Потому что он и Майя Петровна (по фамилии все еще Багрова), да Катя (в душе навсегда Багрова), да еще таинственный Загорский - что из этого всего может получиться?
* * *
Утренний выгул Графа Пал Палыч с Колькой поделили поровну - через день. Сегодня пораньше пришлось проснуться Знаменскому-старшему. Щенок крутился и поскуливал - подперло.
В квартире он уже почти приучился терпеть, но по выходе из дому надо было проявлять проворство, чтобы успеть отбежать с ним от подъезда. Иначе он прочно и очень надолго утверждался на месте, похоже, сам дивясь, откуда что берется.
Миску он вылизывал так, что муха не подлетала. Обувь грыз исключительно старую - вкуснее. От попыток завоевать диван отказался без больших баталий. Много спал, невероятно быстро рос. Резвился умеренно.
- Мам, он у нас не меланхолик? - спросил как-то Колька, когда Граф отверг его приглашение проснуться и поиграть.
- Нет, Коля, он немножко флегматик и себе на уме. Но умишко еще детский. Крупные собаки поздно взрослеют.
Гулять с ним было тоже нехлопотно. Посторонних он игнорировал, к кошкам относился уважительно; только продуктовые сумки начисто лишали его равновесия. Пока не иссякнет бурный щенячий аппетит, с этим предстояло бороться. И еще присматривать, чтобы не сожрал какую-нибудь дрянь с земли.
- Граф, домой!.. Ты глуховат или у хозяина дикция плохая? Пошли-пошли, мне трудного свидетеля допрашивать.
...Да, свидетель был трудноват и сложен. Явился пунктуально, но с неудовольствием. Молча протянул повестку.
Знаменский уважительно встал, протянул руку. Пожатие - первый внутренний зондаж, для партнера абсолютно неприметный. Он считает - просто поздоровался; не подозревает, что его ладонь проявила безразличие, симпатию, пренебрежение, страх, доверие, то есть любое преобладающее в нем теперь настроение. Чтобы четко воспринять сигнал, встречная ладонь, естественно, должна обладать натренированной чуткостью. У психологов, врачей, сотрудников следственного аппарата она вырабатывается даже и бессознательно. (У мошенников, кстати, тоже).
Рука Власова выдала неуверенность, нервозность.
- Извините, что опять беспокоим, - радушно начал Пал Палыч, - но дело теперь поручено мне, и есть детали, которые...
Власов не дослушал.
- Я же пришел.
Знаменский усадил его, принялся заполнять бланк, попутно "ставя диагноз".
"Неглуп. Самолюбив, даже с примесью высокомерия. Замкнут. Упрям. Лицо красивым не назовешь, но интересное. Лишь неподвижность черт его портит".
