Джек Ритчи - От убийства на волосок
Владелец продолжал читать газету.
Я осторожно прокашлялся.
Он еще минуту дочитывал статью и затем поднял на меня глаза.
— Что надо?
— Я хотел бы купить марку за четыре цента. Пожалуйста.
На его лице появилось такое выражение, словно я влепил ему пощечину. Он злобно смотрел на меня секунд двадцать. Затем сполз со стула и медленно протащился к дальнему углу помещения. Я хотел было последовать за ним. Но мое внимание привлекли курительные трубки, лежавшие под стеклом на прилавке.
Владелец стоял в дальнем углу, опершись одной рукой на бедро и держал презрительно в другой марку.
— Неужели вы думаете, что я еще должен вам принести ее? — проворчал он.
И вдруг я вспомнил худенького шестилетнего мальчика, у которого было всего пять центов. Всего пять. И это было во времена, когда за них можно было купить леденец. Или другую дешевую конфету. Я вспомнил себя в детстве.
Мальчик был поражен разнообразием конфет — их лежало более пятидесяти, и его ум занимали приятные мысли о наилучшем выборе! Что купить? Раковую шейку? Ириску? Тянучку? Но, разумеется, не леденец из вишневого сока. Мальчик не любил леденцы.
Внезапно он почувствовал присутствие владельца кондитерской. Тот стоял за прилавком, нетерпеливо постукивая ногой. В глазах владельца поблескивало раздражение, нет, нечто более, чем раздражение. Злоба.
— Ты намерен торчать здесь целый день? — заорал он на мальчика.
Будучи очень чувствительным, мальчик отшатнулся, словно от удара. Его драгоценные пять центов превратились в ничто. Взрослый человек презирал его. Он презирал также и его пять центов.
Не глядя, мальчик ткнул пальцем наугад.
— Мне вот это.
Он отдал свои пять центов.
Когда мальчик вышел из кондитерской, он обнаружил, что держит в руке нелюбимый леденец из вишневого сока.
Но это уже не имело значения. Что бы он ни купил, он не стал бы это есть. Он бросил леденец на тротуар.
И вот теперь я смотрел на другого владельца и на почтовую марку стоимостью четыре цента и видел откровенную ненависть ко всякому, кто прямо не способствует выгоде этого человека. Я не сомневался, что он не посмел бы нахмуриться, если бы я изъявил желание купить одну из дорогих курительных трубок.
Итак, я думал о почтовой марке и о леденце из вишневого сока, который выбросил много лет назад.
Я направился в дальний угол, туда, где он все еще стоял, и достал револьвер из моего кармана.
— Сколько вам лет? — спросил я его.
Когда он умер, я не стал ждать, что кто-нибудь придет. Ведь в данном случае я убил в отместку за проявление грубости по отношению ко мне. По обыкновению написал записку. Мне захотелось что-нибудь выпить.
Я прошел дальше по улице шагов пятьдесят. Не больше. В небольшом баре я заказал порцию бренди и стакан воды.
Минут через десять послышалось завывание полицейской сирены. Мимо проехала машина с детективами.
Бармен выглянул в окно.
— Что-то случилось на нашей улице, — сказал он, надевая пиджак. — Пойду посмотрю, в чем там дело. Если кто-нибудь зайдет, скажите, что скоро вернусь.
Он пододвинул ко мне бутылку.
— Наливайте себе сами. Но потом не забудьте, сколько рюмок вы выпили.
Я тихонечко потягивал бренди. Мимо проехала еще одна полицейская машина и медицинский фургон.
Бармен вернулся минут через пятнадцать. Вслед за ним вошел посетитель.
— Банку пива, Джо, — сказал вошедший.
— Я пью вторую рюмку, — заметил я.
Джо забрал мелочь, которую я положил на прилавок.
— Убит владелец аптекарской, что на углу, — сообщил он. По-видимому, его прикончил тот парень, который убивает невежливых людей.
Посетитель налил себе пива из открытой банки в стакан.
— Почему ты так думаешь? Это могло быть и обыкновенное убийство при ограблении.
Джо отрицательно покачал головой.
— Нет. Фред Мастерс, что торгует телевизорами рядом, обнаружил тело и видел записку.
Посетитель заплатил за пиво и сказал:
— Я не разрыдаюсь по поводу случившегося. Я всегда избегал заходить в его лавочку. Он вел себя так, словно делал одолжение клиенту.
— Да, смерть этого типа не вызовет скорби в этом квартале, — согласился Джо. — Он доставлял всем только неприятности.
Я было собрался уйти и сдаться, наконец, полиции. Но, послушав этих людей, передумал, заказав еще одну рюмку бренди и достал записную книжку.
Я начал вести список тех, кого убил и кого убью.
Удивительно, как одно вытекало из другого. Горькие воспоминания о большой и малой человеческой жестокости и грубости, которые я сам испытал или которым был свидетелем, как тени неотступно сопутствовали неприглядным обликам включенных в список.
Имена. Я вспомнил кладовщика. И включил в список, хотя и не знал, как его зовут.
Я хорошо запомнил тот день. Мисс Ньюмен, наша учительница, организовала для нас, шестиклассников, одну из ее экскурсий. На этот раз мы отправились в складские помещения, расположенные на берегу реки. Там учительница хотела объяснить нам, «как хранят различные товары и грузы».
Она всегда планировала свои экскурсии таким образом, чтобы мы узнавали что-то новое. И предварительно всегда запрашивала разрешение соответствующих властей. Однако на этот раз она, очевидно, позабыла это сделать. И вот мы объявились на складах — учительница и дети, которые ее обожали.
Но кладовщик прогнал нас. При этом использовал грязную ругань, смысл которой до нас не совсем дошел. Но мы поняли, что он оскорбил мисс Ньюмен и нас.
Учительница, маленькая и худенькая, вся съежилась от брани кладовщика, словно он хлестанул ее бичом. С испуганным видом она увела нас прочь от складов.
На следующий день она заболела и не пришла в школу. Не пришла и на другой день. Позже мы узнали, что она попросила о переводе в другое место.
И я, который как и все, обожал ее, знал, почему она так поступила. Она не могла нас видеть после того унижения, которому подверглась на наших глазах.
Жив ли еще кладовщик? Ему тогда было лет двадцать. Может быть, чуть больше.
Спустя полчаса, выйдя из бара, я понимал, что мне еще многое предстоит сделать.
Последующие дни оказались для меня очень напряженными. Я нашел кладовщика. И сказал ему, что он умрет. Умрет потому, что даже не помнит, что натворил в молодости.
Покончив с ним, заглянул в ресторан, расположенный неподалеку.
Я долго ждал, когда меня обслужат. Наконец, официантка закончила свою болтовню с кассиром и лениво подошла к моему столику.
— Что желаете? — спросила она, даже не взглянув на меня.
Я заказал бифштекс с помидорами.
Бифштекс оказался твердым, как подошва. Потянувшись за маленькой ложкой, чтобы помешать кофе, я нечаянно уронил ее на пол. Подняв ложку, сказал:
— Официантка, нельзя ли заменить мне эту ложку на другую?
Она раздраженно подлетела ко мне и вырвала ложку из руки:
— Трясучка на вас напала, мистер, или что?
Через минуту она вновь появилась с намерением демонстративно швырнуть ложку мне на стол.
Однако внезапно какая-то мысль стерла злобное выражение с ее лица. Рука официантки мягко опустилась, и ложка беззвучно легла передо мной на скатерть. Совершенно беззвучно.
— Извините, мистер, если я была с вами резка, — сказала она, издав нервный смешок.
Она просила прощения, поэтому я ответил:
— Не беспокойтесь. Все в порядке.
— Вы можете уронить ложку столько раз, сколько пожелаете. Я всегда заменю вам ее. Я буду рада это сделать.
— Благодарю вас.
Я делал глоток из чашки.
— Вы не обиделись на меня? Нет? — настойчиво спросила она.
— Нет, не обиделся. Абсолютно.
Она схватила газету, лежавшую на соседнем столике.
— Вот, почитайте это, пока пьете кофе. Вы можете даже взять газету с собой. Бесплатно.
Когда она отошла от меня, кассир посмотрел на нее широко открытыми глазами:
— Что все это значит, Мейбл?
— Откуда я знаю, кто он такой? — сказала она, подозрительно косясь в мою сторону. — В наши дни лучше быть вежливой.
Читая газету, я обратил внимание на одно сообщение. Какой-то субъект, взрослый человек, раскалил на сковородке гвозди и швырнул ими в детей, слишком громко игравших у него под окном. Он отделался мизерным, двадцатидолларовым штрафом.
Я записал его имя и адрес.
Доктор Бриллер закончил осмотр.
— Вы можете одеться, мистер Тернер.
— Никакого чудесного лекарства не изобретено с тех пор, как мы виделись в последний раз? — спросил я, застегивая рубашку.
— Боюсь, что нет. — Он весело и от души хохотнул и заметил: — Между прочим, вы решили, что делать с оставшимся у вас временем?
— Еще не решил, — солгал я.
Его лицо помрачнело.
— Вам следует об этом подумать. Серьезно подумать. Осталось примерно три месяца. И, пожалуйста, сообщите мне о вашем решении.
