Лилиан Браун - Кот, который гулял по чуланам
Роджер Мак-Гилливрей, репортер отдела общих новостей, считавшийся в редакции историком-краеведом, сказал:
— Я слышал о пожаре, но не нашёл никакого упоминания о нем ни в одной из исторических книг. К тому же газет с репортажами о тех событиях не сохранилось.
— Ну а я, признаюсь вам, откопал залежи информации о тех днях, — сказал Квиллер, выпрямляясь в кресле. — Да, несмотря на то что от нас до ближайшего цивилизованного места четыре сотни миль, в нашей истории есть такое, от чего у любого волосы встанут дыбом! Поверьте, об этом стоит рассказать, и не только средствами печати, нужно, чтобы это увидели все — старые и молодые, весь округ.
— Как ты нашёл эти материалы? — спросил Роджер.
— Роясь в чуланах и шкафах… в поисках скелетов, — с лукавством ответил Квиллер.
— Предположим, нам удастся написать сценарий, — задумчиво проговорил Райкер, — но как всё это показать?
— Согласен, это будет нелегко, — подтвердил Квиллер, — никаких картин, фотографий или рисунков нет.
Издатель выключил магнитофон.
— Всё! Вы высказали семь или восемь хороших предложений. Предлагаю хорошенько их обдумать и встретиться снова дня через два… А сейчас за работу!
В дверях Хикси схватила Квиллера за руку и зашептала:
— У меня есть идея, Квилл, как придать повествованию об этом страшном бедствии ещё более драматическую окраску. C'est vrai![3]
Он внутренне содрогнулся, припомнив другие её блистательные идеи и то, чем они заканчивались: соревнование «Кто более правдоподобно изобразит пьяного» перешло во всеобщую потасовку… во время демонстрации кулинарного искусства у Хикси вспыхнули волосы… Коко отказался есть те «замороженные продукты для привередливых кошек», которые, согласно её намерениям, должен был рекламировать с телеэкрана… не говоря уже о неудавшейся попытке перебраться во Францию. Однако, придав своему голосу галантность, он предложил:
— Может, поужинаем в «Луизе», там ты мне и расскажешь о своей идее?
— Идёт! — ответила она. — Плачу я. Потом включу это в перечень редакционных расходов.
Глава вторая
Обстановка закусочной «У Луизы» не отличалась оригинальностью, да и подавали там лишь традиционные блюда, но других закусочных или ресторанов в деловой части Пикакса не было, к тому же старомодный, хотя и несколько обшарпанный интерьер заведения располагал к дружескому общению и доверительной беседе. В витрине красовалось захватанное меню с замусоленными углами, перечислявшее подаваемые в этот день кушанья. По вторникам обычно готовились горячие сандвичи с индейкой и картофельное пюре под соусом — ничего особенного, зато ломти мяса отрезались здесь прямо от зажаренной тушки; хлеб выпекался прямо на кухне белокурой булочницей, которая ежедневно приступала к работе в пять часов утра; картофельное пюре делалось из настоящего картофеля, выращенного на хорошо удобренной почве Мускаунти.
Когда у Квиллера и Хикси приняли заказ, Хикси сказала:
— Я слышала, нынешней зимой ты не собираешься жить в своем амбаре. — Она имела в виду старинный амбар для хранения яблок, который Квиллер, перестроив, превратил в комфортабельное жилище.
— Зимой выпадает слишком много снега, — пояснил он, — у меня нет желания возиться с его расчисткой. Поэтому я снял дом Гейджев на Гудвинтер-бульваре. Там о расчистке снега заботятся городские власти.
Он не счёл нужным сообщать ей, что Полли Дункан, главная женщина в его жизни, обитает в каретном сарае во дворе дома Гейджев и что он греет свою душу мечтами о тихих совместных вечерах, частых ужинах или завтраках (а может быть, одно будет переходить в другое) с этой милой его сердцу особой.
— Ясно. Давай перейдём к делу, — сказала Хикси после того, как им подали тарелки, распространяющие аппетитный запах настоящего мясного соуса. — Так каким образом ты узнал об этом страшном пожаре? Если, конечно, это не профессиональная тайна.
Квиллер самодовольно разгладил усы.
— Суть дела в том, что один из предков Джуниора был историком-любителем и своего рода летописцем. Он вёл записи, в которых регистрировал несчастные случаи, происходившие при валке леса, рассказывал об эпидемиях, отмечал уровни весенних паводков и так далее, записывал воспоминания стариков. В его тетрадях, исписанных четким почерком, — он пользовался металлическим пером, которое редко оставляло на бумаге кляксы, — я и нашел описание лесного пожара тысяча восемьсот шестьдесят девятого года со всеми печальными подробностями. Он был очевидцем этих событий… Ну а что за блестящая мысль пришла тебе в голову, Хикси? — заключил свой рассказ Квиллер.
— Что, если по этим воспоминаниям сделать моноспектакль.
— По-твоему, лесной пожар, охвативший три округа, — пустяк, о котором можно поведать в театральном шоу одного актера?
— Mais non![4] Мы попросим зрителей представить себе, что в то время радио уже существовало, и покажем им на сцене радиостудию и диктора, читающего репортажи об этом стихийном бедствии.
Квиллер вдруг почувствовал к ней уважение, которого прежде никогда не испытывал:
— Неплохо придумано! Да… Очень неплохо! Я принимаю твою идею! С радостью напишу сценарий и сами репортажи. Если бы Ларри Ланспик выступил в роли диктора…
— Ни в коем случае! Если уж мы хотим сами организовать подобное представление, не нужно привлекать никого со стороны, — возразила она. — Честно говоря, Квилл, в этой роли я вижу только тебя. У тебя прекрасный голос, именно такой голос должен иметь диктор на радио… Не хмурься! Тебе не придется учить наизусть ни одной строчки. Ты будешь читать текст с листа в бутафорский микрофон, — строчила она скороговоркой. — Кроме того, ты ведь местная знаменитость. Все балдеют от твоей газетной колонки! Ты будешь отличной приманкой, sans doute.[5]
В ответ он только хмыкнул в усы. У неё, по крайней мере, хватило такта не упомянуть о том, что он ещё и мультимиллионер, и филантроп, и потенциальный жених.
— Сценическое оформление я беру на себя. Продажу билетов — тоже. Я согласна даже сцену подмести! — продолжала она со всё возрастающим энтузиазмом.
В колледже Квиллер участвовал в студенческих спектаклях, и ему нравилось выступать перед зрителями. Искушение согласиться на предложение Хикси было велико, к тому же и сюжет знаменательный… Чтобы развеять последние сомнения, он настороженно спросил:
— Сколько времени, по-твоему, продлится это представление?
— Думаю, минут сорок пять. Как школьный урок или пауза в клубном обеде.
Поразмыслив несколько секунд, он обречённо изрёк:
— Что ж, возможно, я буду сожалеть об этом, но я согласен.
— Отлично! — воскликнула Хикси.
Ни он, ни она не помнили, притронулись они к еде или нет, обсуждая за столиком оформление сцены, освещение, декорации, акустику зала, а также то, как упаковать весь театральный реквизит в багажник машины.
— Это шоу пройдёт по разряду репортажей с места события, а все затраты я спишу на свои темы, — сказала Хикси. — Единственно, чего нам не хватает, так это названия проекта — мне ведь надо ввести его в компьютер. Что, если назвать его «Студия "Сундук" представляет»?
— Звучит не слишком интеллектуально, — заметил Квиллер, хотя название ему понравилось.
Квиллера, вернувшегося домой с обернутым в фольгу пакетом, в котором лежали куски индейки, приветливо встретили на пороге две сиамские кошки, учуявшие запах любимого кушанья сквозь двухдюймовую дубовую дверь. Они нетерпеливо завывали, становясь на чёрно-коричневые задние лапы и не сводя ни на секунду гипнотического взгляда голубых глаз с вожделенного пакета до тех пор, пока его содержимое не переместилось на их тарелки, стоящие у кухонного стола.
С нескрываемым восхищением наблюдал Квиллер за тем, как они уплетают его угощение. Коко — официально Као Ко Кун — унаследовал величие своего высокородного тезки, жившего в тринадцатом веке, и плюс к этому обладал таким умом и способностью к правильному восприятию действительности, что приводил иногда в замешательство человека, имеющего всего лишь пять органов чувств да степень бакалавра в области журналистики. Юм-Юм, само изящество, владела иным набором талантов. Она знала бесчисленное множество чисто женских уловок, которыми беззастенчиво пользовалась, чтобы добиться своего. Когда же ничто из её арсенала не приводило к желаемому результату, она прибегала к последнему средству воздействия: кокетливо вытягивала переднюю бархатную лапку и трогала ею усы Квиллера, после чего он сдавался.
Когда сиамцы покончили с едой и тщательно умылись, он обратился к ним с речью:
— У меня, ребятки, в последующие две недели будет очень много работы, поэтому я не смогу пускать вас в библиотеку. Прошу вас, не думайте, что это из-за каких-то осложнений личного характера. — Он всегда обращался к кошкам так, словно они понимали человеческую речь, и всё больше и больше убеждался в том, что именно так оно и было.
