Станислав Родионов - Задание
— Кофе выпьете? — предложил Желубовский, прервавший таки лавину вопросов.
— С удовольствием, — тотчас согласился Петельников, потому что хотел и побеседовать, и кофе любил, и не знал, — где и когда еще доведется перекусить.
Они прошли в кабинет заместителя директора. Середина просторной комнаты была застлана темно-зеленым ворсистым паласом, и на нем, как на надежном плоту, укрепился полированный стол с телефонами, пара кресел и веселенький торшер, походивший на велосипедное колесо с кистями. Когда же секретарша принесла кофе не в чашечках, а в фаянсовом кофейнике, Петельникову сделалось совсем уютно.
— Да, работа у вас опасная, — сказал Желубовский, как бы продолжая встречу в конференц-зале.
— Не так для жизни, как для нервов, — уточнил Петельников.
— Видимо, трудно с рецидивистами?
— Пожалуй, нет.
— С убийцами?
— И с ними управляемся.
— А-а, нелегко с крупными расхитителями?
— Мирон Алексеевич, труднее всего с разболтанными подростками.
— Неужели они опаснее рецидивистов и убийц?
— Убийца редок, а группка непутевых ребят почти в каждом дворе ошивается.
Подобные минуты Петельников считал отдыхом. Модный кабинет, торшер, беседа, кофейник… Поэтому он глубже вмялся в эластичное кресло, вытянул ноги и отпил хорошо заваренного кофе. Но Желубовский глянул на часы, не скрывая своей занятости.
— Мирон Алексеевич, кстати: как ваш Григорий ведет себя дома? — перешел он к делу.
— А что случилось?
— Связался с худой компанией…
— Чепуха! — оборвал Желубовский. — Вы его с кем-то перепутали.
— Как же… Грэг-артист.
— Почему Грэг?
— Потому что Гриша.
— А почему артист?
— Потому что поет.
— Он поет?
— Песни на свои стихи.
— И пишет стихи?
— И на гитаре играет.
— У него есть гитара?
Петельников не ответил. Кофе вдруг показался слишком горьким, перенастоянным. Впрочем, на этот бодрящий напиток он грешил зря: кофе за хозяина не в ответе. Но капитану расхотелось говорить с отцом, который не знает, что у сына есть гитара.
— Чем же занимается эта худая компания?
— Курит, пьет, хулиганит… Почти уголовщиной.
— Здесь что-то не так. У нас же благополучная семья…
— Мирон Алексеевич, что такое «благополучная семья»?
На ответ Петельников не надеялся: уж слишком очевидна в его словах ирония. Но Желубовский, расстроенный мыслями о сыне, ничего не заметил и заговорил горячо:
— Мы с женой не гуляем, не пьем и даже не курим! У обоих высшее образование и ответственная работа. В доме полный достаток. Где он мог набраться плохого?
— Там, где бывает вечерами.
— Где он бывает вечерами?
— А вы не знаете?
— Товарищ Петельников, вечерами я сижу тут или на каких-нибудь собраниях, или хожу по цехам, или еду в командировку.
— Тогда, Мирон Алексеевич, должен вас огорчить: семья ваша крайне неблагополучная.
— То есть?
— Какое благополучие, коли отец не обращает внимания на сына.
— Я занят двадцать четыре часа в сутки!
— Вот я и говорю: семья неблагополучная.
Вошла секретарша, — видимо, предложить еще кофе, — но, глянув на лицо начальника, осторожно прикрыла дверь. К нему, к кофе, кроме печенья и бутербродов идет тонкая, может быть, даже изысканная беседа, как и аромат самого напитка. Петельников, пока у Желубовского не было для этой беседы слов, думал, где удобнее всего пить кофе. Не дома: обязательно вызовут; не в райотделе: обязательно поедешь на происшествие; не в кафе: обязательно кто-нибудь помешает; не в поезде: там обязательно пьют чай; не в многодневной засаде, где кофе в термосе… И капитан решил, что приятнее всего пить кофе в гостях, где он и вкусен, и никуда не вызовут. Петельников был вроде бы в гостях. Что же мешает уютному кофепитию?
— А куда же вы смотрите? — уже не сдерживаясь, прикрикнул Желубовский на капитана, как на подчиненного.
— Ну у вас и диапазончик… От «этого не может быть» до «куда вы смотрите».
— Подростка втягивают в шайку, а вы бездействуете?
— А вы, отец, почему бездействуете, когда сына втягивают в шайку?
— Вас поставило государство!
— Мирон Алексеевич, а почему государство должно ставить специальных людей — милиционеров, педагогов, воспитателей, — которые обязаны делать за вас святую вашу работу?
— А разве мы с женой ее не делаем? Гитара! Пустяк, поэтому я о ней и не знаю. Григорию все дано для всестороннего развития. Поехать на машине — пожалуйста, я сам сажусь за руль. Книги, радиоаппаратура, одежда, путешествия… Знаете, что мы решили ему приобрести? Компьютер.
— А он больше всего любит гитару, которую, вероятно, купил на сэкономленные деньги.
— У Григория нет сэкономленных денег! Он их получает столько, сколько ему необходимо. Мы придерживаемся современной системы воспитания.
— Это не система воспитания, а система развращения.
— Чем же мы развращаем?
— Извините, мещанством.
Желубовский вскочил и ринулся к двери. Капитан с недоумением поставил выпитую чашку. Куда он? К директору, в милицию или к сыну?.. Но Мирон Алексеевич описал дугу по кабинету и, словно раздумав, вернулся на место. Теперь за столом сидел не подтянутый и нетерпеливый заместитель директора, а растрепанный мужчина с тревожными глазами, покрасневшим лицом и поникшим галстуком.
— Что же теперь делать?
— Дадите еще кофе — скажу, — улыбнулся Петельников.
Желубовский ткнул кнопку. Вошедшая секретарша, догадавшись о непростом их разговоре, тревожно спросила своего начальника:
— Печенья принести?
— Ага, — нахально ответил капитан.
Подтверждался его вывод о том, что надежнее всего пить кофе в гостях. Печенье оказалось не магазинным, сладким и сдобным: видимо, пекли в столовой объединения. И свежезаваренный кофе пахнул ароматом. Петельников на несколько минут увлекся. Потом зазвонил телефон. Словно разбуженные его звуком, затрещали и другие два аппарата. И пока громыхали три звонка, капитан уминал печенье, надеясь еще и на время трех телефонных разговоров. Но Желубовский трубок не взял.
— Мирон Алексеевич, я знавал отца, который ради детей отказался от должности главного инженера.
— Прикажете идти в слесаря?
— Не знаю.
— Уйти матери с работы? Или нанять воспитателя? Услать в другой город? Или просто высечь его?
— Ваша ошибка в том, что вы создали для сына особые условия.
— Как же иначе! Ребенок, счастливое детство, цветы жизни…
— Мирон Алексеевич, я не педагог, я милиционер… Но по-моему, дети должны жить той жизнью, которой живут взрослые.
— Труды, нервотрепки, спешки, недосыпы, заботы, неприятности… Все это нашим детям?
— Да. Только в других, в ребячьих дозах.
— Почему же он не переживал вместе со мной? Я многое в жизни успел, много сделал хорошего… Почему он берет пример со своей компании, а не с меня?
— Мирон Алексеевич, когда вы делали хорошее, вашего сына не было рядом. Вот и сделайте, чтобы теперь он всегда находился как бы рядом с вами.
4
Ирка-губа шла вальяжно, как медведица. Леденцов видел черные прямые волосы, гулявшие по ее плечам, спину, обтянутую кожаной курткой и поэтому казавшуюся не по-женски плотной, желтый фирменный ярлык на потертых стоячих джинсах…
Ни блондином, ни брюнетом он не сделался, едва отмыв сине-зеленые разводы. Но и рыжим не остался. Теперь его голова имела редкий для человека цвет ржавого лимона. Леденцова это устраивало: какая-никакая маскировка. Ребята из Шатра доставлялись в райотдел и не исключено, что могли его приметить.
Ирка стояла у киноафиши, озирая ее долго, как-то непонимающе. Леденцов замешкался возле длиннющего легкового автомобиля, разглядывая броскую модель.
Ему хотелось спать: с раннего утра торчал он у Иркиного парадного. И зря, потому что шатровые ребятки, видимо, вставали поздно; из дому Ирка вышла около двенадцати. Ему хотелось кофе. Когда его благородный запах выдувало из кофеен и кондитерских, Леденцов чувствовал во рту ароматную горчинку. Впрочем, вкус мягких булочек, трех-четырех, он тоже чувствовал.
Ирка зашла в магазин «Женское белье». Леденцов привалился к фонарному столбу…
Два часа ходил он, как бычок на веревке. Для знакомства не подвернулось ни одного случая, простого и естественного, как, скажем, чашка кофе. А ведь чего проще? «Не хотите ли выпить чашечку кофе? С булочками? С тремя-четырьмя?» Не виси на нем этого задания — давно бы познакомился. Подошел бы и спросил: «Не хотите ли выпить чашечку кофе?..»
Ирка вышла из магазина и побрела по улице, разглядывая вывески и витрины. Леденцов тоже побрел, держась на безопасном расстоянии.
Не позавтракал он из-за мамы, из-за длинных разговоров, которые заводиться стали все чаще. «Пора иметь специальность, у нас в роду все химики. Дед в твоем возрасте… отец в твоем возрасте… я в твоем возрасте…» Интересно: что бы придумал дед-химик, «вися на хвосте» у непутевой девицы, с которой надо познакомиться? Что ж они, все химики и физики, усилием своего интеллекта не развеют эти Шатры?
