Ирина Боур - Слёзы Рублёвки
Дилеры тоже вели себя непонятно. Часть исчезла куда-то. Часть, по их словам, перепрофилировалась. Часть сменила учредителя и опять-таки перепрофилировалась.
Эти явления пока ещё трудно было назвать массовыми. Но цифры — упрямая вещь: некий непонятный мор настиг часть самых эффективных его партнёров. И, несмотря, на в целом не критическое число затронутых переменами фирм, количество продаж упало заметно.
Серебряков, конечно, не забыл слов Владимирского. Несмотря на то, что прошло уже два спокойных месяца с момента их единственной и последней встречи, и никто на него до сих пор не 'наехал'. Ни налоговая, ни защита потребителей, ни ещё что-нибудь в этом роде. Первое, что он перепроверил, это возможность, что за всеми падениями продаж стоит востроглазый банкир.
Но нет. На первый взгляд, видимой посторонней руки — и тем более Владимирского — за всеми этими событиями не прослеживалось. На ребят в Иркутске, например, сугубо местный банк санкции ввёл — действительно с кредитами заигрались. А слияние во Владивостоке, из-за которого ему пришлось лихорадочно искать новый магазин? Тоже как-то само собой у них там вышло.
Словом, закономерностей он не находил. Хотя и чувствовал, что они должны быть. Ибо как-то уж слишком всё по времени близко получается. Слишком много негатива единовременно. Координацией попахивает. Умной.
Но пока суд да дело, пока время заставляло ждать дальнейших событий, которые прояснят истину, в любом случае необходимо было позитивно реагировать на отзывы оптовиков. И каким-то образом пересматривать свой модельный ряд. Просто сидеть и ждать — вообще бизнес потеряешь.
Первым делом съездил в 'гнездо' своё — в Коростень.
Взял с собой Наталью. Вернее, та сама напросилась, когда сказал, куда уезжает. Это было продолжение той темы фарфора в России, которую она — с его помощью! — начала разрабатывать. И на реальное производство съездить ей очень хотелось.
Сначала он заказал было билеты на поезд — это было просто удобно. Фактически ночь — и на месте. Но потом вспомнил про ту ночь в купе с Настей, решил, что не хотелось бы то воспоминание разменивать на два… И сделал заказ на самолет.
В Коростене посидели с дизайнерами, покумекали. Но до чего тут особенного додумаешься? Форму чашки или тарелки особо не изменишь — уж больно определены их 'функциональные обязанности'. Практически всё качество зависит от качества самого фарфора да деколей.
А деколи на Украине делать не умели.
Наталья молодец, со вкусом девка. Несколько весьма дельных советов по эстетике дала. Но решать что-то надо было принципиально.
А что?
Да тут ещё с Настькой какие-то нелады возникают. Обижается на что-то, хотя он, вроде бы, ни в чём к ней своего отношения не изменил. Когда завелась Наталья — чёрт, как-то непостижимо завелась, вроде бы всегда рядом и была… Хотя это он её в постель затащил…
В общем, Наталья в его отношении к семье точно ничего не меняла. Подумаешь, любовница! Да и Настя про неё ничего не знала. Зря, правда, он сразу не додумался самостоятельно билеты в Коростень приобрести. Женька, секретарша, конечно, 'сфотографировала' фамилию журналистки, которая уже появлялась в их офисе. Но он, кажется, убедительно ввернул про то, что уже давно обещал корреспондентке большое производство показать.
Вот жизнь, а! Уже и собственной секретарши стесняешься!
Впрочем, Евгения, когда надо — настоящая партизанка Лара: с её языка ещё ни бита конфиденциальной информации за всю их совместную работу не сорвалось.
Но всё ж не здорово это…
Настю его девки почему-то сразу зауважали. Несмотря даже на то, что попытки той порисовать деколи в составе дизайн-бюро не слишком-то удались.
А может, именно из-за этого. Жена босса на производстве — нет, её лучше уважать на расстоянии…
И тем не менее, что-то не так в последнее время у них в семье. И не до того сейчас, чтобы всерьёз этим вопросом заниматься! Тут все силы на работе оставляешь!..
Может, у неё там неврозы начинаются от скуки? Ведь действительно, в четырёх стенах человек! Завести и вправду, что ли, ребёнка! Настька заикалась как-то.
Надо её к врачам отправить, может, 'даст таможня добро'…
8.
— Как интересно… — протянул Владимирский, глядя на цифры в записке, подготовленной помощником. — Смотри-ка, как он на китайцах вырос… А казалось, бы, рынок стабильный, веками поделённый. То-то я удивлялся, отчего он на чашках-тарелках так поднялся…
И банкир снова углубился в материал, описывающий состояние бизнес-империи Виктора Серебрякова.
Получалась картина любопытная. Серебрякову удалось выделиться из сотен тысяч бизнесменов средней руки не уникальным товарным предложением. Собственно, чего уж там уникального в советском по природе своей фарфоре Коростеньского завода.
Владимирский, как мало кто, точно знал, что в России настоящее богатство можно было сделать только двумя путями. Чистыми спекуляциями — например, землёй вдоль той же Рублёвки. Либо доступом к благословенному источнику приватизации государственной собственности. А хоть Коростеньский, хоть даже бывший императорский, ныне фарфор Пушкинского завода — какие он деньги может дать? Это же крайне узкая ниша рынка. Мелкий потребитель — все эти инженеры, интеллигенты, все эти городские средние слои советского населения, что престижным считали иметь хоть один фарфоровый сервиз, — эти все обнищали в ходе реформ. Им не до красивой посуды было. А те, кто вырвался, поднялся… Те уж во всяком случае не на бывший советский фарфор ориентировались. А на чешский, немецкий, испанский, наконец.
Это банкир тоже в справке прочёл — сведения, хоть и краткие, о положении в отрасли и спросе на продукцию. Впрочем, Владимирский и сам ориентировался в теме. Как потребитель. Специально выезжал пару раз на Франкфуртскую ярмарку. Тенденции посмотреть, к самому солидному и в то же время модному присмотреться. Выбрал английский сервиз — и не жалел.
Владимирский не был чужд высокому вкусу. По делам бизнеса ему, конечно, приходилось встречаться, разговаривать, выпивать с немалым количеством самого разного рода людей. Но всё же с этими… которые в бизнес в тренировочных штанах пришли… с этими он себя никогда не умел заставить сойтись. Хоть кое-кто из них тут же, поблизости живёт… кто жив остался. Солидные бизнесмены, уже и образования нахватались, а культуры…
Хотя нет, культуры в них не хватало.
А Владимирский всё же начинал свою жизнь в интеллигентной, культурной семье. Где, в частности, всегда ценились хорошие, красивые вещи. И сегодня для него одним из критериев отношения к человеку было то, как тот к красивым вещам относится. И в этом смысле Серебряков вызвал у него и симпатию, и жалость. Занимался красивыми вещами. Но занимался бессмысленно. Что это за бизнес — копеечные чашки в Хабаровск поставлять?
Правда, с китайцами это у него хорошо получилось. Особенно то, что сумел зацепить не только Россию, но и СНГ. Эти наглые, но ничего из себя не представляющие лимитрофы сами по себе никому не нужны. Но крови могут подпортить много. То, что Серебряков захватил их рынок, выстроил там сеть потребителей и, соответственно, дистрибьюторов, — это весьма ценно. Это перспективно. Это можно будет использовать.
Вопрос 'как' не возникал. 'Как' отнять бизнес, Владимирский знал в совершенстве. У всех этих самостоятельных продавцов, если они — не прямые магазины от фирмы, всегда есть масса других, побочных бизнесов. А где бизнесы — там и долги. Или кредиты. Или необходимость взять кредиты. Не говоря уже о законных вещах. 'Серых' схемах с поставками. 'Оптимизации' налогов. Обналичке. Всегда есть за что ухватиться.
На совсем худой конец бизнес можно выкупить целиком, как таковой.
Но… Вот тут и подходил банкир Владимирский к вопросу: 'зачем'. Просьба Ларисы здесь ровным счетом ничего не значила. То есть из-за бабьих разборок начать борьбу с посторонним бизнесом — это не цель, и вообще ни к чему. Нет, конечно, лишний раз жену расстраивать тоже ни к чему. В его возрасте уже начинаешь ценить простые телесные радости, а Лариска их доставлять умеет. Когда не расстроена.
Владимирский знал, умом понимал, что именно своими 'расстроениями' она и пытается им управлять. Да что пытается! Если честно, то и управляет. Но в конце концов, требует она сущие мелочи по сравнению с объёмами его… нет, не богатства. Его жизни.
Ну что такое, в самом деле, — уступить ей в ответ на напухлившиеся губки. Когда эта уступка настолько мелка, настолько — на порядки! — меньше его настоящих дел! Наконец, что это рядом с упоительным ощущением власти, которую дают деньги! Не над людьми власти — хотя и над ними тоже. Власти над действительностью, которая гнётся и ломается под напором его воли, подкреплённой напором его денег.
Как это роскошно — вложиться в какой-нибудь бизнес, цены которому на начальном этапе не знают сами его создатели! И потом через эти вложения всё более и более объёмно приобретать контроль над этим бизнесом. Покорять его. Покорять тех, кто его делает! Как это греет — знать, что за твои деньги в конечном итоге выходит эта оппозиционная 'Новая', которая поддаёт огоньку аж самому… Правда, президент — человек жёсткий, конечно. Но через колено ломать уже остерегается. Хватило помучиться с Мишей. Да мы и не задеваем Первое Лицо. А вот пониже кого… отхлестать. И наблюдать за суетой. И знать, что позвонят тебе и попросят утихомирить писак. А тебе в ответ будут обещаны определённые преференции совсем в другой области… И приятно вызывать к себе начальника управления, что курирует его информационные и рекламные проекты. И орать, что тот его подставил. И лишать очередной 'премии', как это по старинке привык это называть Владимирский. И знать, что тот будет орать на внешнего владельца газеты, тот — на главного редактора. А потом какая-нибудь пройдошная журналюшка, известная своей оппозиционностью, какая-нибудь Ладынина, 'неожиданно' напишет что-нибудь, где между обычных её глупостей про 'стрелки осциллографа' проскользнёт пара нужных слов по просьбе нужных людей…
