Алина Кускова - Страсти по криминальному наследству
Как будто специально для него из стены послышались завывание и скрежет. Василиса обрадовалась, существо не сдохло, а просто приняло противоаллергенные таблетки! Она прислушалась: действительно, оно не чихало. На этот раз оно крикнуло натуральным человеческим голосом: «Майна!» – и эхо снова прокатилось до цокольного этажа.
– Очень интересно, – сказал Звягинцев, в упор глядя на Василису, но думая совершенно о другом. – Там кто-то есть! И он разговаривает на нашем родном языке. С кем он может разговаривать?
– Майна? – Василиса задумалась. – Вряд ли это русский язык. Это немецкое слово. По-моему, оно обозначает «мое». Точно, существо кричит кому-то: «Мое!»
– Существо кричит «Мое!»? Весьма любопытно. – Звягинцев прислонил ухо к стене и прислушался. – Больше не кричит. Или оно ждет, пока мы ему ответим? Как ты думаешь, Васюня, оно могло кричать нам? – И сам себе ответил: – Могло. Кому же еще? Оно предупреждает нас о том, что мы находимся на правильном пути в поисках сокровища. Это существо его охраняет. Оно там!
– Я сейчас, не начинайте переговоры без меня, – предупредила Василиса и побежала к себе за халатиком и приличной обувью. Она совершенно искренне решила, что разговаривать с нечистью в одной сорочке и тапочках будет просто неприлично. Да к тому же это отвлекает писателя, хотя мысли о сокровище напрочь перебивают все остальные, более естественные желания и потребности.
– Энтшульдиген зи, бите! – кричал писатель стене, когда она вернулась обратно. – Гутен морген!
Василиса приблизилась к писателю и прислушалась. Существо в стене поскреблось и замолчало. Видимо, все-таки оно было родным, и сказались трудности перевода.
– «Морген» переводится как «утро», – прошептала Василиса, – а сейчас ночь. Оно, – она кивнула на стену, – плохо соображает и не понимает, почему вы вдруг вспомнили утро.
– Давайте напомним ему про ночь, – сразу же согласился писатель. – Как там ночь по-немецки?
– Забыла, не помню. Нихьт или нахт. Или еще как-то. Только не кричите ему про мое. Пусть думает, что это все его. Александр Сергеевич, неужели вы взаправду думаете, что там – существо?!
– Нет, голубушка, – скривился писатель, – там кошка, минимум трехцентнеровая, с глоткой Паваротти. Или вы думаете, дорогая моя, что там сидит мужик-трубочист? – Звягинцев хлопнул себя по лбу. – Вот старая ведьма!
– Прекратите обзываться, – зашипела на него Василиса, – сами как столетний леший!
– Я не о вас, – бросил ей Звягинцев. – Там, – его кривой от постоянной писанины палец указал на стену, – там, голубушка, камин! Он проходит через все этажи и давно находится в нерабочем состоянии. С тех пор, как в доме подключили центральное отопление, с тех пор, как старуха запрятала в него свои сокровища! Старая… Я не о вас. К тому же на ведьму, дорогая Васюня, вы не тянете! Типаж не тот. Волосенки опять же. Шпильки. Вот из Людмилы вышла бы превосходная ведьма. – Он пошарил рукой внизу стены и внезапно принялся отдирать обои. Через несколько секунд их взору предстала печная дверца. – Вот, – Звягинцев открыл дверцу и заглянул внутрь, – отсюда преступник вполне мог залезть на нашу общую кухню и подмешать Людмиле отраву! Заметь, Васюня, обои с дверцы были сорваны до меня!
Василиса нагнулась и заглянула внутрь. Темнота и странные жуткие звуки. Там явно кто– то копошился. Но это была не кошка, это было большое и толстое существо. Но оно, по расчетам Василисы, никак не смогло бы протиснуться в маленькую дверцу. Они с писателем поспорили шепотом несколько секунд, после чего тот попытался просунуть голову в лаз. У него получилось.
– Если пролезла голова, – помотылял перед носом Василисы скрюченным пальцем Звягинцев, – пролезет и все тело. Да, мы можем сделать вывод, что преступник обладает спортивной фигурой. – Он себе явно льстил. – И мозгами! Что в нашем случае физически опасно, если он снова надумает выбрать этот каминный путь. И найдет в камине сокровища?!
Эхо разнесло его голос по трубе: «Ща! Ща! Ща!»
Матильда стояла на крыше дома и держалась за трубу, в которую несколько минут назад залез Федор. Она пыталась его остановить, уговаривала вернуться обратно и заняться любовью, но мысли о сокровище отодвинули на второй план все остальное. Матильда нисколько не сомневалась, что никакого клада в трубе не будет, но помогать мужу согласилась. Она сама не знала почему, раньше Матильда ни за что не пошла бы на такую верхотуру. Она огляделась, вокруг в ярком лунном свете переливались крыши соседних домов, на них торчали ушастые мордочки окрестных котов, испуганно взирающие на странную даму, мотыляющуюся у трубы. Резкий порыв ветра пошатнул Матильду, она ухватилась за металлический канат и непроизвольно дернула его вверх.
– Майна! – закричал недовольно Федор приглушенным голосом.
«Майна» означало, что его нужно спускать вниз. Матильде перед восхождением на пик крыши пришлось выучить эти два невразумительных иностранных слова: «Майна» – вниз и «Вира» – наверх. Последнюю команду она ждала практически пять минут и жутко переживала. Федор пыхтел и медленно, но верно спускался вниз. Канат держала не Матильда, а лебедка, оставленная рабочими, производящими на крыше ремонт. Но в обязанности супруги входило немедленное поднятие мужа по его команде посредством этой самой лебедки. Матильда перегнулась вниз и прислушалась. Федор кряхтел и возился, но команды поднять его наверх не давал. Он как раз добрался до своего этажа и собирался тщательно проверить трубу на предмет помещения в ее выступы банок, склянок или прочих импровизированных сейфов для хранения драгоценностей. Выступов пока у трубы не было, как и сейфов.
Зато были голоса. Они переговаривались и, как ему показалось, мерзко хихикали. Федор собрал последние силы для того, чтобы предотвратить очередной чих, у него неожиданно открылась аллергическая реакция на многолетнюю сажу и пыль. Федору показалось, что труба населена потусторонними созданиями, намеревающимися причинить ему физический вред. Тусклый свет фонаря, который предприимчивый искатель кладов прихватил с собой, внезапно уперся в башку одного из них, вылезшую прямо из трубы. Башка его не видела, но отчаянно крутилась и разговаривала сама с собой. Федор перекрестился и плюнул на нечисть. Неожиданно башка прокричала, как воинствующий индеец, «Ща! Ща! Ща!» и исчезла в трубе. Федор воспринял это как предупреждение и подергал трос, на котором висел. Ему следовало, как они с Матильдой ранее договаривались, прокричать команду «Вира!», но сил что-то кричать у Федора уже не было. Голос его от волнения и пыли осип…
Светлана Свистунова стояла у камина и нервно перебирала украшающие его портал безделушки. Мимо нее с негодующим видом прохаживался человек, которого она панически боялась. Человек был как две капли воды похож на ее мужа телом, характером и повадками. И немудрено, ведь он был его родным братом.
– Значит, так, – грубо бросил ей Захар Свистунов, – следствие установило, что мой брат чуть не пал жертвой несчастного случая. Но я в это не верю! – Он надвинулся на нее грозовой тучей, из которой готова была метнуться молния. – Этого не может быть. Не может люстра ни с того ни с сего свалиться на голову как раз в тот момент, когда вы занимались, ну, этим самым. Да?
– Да, – ответила ему вдова, – этим самым и занимались. Стасик любит в джакузи.
– Откуда тогда там взялся студент?! – прохрипел брат.
– С потолка, – указала ему наверх Светлана. – Он свалился нам на головы вместе со светильником. Потолок оказался довольно хлипким. Стасик сэкономил на строительных материалах. Ты же знаешь, он жмот…
– Глупости, такого не может быть, чтобы люди падали с потолков! Наверняка здесь что-то нечисто. Уж не был ли он твоим любовником?!
Светлана побледнела и развела руками, за последнее время она так сблизилась с Кулеминым, что вполне могла себя выдать любым пустяком. Она задумалась над ответом.
Василиса прислушалась. Ей показалось, что в трубе кто-то хрипит и копошится. Неужели эта нечистая сила никогда не успокоится? Тогда придется воспользоваться предложением зловредного Хлестакова и переехать в какое-нибудь Недодел– кино. С нечистой силой шутки плохи. Звягинцев вытер затылок от плевка и удивленно уставился на свой платок.
– Так оно еще и плюется?! – с негодованием сказал он. – Сейчас я ему задам жару!
– Может, лучше предложить ему конфету? – попыталась остановить его Василиса, которой совершенно не хотелось даже ради чисто женского любопытства начинать войну неизвестно с кем, тем более с потусторонним. – Говорят, от сладкого человек становится добрее…
– Человек?! У него нет ничего человеческого! Возможно, нет и рта. – И писатель кинулся к венику, мирно стоящему в углу кухни нижней частью кверху (от ведьм), после чего потянулся за спичками.
– Что вы собираетесь делать?! – испугалась Василиса, но уже было поздно.
