Ирина Глебова - Выкуп
Тимоша Романов был сыном Ольги. Когда Кандауров расследовал убийство известной в городе писательницы, этот парень очень помог ему. Викентий пошёл на спектакль, а после за кулисами отыскал Тимофея. Поздравил, поговорил и, между прочим, передал привет для его мамы – Ольги Степановны. Через время вновь зашёл в театр и, как и ожидал, услышал ответный привет и приглашение: «Мама была бы рада вас видеть». Так начались их встречи. Но Ольга всё не соглашалась переехать жить к нему: сначала болела её старенькая мать, нуждался, по её мнению, в заботе Тимоша. Потом мать умерла, а Тимофей, крепко став на ноги, стал жить отдельно – снимать квартиру в центре города. Ольга почти готова была отказаться от своего отшельничества и выйти замуж за Викентия. Он мечтал: она поедет с ним и с Катей в Крым, подружится с его дочерью, а через год Катюша окончит школу, приедет сюда, поступит в институт, и они станут жить втроём…
Зазвонил телефон. Приятный мужской голос, почему-то смутно знакомый, спросил:
– Это подполковник Кандауров? Викентий Владимирович? Вас беспокоит Барков. Наверное, вы скорее вспомните моего сына, Олега Баркова, и его друга Серёжу Лунёва…
Не выдавая удивления, Викентий ответил:
– Я, конечно, помню и Олега, и маленького Лунёва. Но и вас, Вадим Сергеевич, помню хорошо.
У Кандаурова была отличная память на имена, на события… Впрочем, дело «угличского упыря» кому угодно забыть было бы трудно.
– Слушаю вас, – сказал он телефонному собеседнику. – Если не ошибаюсь, вы ко мне по делу?
– Да… Уважаемый Викентий Владимирович, я хочу с вами переговорить. Скажите, когда и куда прислать за вами машину?..
Когда Кандауров положил трубку, он уже почти точно понимал: отпуск, скорее всего, придётся отложить. Ещё не было о деле сказано ни слова, но он догадывался: речь пойдёт о смерти жены Баркова. О её похоронах и загадочной смерти где-то на Гавайях, писали городские газеты. Викентий, правда, смутно представлял – а чем же может помочь он?
Глава 21
Кандауров был рад вновь встретиться с Олегом Барковым. Он не видел Олега минувшие два года и сразу отметил, что тот возмужал. На первый взгляд – такой же высокий, спортивный, но… Тогда, в свои восемнадцать лет, он только перешагнул границу от подростка к юноше. И хотя в том памятном деле «угличского упыря» вёл себя достойно и мужественно, всё же чувствовалась в нём и хрупкость, и неуверенность, и уязвимость. Ведь во время следствия, уточняя все подробности дела, Викентий не раз встречался и разговаривал с Олегом – как со свидетелем. Кстати, именно тогда он познакомился и с отцом юноши – Вадимом Сергеевичем… Теперь же Олег предстал перед ним взрослым молодым человеком – со спокойным взглядом, искренней улыбкой, твёрдым рукопожатием. «Повзрослел, повидал свет, стал самостоятельным… – Кандауров улыбнулся. – Что ж, в этом возрасте два года – расстояние большое».
Они немного поговорили, потом Барков-старший представил ещё одного молодого человека, находящегося в комнате:
– Мой племянник и помощник Константин Охлопин.
Племянник несколько картинно склонил голову, улыбнулся приветливо. Двоюродные братья оба были интересными молодыми людьми, но очень разными. Матовая, подсвеченная скрытым румянцем кожа Олега, большие, восточной глубины глаза, тёмные кольца волос… Константин был так же высок, но в нём не было тренированной силы и грации младшего брата, а была своя, особая гибкость и кошачья пластика движений. Густые русые волосы, серые глаза, очень обаятельная улыбка. И ещё: Кандауров в первые же пять минут уловил главную разницу между братьями. Олег был открыт и прост, как это бывает у по-настоящему интеллигентных и доброжелательных людей. А вот Константин словно играл в приветливость, искренность, подчиняя этому спектаклю и красивые модуляции голоса, и своё обаяние… Впрочем, всё это Викентий отметил мимолётно.
– Мальчики, – сказал Барков, обращаясь к молодым людям. – Мы с Викентием Владимировичем поговорим наедине. Займитесь чем-нибудь.
Олег сразу кивнул:
– Да, папа… Костя, пойдём, я там привёз видеокассеты, очень интересные!
Они стали подниматься по винтовой лестнице на второй этаж, на ходу Константин дважды обернулся – то ли пытался взглядом что-то подсказать Баркову, то ли просто тревожился. Когда они скрылись, Викентий спросил:
– Ваш племянник, похоже, в курсе дела?
– Да, – ответил банкир. – И сын тоже, в какой-то степени… Но есть некоторые ньюансы, о которых я бы не хотел говорить при них.
Он замолчал, и повисшая пауза была наполнена какой-то тревожной энергией. Потом перевёл дыхание и начал, как понял Кандауров, с места в карьер:
– Вы, наверное, знаете: я на днях похоронил жену. Привёз её… мёртвую из Гонолулу, Гавайи. Тамошняя полиция и врачи утверждают, что она погибла случайно. Просто несчастный случай, неисправный электроприбор – фен для волос, – упал в воду, когда она купалась. Сильный разряд тока…
Он поднял на Кандаурова взгляд – тоскливый и жёсткий одновременно.
– А вы, значит, сомневаетесь в этом заключении?
– Сомневаюсь? – Барков вскочил и прошёлся по комнате, резко повернулся к собеседнику. – Я точно знаю: Инга была убита! И хочу чтобы вы взялись расследовать это убийство!
Кандауров помолчал.
– Вы сказали – в Гонолулу. На каком основании я начну дело?
– Господин Кандауров! Вы же прекрасно понимаете, я имею в виду частное расследование! Сугубо частное!
Барков не заметил, как уголки губ подполковника дрогнули в усмешке. «Господин…» Викентий не знал, привыкнет ли он когда-нибудь к подобному обращению. «Товарищ» для него было гораздо привычнее, теплее. Хотя, если уж на то пошло, старинное «господин», ставшее модным последнее время, имеет к нему гораздо больше отношения, чем ко многим новоявленням «князьям» от денежного мешка. В его-то жилах кровь, с одной стороны, – дворянская, а с другой – княжеская. Он всегда об этом помнил, но просто как об историческом факте, нисколько не выделяя себя. Перевёрнутые жизненные ориентиры последних лет теперь часто заставляют его вспоминать своё происхождение.
– Частным расследованием мне заниматься не приходилось. Но если бы я взялся, ведь нужно будет побывать на месте происшествия – на Гавайях.
– Господи, Викентий Владимирович! Ну конечно же! Все расходы, всё, что нужно для дела – поездки, техника, – всё я обеспечиваю. Проживание в любых отелях, суточные, так сказать, по высшему разряду! И, конечно же, ваш гонорар – вы назовёте его сами, и я сразу же выплачу аванс…
– Но мне нужно подумать.
– Прошу вас! Я сейчас приготовлю нам кофе, коньячок, закуски… У вас ведь уже рабочий день окончился? Значит, можно! И поздравляю вас со званием подполковника, ведь мы встречались, когда вы были майором…
Барков ушёл за стойку, включил кофейный аппарат, тостер. Викентий подобные приборы и подобный интерьер гостиной видел только в американских фильмах: часть комнаты представляла собой бар – стойка, полки с набором бутылок, импортная кухонная аппаратура… Хозяин, колдуя за стойкой, продолжал возбуждённо говорить:
– Вы подумайте прямо сейчас, взвесьте всё! Если нужна помощь – договориться с вашим начальством, чтобы вам дали отпуск, например, это я беру на себя! Главное, чтобы вы сами захотели.
Викентий думал. С отпуском проблем не будет – ему уже обещано. А поехать вместо Крыма на Гавайи… Ох, как заманчиво! Сам-то он никогда не соберёт денег на такую поездку, а здесь всё будет оплачено по высшему разряду. Вот только ни Катюшу, ни Ольгу с собой не возьмёшь… Впрочем, на обещанный «гонорар» можно будет позже устроить такой отдых!.. Викентий понял, что в мыслях он уже согласие дал. И не столько потому, что дело ему кажется интересным – об этом он ещё ничего не знает! Именно из-за поездки на другой конец света, на прекрасные Гавайские острова, о которых до сих пор он читал только у Джека Лондона да Джозефа Конрада…
И всё-таки Кандауров себя одёрнул. Он не может дать согласия, не узнав все подробности. Ведь совершенно ясно: у Баркова должны быть веские основания думать о насильственной смерти жены. И если банкир станет что-то от него скрывать – он откажется. Вслепую дело вести он не станет!
Он подождал, пока Барков сервировал маленький стол: чашки с кофе, рюмочки с коньяком, какие-то многослойные бутерброды и хрустящие картофельные палочки. Когда хозяин сам сел напротив, Кандауров посмотрел ему прямо в глаза.
– Вадим Сергеевич, а теперь расскажите мне всё, что мучает вас и заставляет думать о том, что вашу жену убили. Не скрывайте ничего! Только тогда я смогу решить, возьмусь ли за расследование.
… За границей Кандауров бывал дважды. Лет десять назад – в теперь уже несуществующей Германской Демократической Республике, по приглашению немецких коллег из полиции города Магдебурга. И в Венгрии – тоже давно, ещё с молодой женой, по туристической путёвке. Было интересно, остались приятные впечатления, и даже казалось, что окунулся в иной мир, иную жизнь. Нет, только теперь, очутившись так неожиданно для себя на экзотических Гавайях, он понял, что такое «иной мир»! Никакие «Клубы путешественников», никакие документальные фильмы, пусть и прекрасно, красочно снятые, не дают восторга собственного присутствия. С той минуты, как он увидел, ещё с большой высоты, окутанные мглистой дымкой скалы – фантастически-неправдоподобные, сердце его стало биться сильнее, ритмичнее. В каком-то лихорадочном состоянии он боялся пропустить самую маленькую подробность. Самолёт снижался, и всё чётче проступал ярко-зелёный остров Оаху, словно омытый тропическими дождями. Когда же, выйдя на трап, Викентий вдохнул воздух, настоянный Бог знает на каких ароматах, он даже не заметил, как на лице появилась блаженная, мальчишеская улыбка. Ехал на такси и не переставал удивляться: всё вокруг было таким, как он и представлял – деревья, покрытые экзотическими цветами, яркое солнце и застывшие белопенные облака в синем небе, белые стены города и извилистый океанский берег. Да, это тропики – вечно весенние, вечно цветущие…
