Анна Данилова - Алый шар луны
Я слушала Милу и понимала все ее страхи. Мне стало даже жаль ее. Сестра любит, она любима, и она очень боится все это потерять.
– Успокойся… У меня и в мыслях не было возвращать тебя в Москву! Просто я соскучилась и захотела тебя увидеть. Что в этом плохого? Это нормально! Что же касается моих разговоров, то как ты вообще могла представить себе, что я стану рассказывать твоему мужу о твоих похождениях? Я же твоя сестра, и я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Мила, мы же не чужие люди с тобой!
– Ты так неожиданно уехала, что я сразу все поняла. Я и не звонила тебе потому, что не знала, что сказать… думаю, ты слышала, что я говорила Тихому о тебе. О твоей поездке, о твоих творческих планах… Прости меня! На самом деле я очень даже уважаю твою профессию и понимаю, зачем ты отправилась в Уренгой. Хотя, с другой стороны, зная тебя и твои способности, я очень удивилась – почему ты, вместо того чтобы насобирать материал по Интернету, как это делают все писатели, потащилась в такую даль за впечатлениями? Разве не ты утверждала, что все на свете можно себе представить? Поля, ты слышишь меня?
– Ты права, Мила. Я и сама уже пожалела о том, что уехала из Москвы. Я и в Сургуте никому не была нужна, и уж тем более в Уренгое… Отняла у людей время и, главное, без особого толку. Нет, конечно, я узнала некоторые подробности этого дела, но я могла бы и сама придумать куда более интересные детали…
– Полина, мы ждем тебя. Я жду тебя! Ты не представляешь себе, как отчитывал меня Тихий за то, что я спровоцировала твой отъезд! Он же человек очень доброжелательный, гостеприимный… А я, получается, все испортила. Прости меня и поскорее возвращайся!
– Успокойся, Мила, говорю ведь – я уже в поезде… – Я назвала ей номер поезда, и Мила побожилась, что встретит меня на вокзале в Сургуте.
Звонок сестры меня успокоил. Как я и думала, виной всему – ее заблуждения. Надо ее простить и все забыть. Помимо того, что она молода и неопытна, она еще и беременна, а потому мне необходимо внушить себе, что ее слова в мой адрес были продиктованы прежде всего ее страхами и что Мила, по большому счету, любит меня.
Я достала блокнот и принялась за работу. Сейчас, когда мне больше не надо было анализировать свои отношения с сестрой, я могла полностью сосредоточиться на плане своего будущего романа. Материала я собрала довольно много, но не была уверена, что использую подлинные факты этой истории. К тому же мне необходимо было расставить главные смысловые акценты и ловушки для читателей. Вопрос – кто убил, как всегда, являлся главной интригой романа. Но что, если Надю никто и не убивал? И не насиловал? И этой старушки, Екатерины Андреевны Ревиной, тоже не было? И что ее соседка – Елена Николаевна – и есть та самая тетка Нади Агренич, прежде жившая во Владимире, через которую Надя решила переправить деньги в Уренгой?
Я с легкостью набросала несколько вариантов сюжета и возможных (невозможных) версий случившегося.
«– Надя Агренич с самого начала была в связи со Смышленовым.
– Егор вместе со Смышленовым условились о краже денег из сейфа фирмы.
– Стелла с Надей сговорились.
– Человек, которому поручили доставить проводнице коробку с деньгами, был связан с Надей, и они действовали заодно.
– Егор и был тем человеком, организовавшим побег Флорского.
– Надя жива, она сделала пластическую операцию и живет себе спокойно в Москве; она теперь замужем за Флорским. У них есть дети.
– Надя погибла…»
Последнее слово мне все же пришлось зачеркнуть. Ведь если бы она погибла, то кто бы прислал Смышленову деньги от ее имени?
Вообще, эта история была очень страной… с самого начала. Спрашивается: почему сама Надя – будь она жива – не отправила Смышленову деньги, а перед этим позвонила и сообщила ему о переводе? Чего она боялась? Ей по-прежнему было стыдно? Но деньги-то уже однажды перевели, и это факт!
Странности начинались с ее соседки по купе, которая долгое время после исчезновения Нади держала при себе такие немалые деньги в подушке-кошке – в надежде, что какая-то там сочинительница детективов разрулит эту проблему и доставит их по назначению. Странность, конечно, но если посмотреть с другой стороны, то, может, она поступила правильно? Ведь ей нужен был человек, более или менее разбирающийся в законах и способный понять и оценить произошедшее в поезде с профессиональной точки зрения; но им никак не должен был быть настоящий милиционер или следователь, поскольку она не хотела светиться в этом деле. Тогда, вероятно, она все сделала верно, обратившись ко мне? Но, окажись на моем месте какая-нибудь другая писательница, соблюдавшая дистанцию по отношению к своим читателям, да к тому же еще и тяжелая на подъем, то ничего бы и не случилось. Во-первых, она не обратила бы внимания на просьбу своей читательницы. Во-вторых, разумеется, она не поехала бы по указанному женщиной адресу. В-третьих, не встретилась бы с ее соседкой. В-четвертых, уж точно она не взяла бы на себя такую огромную ответственность, как возврат в Уренгой похищенных Агренич денег.
Сейчас, когда уже я немного поостыла к этой теме и у меня появилась возможность посмотреть на себя со стороны, мое поведение показалось мне верхом легкомыслия. Больше того, мое желание прикоснуться к реальному уголовному делу смахивало на авантюру и в самом деле не могло быть воспринято окружающими как серьезный, обдуманный поступок.
Я сидела, вся подобравшись, с напряженной спиной, сложив руки на коленях, смотрела в окно, на пролетавшую мимо меня застывшую, убеленную снегом тайгу и думала о том, что все – люди как люди – занимаются различными важными делами, а я, бездельница, тунеядка, катаюсь туда-сюда, опять же отвлекаю своих сограждан от их проблем, больше того, пытаюсь забраться в их личную жизнь, задаю им сложные и тяжелые вопросы, уверенная в том, что мне на них просто обязаны ответить…
А ведь для меня никто ничего делать не обязан! У каждого – своя жизнь. Может, единственное полезное дело, что я выполнила, – это перевод денег Смышленову. Теперь Вера Петровна Агренич почувствует себя немного спокойнее, комфортнее. К тому же, если бы не мой приезд и перевод денег, Смышленов никогда не признался бы Агренич в том, что он уже получил украденное, а Вера Петровна не обрела бы некую толику надежды…
Так, утешая себя и прокручивая в памяти события последних дней, я мечтала поскорее вернуться домой, к Володе. Я уже знала, как поведу себя, чтобы вернуть все то хорошее, что было между нами. Представляя себе свой приезд в Москву, я окончательно успокоилась. Мне и дышать стало легче. Знала я, что и моя сестра встретит меня через несколько часов совершенно иначе, не так, как это случилось накануне, когда я прилетела в Сургут. Словом, на меня снизошло какое-то необыкновенное умиротворение, я даже почувствовала себя почти счастливой. Мне словно подсказали, как жить дальше.
Успев привыкнуть к тому, что Володя звонит мне по нескольку раз ежедневно, я удивилась, что за весь сегодняшний день он не дает о себе знать. Скорее всего, он занят и ему не до меня. Возможно, он позвонит тогда, когда ему найдется что рассказать мне о тетке Нади Агренич, проживающей во Владимире, или о Розе, сестре Флорского.
Конечно же, я не выдержала и позвонила сама. И после нескольких долгих гудков неожиданно услышала молодой женский голос:
– Да, слушаю?
– Вы кто? – удивилась я.
– Позвольте… Вы звоните мне, причиняете беспокойство, да еще и спрашиваете, кто я?! – возмутились в трубке. – Это вы сами должны были мне представиться!
Лицо мое запылало, словно меня отчитывали за грубую нетактичность.
– Я набрала номер Владимира Пухова… – пробормотала я растерянно, совершенно сбитая с толку. – Кто вы и зачем взяли его трубку? На каком основании? – Мне удалось взять себя в руки. – К тому же вы отлично видите на дисплее мое имя, значит, знаете, кто это!
Я представила себе ситуацию. Володя – в квартире, где совершено преступление, предположительно убийство. Работает. Случайно оставил свой телефон на столе, а сам, к примеру, вышел из комнаты. И вот какая-то понятая, скажем, или свидетельница имеет наглость схватить его телефон и отвечать на звонки!!! Я уже приготовилась обрушить на нее град упреков – мол, какое право вы имеете брать чужие телефоны, – как вдруг услышала:
– Я – его жена, и, если уж у вас что-то важное к Володе, вы можете передать ему все через меня. Дело в том, что он сейчас не может подойти, – ответили мне уже более сдержанным, даже вежливым тоном. Тоном жены. – Он в ванной.
Мне вспомнился один из последних наших разговоров с Володей, кажется, тогда я посоветовала ему ужасную вещь… «Неужели ты не можешь найти в Москве женщину, которая заменила бы тебе меня?»
Я отключила телефон и снова уставилась в окно. «Я его жена… его жена… его жена… Он в ванной… ванной…» – стучали колеса.
