Мария Спасская - Черная луна Мессалины
– Я вас слушаю, – откликнулась я.
– Я эта, того. Приношу извинения за шефа, – развязно обронил он, протягивая небрежно извлеченную из кармана джинсовой куртки стопку банкнот. – Здесь сумма, рэально достаточная, чтобы покрыть расходы за причиненный ущерб.
Он так и сказал – «рэально». И закончил:
– Мадам, войдите в положение.
Скроил умильную физиономию и приложил к груди широкую пятерню с обручальным кольцом.
– В каком смысле войти в положение? – уточнила я.
– В том смысле, что давай не будем рамсы путать, – широко улыбнулся проситель, ненавязчиво переходя на «ты». – Ты знаешь, кто мой шеф? Так, на минуточку, генеральный директор крупнейшей в России фирмы по поставке медицинского оборудования, – пустился он в пояснения. – Зачем портить репутацию господина Громова? Все-таки Новый год, корпоратив, который наша фирма проводит в вашем кабаке, и тут такая женщина, как Секси Бум… Эдуард Максимович и не сдержался. Вот моя визитка, если будет мало денег – звякни, пришлю еще. Ну, и просто так звони… Светка моя завтра улетает на Бали, а мы с тобой свинтили бы в шикарный загородный клуб. Оторвались бы. Порезвились. Ну, и вообще.
Я ничего не имела против господина Громова, а также его смазливого помощника по имени Федор Зинчук, как было заявлено в визитке, и потому согласилась принять отступные. Обида на Костика не отпускала. Про Игорька и подавно не хотелось вспоминать.
– Ладно уж, господин Зинчук. Ждите у служебного выхода, выведу я вашего Эдуарда, – пообещала я. И тут же вспомнила об Эльке. Леденея при мысли, что, не зная о моем новом месте работы, девочка может заподозрить неладное, увидев, как ее родительница беседует в стриптиз-клубе с донжуаном местного разлива, явно ищущим доступных развлечений, я оглянулась на ее столик. К счастью, ни Эльки, ни Дениса в зале уже не было. За их столом сидели разудалые кавказцы и радовались, как дети, при виде официанток топлес.
У меня отлегло от сердца. Щелкнув замком служебного выхода, я скрылась за дверью и двинулась к комнате охраны. Она находилась сразу за залом, в самом начале коридора. Кроме стола и двух пластиковых стульев, в крохотном помещении ничего больше не было. Свесив ладони между колен и упершись локтями в ляжки, оба охранника зала застыли на стульях в позе ожидания. Один из них, тот, что повыше и поспортивнее, потирал кулак. Второй, маленький и плотный, комкал в руках белую тряпку.
– Где наш герой? – полюбопытствовала я, оглядывая каморку в надежде увидеть Эдуарда Максимовича, стыдливо одевающегося где-нибудь в уголке.
– Он в туалете, умывается, – сообщили здоровяки в два голоса. И наперебой принялись докладывать обстановку: – Брюки надел, а рубашку не стал. Сказал, что белая, а у него из носа кровь течет и может рубашку испачкать. А она денег стоит. Вот, сидим, ждем, когда вернется умытым, чтобы отдать рубашку.
И в доказательство своих слов низенький охранник потряс передо мной белой тряпкой, и в самом деле оказавшейся рубашкой. Я смерила сотрудников службы безопасности уничтожающим взглядом и выбежала в коридор. По служебным помещениям клуба бродит неизвестно кто, а охрана сидит, точно на свадьбе, и ждет у моря погоды. Не хватало, чтобы этот сексуальный гигант заявился в гримерку к Мессалине!
Я бежала к VIP-гримерной с целью убедиться, что с американской звездой все в порядке, когда дверь туалета распахнулась и в коридор вышел господин Громов. На его обнаженной груди покачивалась массивная цепь, на которой я увидела фигурку женщины-совы тонкой работы. Двойная бесконечность в ее руках, а также львы под птичьими лапами не оставляли сомнений, что именно об этой вещице я только сегодня слышала от Николая Ароновича Цацкеля.
– У вас ко мне вопросы? – надменно осведомился генеральный директор фирмы по поставкам медоборудования, досадливо трогая кровоточащую бровь.
Я отступила в сторону, давая ему пройти, и покачала головой:
– Вообще-то нет, вопросов не имею. За ваши шалости уже заплатили. – И непонятно почему, вдруг поинтересовалась: – Откуда у вас этот амулет?
– Наследство деда. Умершего.
– Простите, я не знала.
– Не надо извиняться. Дед прожил долгую достойную жизнь. Многих людей спас. Был видный хирург, медицинское светило, хотя начинал в пятидесятых годах прошлого века простым медбратом на «Скорой помощи». Дед, что называется, сделал себя сам. И я пошел по его стопам.
– Вы тоже оперируете? А ваш помощник сказал, что вы, Эдуард Максимович, торгуете оборудованием…
– По профессии я врач, но бизнес привлекает меня значительно больше медицины. Еще вопросы будут?
– Простите, про амулет это я так, к слову. Занятная вещица. Нельзя не обратить внимание.
– Согласен. Мне тоже нравится. Дед говорил, подарок благодарных пациентов. У вас ко мне все? Я могу быть свободен?
– Само собой.
– Покорно благодарю.
Громов издевательски кивнул, прищелкнул каблуками, слегка коснувшись виска резко вскинутой ладонью, точно офицер, отдающий честь, и лениво направился по коридору к комнате охраны. Через минуту вышел одетый и, не застегивая измятой рубашки, устремился к двери в зал.
– Господин Громов, одну минуточку. – Я сорвалась с места, стараясь успеть перехватить его у двери. – Вас ждут на улице. Пойдемте, я провожу.
Засунув руки в карманы, Эдуард шел по коридору с видом оскорбленным и гордым, как будто это не он устроил дебош в нашем клубе, а сотрудники «Эротики» нанесли ему смертельную обиду. Мог хотя бы поблагодарить, что милицию не вызвали. На улице шефа ожидал Федор Зинчук с кашемировым пальто в руках, но генеральный директор надменно прошествовал мимо помощника и, распахнув дверцу стоящего под парами «Мерседеса» представительского класса, устроился на заднем сиденье.
– Эдик, а пальто? – засуетился Зинчук.
– Потом отдашь, – процедил сквозь зубы Громов, захлопывая дверцу автомобиля.
Мне показалось, что за угол шмыгнул знакомый силуэт в болоньевом плаще и берете, но я отвлеклась на «Мерседес». Помощник еле успел вскочить в салон авто рядом с шофером, и машина, благородно шурша по снегу шипованными шинами, рванула с места. С облегчением вздохнув, я направилась в VIP-гримерную. Все-таки актриса пережила стресс, и было не лишним справиться о ее здоровье. Толкнув дверь, я первым делом увидела Лео, стоящего на коленях перед креслом. В кресле сидела закутанная в банный халат Секси Бум с полотенцем на голове. В лице ее не было ни кровинки.
– Что случилось? – не узнавая своего голоса, пересохшими губами прошелестела я по-английски.
Стриптизерша молчала, куря тонкую черную сигарету, и я, повышая голос и рискуя сорваться на крик, повторила:
– Что-то случилось?
– Гребень пропал! – так же, по-английски, простонал импресарио. И тихо заговорил, поясняя: – После нападения русского маньяка моя жена в растрепанных чувствах вернулась в гримуборную, сняла костюм, вынула шпильки из прически, рядом с ними положила гребень и отправилась в душ. А когда вышла, гребня на столике уже не было.
– Но как же так? – пробормотала я, нащупывая за собой свободное кресло и медленно опускаясь в его бархатные объятья.
Тяжелый вздох Лео Фишмана был мне ответом. Трясущейся рукой взяла я со столика пачку сигарет и, вытянув одну, закурила, хотя не делала этого с тех самых пор, как уволилась из бухгалтерии.
– А что говорят стилист и костюмерша? – выдохнула я вместе с ароматным дымом.
– Они ничего не знают, – пожал плечами импресарио. – Тони и Лин на кухне выпивали, у них там завелись друзья. Мои сотрудники сказали, что не думали, что выступление так быстро закончится, потому и ушли. Проводив жену в гримерку и не найдя персонал, я пошел их искать. А когда нашел, устроил разнос. Мои люди были не правы, я им об этом сказал. Они даже готовы понести наказание, но в любом случае и у стилиста, и у костюмерши на момент похищения гребня имеется алиби.
– И у вас тоже, – упавшим голосом проговорила я.
– Да, и у меня, – живо откликнулся импресарио. – Но есть одна деталь. Когда я шел на кухню, я увидел человека. Он заходил сюда, – слегка замявшись, закончил Фишман. – Я подумал, что мне показалось, и не придал этому значения.
– Вы поняли, кто это был?
– Прежде всего, это был мужчина. Лица не разглядел, одет он во что-то темное. А вот на голове у парня было навернуто воронье гнездо. Это когда волосы делят на пряди и каждую прядь превращают в омерзительный войлок. У нас так ходят только распущенные негры, а в вашей варварской стране – продвинутая молодежь.
Дреды! Американец говорит именно о них. В нашем клубе подобную прическу носит один лишь Давид. Обратиться в милицию? Ни за что на свете! Я все решу сама.