Екатерина Островская - Не расстанусь с Ван Гогом
Он уже подходил к подъезду дома Горелова, обогнув внедорожник, перегородивший дорогу, когда прямо перед ним остановился автомобиль, из которого вышли двое парней.
– Садись к нам! – сказал один.
– А почему, собственно…
– По кочану, – ответили Холмогорову, – тебя Багров ждет.
Теперь он узнал их: это были те самые парни, что подкараулили его возле дома Нади. Напали, а потом, так сказать, поскользнулись. Вернее, на них напал сзади Павел и каким-то образом смог обезвредить – видимо, ему помог эффект внезапности. Надо было бы, кстати, отблагодарить внука Радецкой, но теперь вряд ли удастся. Ведь неизвестно, для чего его требует банкир. Вдруг для того, чтобы убить?
Саша обернулся – двор был пуст.
Его подтолкнули в спину.
– Чего головой крутишь? Садись!
В салоне стоял сильный запах анаши.
– Проветрили бы, – посоветовал Холмогоров. – Менты тормознут, что говорить станете?
– А чего с ними говорить? Настучим им по репам и дальше поедем, – ответил тот, что сидел за рулем, и заржал.
– Я тебе вот что скажу, – обратился к Саше сидящий рядом с ним. – Где ты себе надыбал шестерку для охраны, нас не колышет. Мент он или нет, но если еще раз возле тебя окажется, просто порвем его. Так и передай. Просто уроем, в натуре. А то, ишь ты, наскочил… Нет, чтобы слово сказать, так он сразу Андрюхе ногой в челюсть. И мне тоже въехал сзади по калгану. Это же подло! Если бы я вовремя развернулся, фиг бы ему удалось чего со мной сделать: я из положения лежа стоху двадцать раз от груди жму. Так ему и передай.
– Хорошо, – согласился Холмогоров, надеясь, что происходящий бред сейчас закончится.
Но парни не могли успокоиться.
– Не таких ушлых видали. Один барыга пытался тут туфту вешать. «Че, – говорил, – пацаны, за наезды такие? Я сам на короедке парился, а потом на черной киче не в мужиках ходил. Я – не простой кентарь, а типа того, что в шерсти». Ты понял?
– Понял, – кивнул Саша. – Дядька на малолетке сидел, а затем на блатной зоне, и вообще он почти в законе, только от традиций воровских отошел, но понятия соблюдает.
– Ну! – обрадовался рассказчик. – Только нам это до балды. Если он Багру должен, то пусть выкатывает лавэ. Мы стрелку с ним забили, а барыга притащил с собой япошек каких-то. А чего те могут против волыны? Короче, положили мы их, а тот, который типа шерстяной, сразу засмыкал. Ну и все путем стало – до сих пор долю отстегивает… Мы чего с тобой так базарим душевно? Потому что ты хоть и фраер, но наш. На киче в авторитете будешь, ведь прокурора замочил. В кошаре лучшая шконка – твоя. Чифирем, кайкой или кокнаром всегда обеспечат. И работать не придется, за тебя другие будут пупок рвать. А у тебя вся кайса в кайфе будет.
– Не, – обернулся сидящий за рулем, – ему за прокурора вышак, то есть пожизненное корячится.
«Запугивают, – догадался Холмогоров, – специально ерунду несут. Хотя…»
– А что, всем уже известно, кто тогда прокурора… – тихо спросил он.
– Да ты не кипишись, кому надо – узнают всегда.
От этого утверждения спокойствия на душе не прибавилось.
– Сейчас-то куда едем? – спросил Александр, пытаясь разглядеть что-то за тонированным стеклом.
– Так к Багрову в караван-сарай, – ответил сидящий рядом. – Он на день сюда прилетел, хочет с тобой что-то перетереть. Но ты не дергайся, если все путем будет, я тебе сам камелию выкачу, и та тебя на керку отвезет.
– Куда? – не понял Саша.
– На квартиру шикарную. Не слушаешь, что ли?
– Камелия – это баба красивая, которая это дело любит, но денег не берет, – объяснил водитель. – А если королеву предложат или эсэсовку, тоже не отказывайся: значит, ждет тебя суперсекс.
За тонированным окном в синем полумраке проносились дома и машины. «Как будто тьма кругом, – подумал Холмогоров, – а ведь до ночи еще порядочно времени. Хотя для меня света долго не будет, если вообще появится. Придется мучиться всю жизнь… Или «всю кайсу» на их языке».
Автомобиль внезапно остановился. Тот, кто сидел рядом, вышел и распахнул дверь перед Сашей:
– Вылезай. Только осторожно – тут лужа конкретная, а у тебя коры-моны крутяцкие.
И показал на ботинки Холмогорова.
Машина стояла возле огромной стеклянной двери отеля.
На лифте поднялись на последний этаж, прошли по мягкому ковру, устилающему пол коридора, и остановились у входа в номер. Один из парней постучал осторожно, потом приотворил дверь, просунул голову внутрь и сообщил:
– Артиста привезли, – после чего подмигнул Холмогорову: – Заходи.
Саша шагнул через порог с нехорошим предчувствием. Увидел под ногами наборный паркет, пушистый ковер на нем и поднял глаза. Холл люкса был просторным. На кожаном диване перед невысоким столом сидел Багров без пиджака и в расстегнутой рубашке. Рядом с ним, поджав ноги, примостилась девушка. Не девушка даже, а девчонка – лет четырнадцати, похожая на семиклассницу, а не на проститутку. Она держала перед собой вазу с фруктами, отщипывала виноградинки и отправляла их в рот.
– Проходи, – спокойно распорядился банкир. – Хочешь – наливай себе вискаря. Или ты коньяк предпочитаешь?
Саша хотел отказаться, но потом понял, что лучше не возражать, и шагнул к столу, на котором стояли бутылки.
– Лучше коньяк. Или теперь мне надо называть его карболкой?
– Как нравится, так и называй. Но карболка – коньяк вообще, а это… Ты попробуй, сразу поймешь, в чем разница. Я только его и пью.
Холмогоров взял в руки бутылку и осмотрел ее. Прочитал название про себя и произнес его вслух:
– «Анкестраль».
– Семьдесят пять лет коньяку, – объяснил банкир. – Попробуй и почувствуй разницу. После чего не захочешь называть коньяк карболкой, как зэки.
Саша взял со стола бокал, налил немного, потом чуть крутанул емкость, словно омывая стенки. Посмотрел на свободное кресло.
– Садись, конечно, – махнул рукой Багров, затем отстранил от себя девчонку: – Иди потопчись, детка, в баре, один глоток шампанского я позволяю.
Она поставила на стол вазу с фруктами, подняла глаза на Холмогорова и, видимо, только сейчас узнала. Саша отвернулся и пригубил коньяк. Потом машинально достал из кармана пачку сигарет.
– Не кури здесь! – приказал Багров. – Трави свой организм в другом месте. Я, например, не выкурил ни одной сигареты. Знаешь, какие у меня легкие? Я под водой три минуты могу сидеть. За всю жизнь ни разу не кашлянул.
Девчонка прошла рядом, аромат дорогих духов скользнул мимо.
– Это не проститутка, – произнес банкир. – Ее папа не последний человек в городе, крупный чиновник. Он осведомлен, с кем встречается его дочь, но предпочитает делать вид, будто в неведении.
– Ну, я пошла в бар, – сказала девчонка.
– Иди. Только пусть ребята рядом постоят, а то вдруг вылезут папарацци-мамарацци, как в прошлый раз. Не хочется крови больше.
Дверь бесшумно закрылась.
– Матери у нее нет, крутой папочка – вдовец.
– Кудря, что ли? – догадался Холмогоров.
– Да какая разница, кто. Я для этой девочки и папа, и мама, и любовник, и спонсор, и ангел-хранитель. Она умненькая, далеко пойдет. Я помогу ей лучше, чем родитель, хотя тот очень богатый человек – с ним все в этом городе делятся. А тех, кто пытается крысить, я наказываю.
Багров, увидев, что Саша поставил бокал на стол, посмотрел на него внимательно:
– А ты что мне скажешь?
– Думаю, на днях бывшая жена примет мое предложение. Мы подадим заявление, я сделаю ей предсвадебный подарок и намекну, что жду ответный в виде картины Ван Гога, которую Надя считает копией.
– «Думаю… она считает…» – скривился Багров. – Ты слишком много и долго думаешь. А она ничего не должна считать. Мне надо срочно, и что да как, меня не волнует. Мне нужна картина и документы. Повторяю, если забыл: нотариально заверенный договор купли-продажи или заверенная же дарственная. Желательно не в простой письменной форме, а на бланке. Больше я с тобой встречаться не буду, это не в твоих интересах. Картинку я и без тебя достану – может, даже без лишних хлопот. Сроков не назначаю, потому что все сроки и так уже давно вышли. Если хочешь, глотни еще моего коньячку, пока я добрый сегодня, и топай отсюда.
Холмогоров поднялся:
– Спасибо, коньяк и в самом деле превосходный. Мне достаточно одной порции. Надеюсь, встречаться больше не придется.
Саша прошел по ковру, открыл дверь и увидел в коридоре тех двоих, что доставили его сюда.
– Все, что ли? – спросил тот, что был за рулем. – Ну, раз нас не вызывали, будем считать – все прошло хорошо.
– Все прошло просто замечательно, – улыбнулся Саша, чувствуя, как между лопаток течет пот. – Пили оба-алденный коньяк, который даже во Франции просто так не продается. «Анкестраль» называется.
Рубашка противно прилипла к телу, и ему хотелось поскорее от нее избавиться. А еще больше хотелось избавиться от тех, кто шел рядом.
– Сейчас мы тебя куда надо доставим, – произнес один из них.
