Агата Кристи - Скрюченный домишко
- Ну и каков же ответ?
- Первое, что пришло мне в голову, - это мысль об организации алиби. То есть каким образом кто-то обеспечивает себе железное алиби во время покушения на Джозефину. Но эта версия не работает: во-первых, ни у кого из домашних никакого алиби все равно нет, и, во-вторых, обнаруживший тело девочки обязательно нашел бы и кусок мрамора поблизости - и весь modus operandi все равно стал бы ясным. Конечно, _е_с_л_и _б_ы_ преступник убрал кусок мрамора до того, как ребенок был обнаружен, картина покушения осталась бы непонятной. Но в целом вся эта история кажется лишенной смысла.
Инспектор развел руками.
- И чем же вы все это объясните?
- Особенностью характера Лоуренса Брауна. Индивидуальной идиосинкразией. Молодой человек совершенно не переносит насилия - он не может заставить себя совершить над кем-то акт насилия. Он просто физически н_е_ м_о_г_ стать за дверью и раскроить ребенку череп. Но _м_о_г_ устроить ловушку и убежать прочь, чтобы только ничего не видеть.
- Да, понимаю, - медленно проговорил я. - И эзерин в пузырьке из-под инсулина - из той же оперы?
- Точно.
- Вы полагаете, он действовал без ведома Бренды?
- Это объясняло бы, почему она не выбросила использованный пузырек. Конечно, они могли действовать сообща... или даже Бренда могла сама придумать и организовать номер с отравлением... Милая безболезненная смерть для старого мужа. Но я уверен, ловушку для Джозефины устраивала не она. Женщины никогда не возлагают надежд на подобные трюки - и в этом они правы. Я лично считаю - идея с эзерином возникла в голове Бренды и, возникнув, полностью подчинила женщину себе. Вообще-то Бренда относится к тому типу людей, которые умудряются не скомпрометировать себя нив каких ситуациях, всегда выходят сухими из воды - и продолжают жить со спокойной совестью.
Он помолчал и продолжал:
- Эти письма существенно проясняют дело. Если девочка оправится, можно будет считать, что все устроилось самым лучшим образом.
- Тавернер искоса взглянул на меня:
- Ну, и каково же чувствовать себя помолвленным с миллионом фунтов стерлингов?
Я недоуменно заморгал. В тревогах и волнениях последних нескольких часов я совершенно забыл про завещание старого Леонидиса.
- София еще ничего не знает, - сказал я. - Вы хотите, чтобы я поставил ее в известность?
- Насколько я понял, Гэйтскилл собирается объявить печальные (или радостные) новости после завтрашнего дознания. - Тавернер задумчиво посмотрел на меня: - Интересно, как отреагирует на это семья?
20
С дознанием дела обстояли так, как я и предсказывал. То есть по просьбе полиции оно было отложено.
Все мы находились в приподнятом настроении: накануне оказалось значительно менее серьезным, чем предполагалось сначала, и что можно надеяться на скорое выздоровление девочки.
- Правда, пока, - сказал доктор Грей, - навещать ее нельзя никому, даже матери.
- И в первую очередь матери, - шепнула мне София. - Я ясно дала это понять доктору Грею. Да он и сам прекрасно знает маму.
Должно быть, на моем лице изобразилось сомнение, потому что София резко спросила:
- Ты чем-то недоволен?
- Ну как... все-таки мать...
- Меня трогают твои старомодные представления о жизни, Чарлз. Но ты просто плохо знаешь маму. Милое создание совершенно не в силах вести себя в соответствии с ситуацией: она обязательно разыгрывает грандиозную драматическую сцену у постели больного ребенка. А драматические сцены - не самое лучшее лекарство для человека, лежащего с пробитой головой.
- Ты успеваешь подумать обо всем, моя милая, не так ли?
- Что ж, кто-то должен думать обо всем теперь, когда дедушка умер.
Я задумчиво посмотрел на Софию. Было ясно - проницательность старого Аристида не подвела его и здесь. Груз ответственности за семью уже лежал на хрупких плечах Софии.
После процедуры дознания Гэйтскилл приехал с ними в Суинли-Дин. Когда вся семья собралась в гостиной Магды, поверенный откашлялся и торжественно произнес:
- Считаю себя обязанным сделать следующее объявление.
Я испытывал приятное ощущение человека, посвященного в таинство ведь содержание объявления я знал заранее, - и приготовился внимательно следить за реакцией каждого члена семьи.
Гэйтскилл был краток и сух и внешне ничем не обнаружил своей обиды и раздражения. Сначала он зачитал письмо Аристида Леонидиса, затем - текст завещания.
Наблюдать со стороны за присутствующими было чрезвычайно интересно, и я только жалел, что не могу смотреть одновременно на всех.
На Бренду с Лоуренсом я не обращал особого внимания, так как доля вдовы по этому завещанию оставалась прежней. В основном я наблюдал за Роджером и Филипом и уже потом - за Магдой и Клеменси.
На первый взгляд все они держались великолепно.
Филип сидел откинув красивую голову на высокую спинку стула и плотно сжав рот. Он не произнес ни слова.
Магда же, напротив, как только мистер Гэйтскилл смолк, разразилась бурным потоком восклицаний:
- София! Дорогая! Как неожиданно! Как _р_о_м_а_н_т_и_ч_н_о_! Милый старый фантазер так хитрил и скрытничал - словно маленький ребенок! Неужели он не доверял нам?! Неужели он думал - мы рассердимся?! Он никогда не подавал виду, что как-то выделяет Софию среди всех нас. Но правда, все это в высшей степени романтично!
Внезапно Магда легко вскочила на ноги, протанцевала к Софии и присела перед ней в глубоком реверансе.
- Мадам София, ваша нищая старая мать униженно просит у вас подаяния. - И добавила хриплым голосом, подражая выговору простолюдинки: - Кинь-ка грошик, дорогуша. Твоя мамаша намылилась в кино, - и протянула к Софии трясущуюся руку со скрюченными пальцами.
- Угомонись, Магда! Это бессмысленное кривляние совершенно неуместно сейчас, - проговорил Филип, почти не разжимая губ.
- О! Но как же Роджер! - Магда резко повернулась к Роджеру: Бедняжка Роджер! Наш милый старик хотел помочь тебе, но смерть помешала ему... И теперь Роджер не получит в наследство ничего. - Магда величественно повернулась к дочери: - София! Ты просто обязана помочь Роджеру.
- Нет! - Клеменси шагнула вперед. Лицо ее приобрело непреклонное выражение. - Не надо. Нам ничего не надо.
Роджер, похожий на огромного добродушного медведя, неуклюже подошел к Софии и нежно взял ее за руку.
- Я не возьму у тебя ни пенни, милая девочка. Как только все дела в доме будут улажены, мы с Клеменси уедем в Западную Индию и начнем там новую, простую жизнь. Если когда-нибудь я окажусь в крайней нужде, я обращусь за помощью к главе семьи, - он обаятельно улыбнулся Софии. - Но до тех пор я не возьму у тебя ни пенни, ведь на самом деле я очень непритязателен - Клеменси может это подтвердить.
Неожиданно подала голос Эдит де Хэвилэнд.
- Все это, конечно, замечательно, - сказала старая леди. - Но вы не должны забывать и о внешней стороне дела. Если ты, Роджер, обанкротишься, не приняв помощи Софии, а потом уедешь куда-то на край света - в обществе пойдут неприятные для Софии разговоры.
- Да что значит общественное мнение? - презрительно сказала Клеменси.
- Для вас, Клеменси, ничего, - отрезала Эдит де Хэвиленд. - Но София живет в _э_т_о_м_ мире. Она девушка со светлой головой и добрым сердцем, и я не сомневаюсь, что Аристид абсолютно прав в своем выборе главы семьи, хотя для наших английских умов и кажется несколько странным решение обойти наследством двоих сыновей. Но полагаю, будет неприятно, если кто-то заподозрит Софию в жадности и нежелании помочь разорившемуся родственнику.
Роджер подошел к тетушке, обнял ее и прижал к себе.
- Тетя Эдит! - сказал он. - Вы милая... и такая упрямица. Но вы совсем не понимаете Клеменси! И я сам знаю, чего мы с женой хотим, а чего - не хотим.
Внезапно вперед выступила Клеменси, на ее худых щеках полыхали алые пятна.
- Никто из вас, - вызывающе заявила она, - не понимает Роджера! И никогда не понимал! И не думаю, что когда-нибудь поймет! Пойдем, Роджер.
И они покинули гостиную. Мистер Гэйтскилл кашлянул и принялся собирать бумаги. Лицо его выражало глубокое неодобрение. Он терпеть не мог семейных сцен, следующих за оглашением условий завещания. По нему это было хорошо видно.
Наконец я перевел взгляд на Софию: у камина стояла стройная красивая девушка с гордо поднятой головой и твердым ясным взглядом. Только что она стала обладательницей огромного состояния, но главной моей мыслью сейчас была мысль о том, насколько одинока стала София в одно мгновение. Между ней и ее семьей возникла непреодолимая преграда, и мне показалось, что девушка уже осознала этот факт и безропотно смирилась с ним. Старый Леонидис переложил на ее плечи тяжелый груз ответственности, веря, что он ей по плечу. Но в этот момент мне было ее нестерпимо жаль.
До сих пор София не произнесла ни слова - ей еще не дали такой возможности. А за внешней расположенностью семьи к девушке я уже ощутил скрытую враждебность. Даже в разыгранной Магдой изящной сценке мне почудилась тонкая нотка недоброжелательности.
