Ирина Мельникова - Агент сыскной полиции
Алексей, стоя на подножке экипажа, старался разглядеть, куда завернула коляска Лизы. Рыдван продолжал неотрывно следовать за ней, но проехал несколько вперед и только тогда остановился. Носатый зыркнул по сторонам и нырнул в толпу. Лиза и Никита с огромным букетом в руках прошли чуть левее и завернули за угол циркового здания.
— Через служебный пошли, — проследил за ними взглядом Вавилов и приказал:
— Следуй за своим приятелем, а я — за Лизой, — и исчез, только его и видели.
Алексей спрыгнул с подножки и нырнул в толпу.
Котелок Носатого виднелся у нижнего входа в цирк.
Но Алексей протолкался сначала к кассе и купил билет на галерку.
Зазвонили в колокольчик, и толпа повалила занимать места. Публика поприличнее, та, которая одета получше и пахнет приятнее, потекла через нижний вход, увлекая за собой типа в котелке. Алексею пришлось карабкаться по лестнице вслед за теми, кто о своей одежде и запахах не слишком заботился.
На галерке он пробрался к барьеру. Зрители стояли вплотную друг к другу, но умудрялись зубоскалить, щелкать семечки, грызть пряники, облизывать леденцы на палочке и при этом громко смеяться и перекликаться со знакомыми.
Внизу тоже было негде яблоку упасть. Разодетые зрители заполнили все скамьи сверху донизу. Дамы обмахивались веерами, мужчины серьезно взирали на бархатный занавес, прикрывающий выход на арену, дети ерзали от нетерпения…
Алексей нашел глазами Лизу. Она сидела в первом ряду с букетом на коленях. Носатого он обнаружил не сразу. Сначала он заметил картуз Вавилова и только затем знакомый котелок неподалеку от запасного выхода.
Но вот под звуки оркестра распахнулась бархатная портьера, по обеим сторонам арены выстроились служители в красно-желтой униформе, а мимо них прогарцевала гнедая лошадь с белой гривой и белым хвостом.
Алексей почувствовал, что у него, как в детстве, похолодело в груди от предчувствия чего-то необыкновенного. На лошади было широкое седло, а на седле расшитый яркими цветами ковер. Вслед за лошадью выбежала белокурая красивая женщина в голубом с блестками платье. С разбегу наездница вскочила в седло и двумя руками послала воздушный поцелуй публике. Алексей вспомнил: когда-то в детстве у него была музыкальная шкатулка с точно такой же красавицей на белой лошади, кружившейся под незатейливую мелодию.
Наездница танцевала, становилась на голову, прыгала сквозь оклеенный разноцветной бумагой обруч, а посреди арены словно заведенный крутился и щелкал длинным кнутом высокий красивый мужчина в гусарском, откинутом за плечи щеголеватом ментике, кивере с султаном и малиновых чакчирах[42], расшитых на бедрах серебряным галуном и заправленных в высокие блестящие сапоги со шпорами.
Наездница закончила выступление и, соскочив с лошади, вновь послала воздушный поцелуй. Зрители внизу оглушительно захлопали, на галерке постучали еще вдобавок ногами и пару раз свистнули. Наезднице вручили огромный букет, она присела в реверансе.
И вдруг Алексей увидел Лизу. Она поднялась со своего места, что-то коротко выкрикнула и бросила букет прямо в руки мужчине, выступавшему вместе с наездницей. Тот прижал его к груди, расплылся в улыбке и поклонился. В зале опять захлопали, а артист выпрямился, поднял руку с букетем, а другой послал воздушный поцелуй в сторону Лизы и скрылся вслед за наездницей за кулисами.
Алексей стукнул кулаком по барьеру от негодования. Теперь ему стали понятны и эти частые визиты в цирк, и желание стать наездницей. И не зря беспокоился Федор Михайлович. Девчонка, по всему видать, влюбилась в этого залетного ловчилу, который наверняка гол как сокол и, кроме красных штанов, ничего за душой не имеет.
Он посмотрел вниз. Картуз Вавилова и котелок Носатого находились на прежних местах, Лиза от души смеялась над потешными медвежатами-музыкантами, поэтому можно было немного расслабиться и посмотреть представление. На смену медвежатам на арену вышел жонглер с разноцветными шарами, кеглями и обручами, затем появился огненно-рыжий черт, от полета которого под куполом цирка захватывало дух, после него служители вынесли на арену две подставки и натянули стальной канат, на котором принялась танцевать хорошенькая черноволосая девочка в розовом трико с огромным веером в каждой руке. Под звуки вальса она скользила по проволоке, приседала, кружилась и была похожа на большую розовую бабочку с двумя пушистыми крылышками.
За ней на арену, казалось, выкатился человечек в рыжем парике, с носом картофелиной и размалеванным лицом. Придерживая руками то и дело сползающие штаны в крупную зеленую клетку и с желтыми отворотами, он весело прокричал в зал: «Добрый вечер! Как поживаете?», на что внизу ответили аплодисментами, а на галерке свистом, топаньем и жизнерадостными выкриками: «Ничего! Живем помаленьку!»
Человечек кувыркался, наступал на собственные штаны и падал, путался под ногами служителей, застилавших арену толстым ковром, и, когда они готовились дать ему пинка или подзатыльник, убегал вприпрыжку в дальний край арены или, высоко задрав ноги, валился в обморок. Публика веселилась вовсю, Лиза хохотала, прикрыв лицо веером. Вавилов и Носатый по-прежнему оставались на своих местах и не покинули их даже во время короткого антракта, после которого началось второе отделение. И Алексей подумал, что на этот раз их подозрения оказались беспочвенными. Носатый явился на представление без какого-либо злого умысла, и то, что его рыдван оказался рядом с коляской Лизы, — чистейшее совпадение.
Второе отделение обещало быть самым интересным.
Стоило грянуть музыке, как публика насторожилась и кое-кто даже приподнялся со своего места. На арену вышел человек в модном сером костюме с бабочкой, подправил пальцем тщательно уложенные усы и, поклонившись, поднял вверх правую руку. Музыканты послушно смолкли.
— Тарлини! Луиджи Тарлини! — зашепталась публика.
Мужчина обвел взглядом возбужденный зал и вновь взметнул руку вверх. Публика притихла, а Тарлини зычным голосом провозгласил:
— Семнадцатый день летних состязаний по французской борьбе на оспаривание звания чемпиона сибирских губерний и почетной ленты через плечо! — Он выждал паузу и выкрикнул:
— Парад! Алле! Маэстро, марш!
Грянула музыка, и на арену один за другим стали выходить полуголые великаны с голубыми, розовыми и красными лентами через плечо. Борцы шли по кругу, пружинисто ступая по толстому ковру, и каждый становился на заранее отведенное место.
Тарлини снова поднял руку — музыка оборвалась.
— Р-р-рекомендую прибывших бор-р-рцов! — раскатисто возвестил он, и публика оглушительно захлопала в ответ.
Он начал выкрикивать имена, а борцы делали два шага вперед, раскланивались и опять становились на место. Одним публика хлопала еле-еле, другим кричала «браво» и бросала цветы.
Алексей замер, вглядываясь в каждого в надежде увидеть знакомое лицо, но напрасно. Ни с кем из них встречаться ему не доводилось. Он вздохнул, посмотрел вниз и обмер: ни Вавилова, ни Носатого в партере не наблюдалось.
Он принялся ожесточенно работать локтями, пробиваясь сквозь спрессованную в единое целое толпу.
Вслед ему летела ругань, кто-то попробовал залепить ему затрещину, но Алексей вовремя уклонился. Наконец он пробился к выходу на лестницу и быстро сбежал по ней в маленькое фойе. А вдогонку ему неслось:
«Победитель международных соревнований в Лондоне и в Париже, — голос Тарлини взлетел чуть ли не до купола цирка, — че-е-емпион ми-и-ира! Эдва-а-ард… Лойс!»
Цирк, казалось, треснул от шквала аплодисментов, а Алексей с сожалением подумал, что вряд ли у него получится еще раз вырваться в цирк, чтобы посмотреть состязания.
Он огляделся по сторонам. Окно кассы было закрыто, и около него дремал пожилой билетер с программками в руках.
— Мимо вас не проходил человек с тросточкой в руках и в котелке? — справился Алексей и даже приподнял картуз в приступе вежливости. Билетер молча покачал головой и вновь закрыл глаза, всем своим видом выражая недовольство, словно его и впрямь оторвали от важного дела.
Алексей выскочил на улицу и опросил трех извозчиков, чьи экипажи стояли прямо напротив выхода из цирка. Извозчики клялись, что никого, похожего на типа в котелке, не видели. Алексей обежал вокруг здания цирка и нашел служебный вход. К счастью, ни с кем объясняться не пришлось ввиду полного отсутствия сторожей, и он беспрепятственно прошел по темному длинному коридору мимо почти пустых деревянных стойл. Только в некоторых из них фыркали лошади, в одной из них стояла клетка, в которой возились медвежата, а чуть дальше посмотрел на Алексея печальными глазами двугорбый верблюд с презрительно отвисшей губой. Резко пахло животными, мокрыми опилками и еще каким-то особым, непередаваемым запахом, то ли клея, то ли старой пудры и духов, который характерен только для цирка. Его он вспомнил сразу, и сердце его забилось столь же быстро, как и в начале представления.
