Пол Бенджамин - Пропущенный мяч
— Еще мы узнали, что брак Джорджа на грани распада в самом разгаре избирательной кампании.
— Сейчас уже все в курсе его сердечных дел. Есть нечто такое, что он хотел скрыть любой ценой? Возможно, какое-то преступление или что-то в этом роде, что могло дискредитировать его в глазах общественности.
— Нет, ничего такого мы не обнаружили. Два факта, о которых я сказал, достаточно серьезны для нас. Но мы решили, что в любом случае Джордж своей популярностью сумеет смягчить шок.
— Кто вел расследование?
— Один из служащих агентства Дамплер. Его зовут Уоллис Смарт. Он хорошо работал над этим в течение месяца.
— Вы в самом деле верили, что Джордж победит на выборах, не так ли?
— Скажем так: все произведенные нами опросы показали, что его шансы на победу выше, чем у самого лучшего кандидата республиканской партии. Такого никогда не было. Джордж был чрезвычайно одаренной личностью. Он обладал настоящим инстинктом. Я бы не удивился, если бы в один прекрасный день он занял пост президента.
— Интересно.
— «Интересно», — передразнил он меня. — Это трагедия — вот что это такое, черт меня побери!
Я позвонил в агентство Дамплер и спросил Уоллиса Смарта. Мне ответили — это невозможно, мистер Смарт три недели как ушел из агентства.
— А где его можно найти? — поинтересовался я.
— Он окончательно бросил работу частного детектива, только что получил небольшое наследство и покинул страну. Говорят, он уехал на Гаваи.
Я спросил:
— Остались ли в городе его родные, у которых я мог бы узнать его новый адрес?
Жена и дети мистера Смарта погибли в автомобильной катастрофе десять лет назад. Других родственников у него нет.
Я вытащил из ящика белый лист бумаги и написал на нем большими буквами имя «Уоллис Смарт». Число людей, знавших секрет Чепмэна, увеличилось до трех. Смарт оставил работу под предлогом получения наследства, это означало, что он продал информацию тому, кто смог щедро за нее заплатить. Этим человеком мог быть Чарльз Лайт, например. Если остальные способы будут исчерпаны, я всегда могу броситься на поиски Смарта. Мистер Уоллис Смарт — бывший частный детектив, бывший житель Нью-Йорка, продавец чужих секретов. Мой запасной вариант.
Расправившись со вторым сандвичем, я провел следующие пять минут за увлекательной беседой с очаровательной телефонисткой из Южной Каролины. Она терпеливо помогала мне отыскать название ресторана, который содержал некий Рэнди Фиббс. Место называлось «Дэнди Рэнди». Листая справочник, она расспросила меня о погоде в Нью-Йорке, назвала меня «птенчиком» и сказала, что у меня прекрасное произношение, лучше чем у актеров, которых показывают по телевизору. Судя по голосу, она была такой хорошенькой, что я с трудом оторвался от телефона. А может, это была шестидесятилетняя старушка, разбитая ревматизмом, но какая разница?
Пять лет назад Рэнди Фиббс был стареющим запасным игроком в «Нью-Йорк Американз». Из всей команды он один сумел завязать некое подобие дружеских отношений с Чепмэном. Фиббс почти все время проводил на скамье запасных, но при необходимости мог играть на второй линии в течение одной-двух недель. Во время Уорлд Сериз он принимал участие в трех последних матчах и сделал несколько неплохих ударов. Это позволило ему продолжить спортивную карьеру на один сезон. Это был игрок, движимый страстью, а не талантом, и мне всегда доставляло удовольствие смотреть, как он, раздувая щеки, натягивает перчатку или орет, надсаживая горло, на арбитров, обвиняя тех в мошенничестве. Чепмэн и Фиббс являли собой совершенно немыслимую парочку. Но Фиббс был единственным, кого не смущало то обстоятельство, что Чепмэн был интеллектуалом, закончившим престижный университет, богачом и знаменитостью. Фиббс вышел из круга, где эти вещи не имели ровным счетом никакого значения. Он был простым хорошим парнем, и Чепмэн казался ему таким же.
Он не сразу понял, зачем я звоню. Об убийстве Чепмэна он узнал накануне по телевизору, об аресте Джудит — сегодня по радио. Он отзывался о ней как об очень милой женщине и сказал, что не понимает, зачем ей понадобилось таким образом поступать со стариной Джорджем. Джордж был его хорошим приятелем, и они каждый год посылали друг другу открытки на Рождество.
— Рэнди, я хочу, чтобы вы вспомнили последний сезон Джорджа пять лет назад.
— Хорошо, приятель. Вспоминаю. Тогда Джордж забивал классные мячи!
— Вы были его лучшим другом, Рэнди, и вы можете лучше других рассказать мне то, что нужно.
— Я был не только лучшим его другом, — заявил Фиббс без ложной скромности. — Я был единственным другом Чепмэна. С другими он не сказал и пару слов, как будто ему не очень-то и хотелось быть в команде. Джордж был непростой чувак. С ним было лучше не связываться. Но мы ладили как нельзя лучше. Я думаю, ему нравилась моя манера говорить.
— Отличалось ли в тот год его поведение от обычного? Может, он был чем-то озабочен?
— У Джорджа всегда было что-то на уме, башка у него варила по-настоящему. Он заставлял свои мозги работать больше, чем Эйнштейн и иже с ним.
— Но вы заметили в его поведении что-то необычное, особенное? Выглядел ли он подавленным?
— Джордж всегда выглядел немного, как вы говорите, подавленным. Он слишком серьезно воспринимал старый добрый бейсбол. Не как игру, а как работу. Не думаю, что это доставляло ему наслаждение, как мне, например. Он всегда был так сосредоточен… В то время как для остальных парней выйти на поле — уже счастье.
— Итак, в тот год вы не заметили в нем никаких перемен?
— Ну… я тут подумал… но я не знаю, насколько это интересно для частного детектива… Иногда все-таки Джордж был странноват. В середине сезона у него появилась привычка заходить ко мне перед началом матча и говорить: «Рэнди, сегодня я забью три мяча», — или что-нибудь в этом роде. И почти всегда исполнял свое обещание.
— То есть его больше интересовал личный успех, чем победа команды?
— Нет, я бы не сказал. Джордж, как все, хотел победить. Разница в том, что он очень высоко ставил для себя планку, будто он обязан везти всю команду на своих плечах. Если вдуматься, так оно и было.
Наступило молчание, и я спросил:
— Как дела с рестораном, Рэнди?
— Отлично, старина. Здесь еще помнят времена, когда Рэнди Фиббс играл за «Американз».
— Если я когда-нибудь буду проездом в Чарльстоне, не премину посетить ваш ресторан.
— Я рассчитываю на вас, — ответил он с энтузиазмом. — Приготовлю вам фирменное блюдо Фиббса, и вы будете счастливейшим человеком на свете.
После Чарльстона я позвонил в Сан-Диего и поговорил с мексиканской гувернанткой, работающей у родителей Чепмэна. Телефон разрывался со вчерашнего вечера, и Чепмэны перестали отвечать на звонки. С трудом прорвавшись сквозь сетования гувернантки, которая не переставая повторяла, как это все ужасно, я узнал, что было решено перевезти на самолете тело Чепмэна в Калифорнию и похороны состоятся в Сан-Диего.
Наконец я позвонил в Миннесоту. У Чепмэна, как оказалось, не было ни одного настоящего друга, кому он мог бы довериться, и я подумал, что он наверняка поддерживает отношения со старшим братом Аланом. Тот работал врачом в Блумингстоне. Ассистентка доктора Чепмэна передала мне, что шеф уехал в Сан-Диего прошлой ночью. В его семье произошло несчастье. Да, сказал я, я кое-что слышал об этом.
На автоответчике для меня было два послания. Одно от Алекса Вогеля, журналиста из «Пост», а второе — от Брайана Контини. Он звонил незадолго до моего прихода. Что касается Вогеля, я решил, что он узнал мой телефон благодаря связям в полицейском департаменте и хотел выудить из меня подробности убийства Чепмэна. «Пост» регулярно печатала сенсационные статьи о различных кровавых происшествиях. Каждое убийство, пожар или акт насилия преподносился читателю как предзнаменование Апокалипсиса, а я принципиально избегал встреч с подобными журналистами. Если Вогель мечтает со мной поговорить, ему придется проявить небывалую настойчивость.
Чип уже покинул свой офис, когда я ему позвонил. Он ушел на весь день, сказала его секретарша. Я спросил, не знает ли она случайно, зачем он хотел связаться со мной. Ленивым тоном, означающим «я-работаю-здесь-и-точка-и-больше-ничего», она ответила, что не в курсе. Мне пришло в голову, что Чип мог пораньше отправиться с отцом на семейный уик-энд в Вестпорт. С разочарованием я констатировал, что Чип предоставил Бэрльсону все заботы по подготовке защиты Джуди. Юридическая практика превратилась для него в уютное гнездышко, выложенное, как пухом, деловыми бумагами, контрактами и теплыми рукопожатиями, и он был слишком труслив, чтобы рискнуть выйти за его пределы. Талия его скрылась под толстой подушкой дряблого мяса, а мозг обволакивал слой жира, который защищал его от раздражений внешнего мира. Подумать только, ведь это был тот же человек, с которым мы вместе учились на юридическом факультете и мечтали о труде во имя справедливости…
