Светлана Успенская - Черный фотограф
— Поедем? — радостно спрашивала Елена. — Мы с тобой постоянно сидим дома, никуда почти не ходим. То есть, конечно, это я одна сижу по вечерам, а ты все пропадаешь по своим редакционным делам.
Лене не очень-то хотелось тащиться куда-то в холод на электричке, оставляя в городе незаконченное дело. С гораздо большим удовольствием он отпраздновал бы окончание своей аферы через неделю, потому что намеревался уже в понедельник успешно завершить затянувшуюся операцию. Но отказывать Ольшевскому было неудобно, к тому же в интересах Соколовского было поддерживать дружеские отношения с милицией — ведь новоявленный капитан был источником достоверной криминальной информации, который при рациональном подходе мог бы превратиться в золотую жилу. Пришлось с очень кислым видом, как бы делая огромное одолжение, согласиться.
— Поехали, — сказал Леня.
Однако поездка оказалась неожиданно интересной. Собралась довольно разношерстная компания. Ольшевский был в ударе, он смеялся, шутил, пил водку из стакана, на дне которого плавали звездочки его новых погон, рассказывал, как они задерживали на днях угнанные машины и ловили банду, занимавшуюся рэкетом. Леня слушал вполуха. Он пил, но не пьянел, а только становился все мрачнее и мрачнее. Его мучили какие-то смутные неприятные предчувствия. Он отгонял от себя мрачные мысли, но они опять наваливались на него черной массой.
«Все не так, все у меня получается как-то на халяву, все крутится по воле ветрил, — думал Леня о своих незаконченных делах. — А надо бы действовать аккуратно, рассчитывать на худшее. Пару раз мне просто повезло, откровенно говоря, но везение не вечно. Я едва не стал из рыбака рыбкой».
Да, на этот раз рыбка ему попалась крупная и верткая. Она била хвостом об лед и выскальзывала из рук, заманчиво блестя чешуей. В ее нижней губе торчал огромный рыболовный крючок. Оставалось только подтащить ее поближе и подсечь.
— Пойдемте с гор кататься, — весело предложил пьяный Ольшевский и потащил всех на высокий раскатанный берег замерзшей речушки.
Огромные ели векового леса, стеной подступающего к самой реке, стояли, украшенные снеговыми наростами. Орущая компания вывалилась из домика и, оглашая безмолвие зимнего леса песнями без всяких признаков мелодии, двинула кататься.
— Ну что ты все куксишься, — шептала Елена. — Смотри, как весело, — и она визжа скатилась с горы.
На противоположном берегу реки простиралась нетронутая заснеженная целина, рассекаемая только узкой лентой темнеющей вдали дороги. На дальнем краю снежного поля виднелись кирпичные высокие дома, похожие издалека на миниатюрные средневековые замки. Они были огорожены бетонным забором. Кое-где сквозь паутину заснеженных деревьев виднелись редкие мерцающие огоньки.
— А что там? — спросил у Ольшевского Леня, показывая на другую сторону реки.
— Где?
— Вон там, такие хорошенькие домики у леса.
— А, это дачи. И какие дачи! Не поверишь, каждый домик — игрушечка. Все удобства, в каждом доме — бассейн, теннисный корт. Там очень богатые люди живут.
— Ты там был? А ты как туда попал?
— Понимаешь, у нас по делу один товарищ проходил, так, мелкая «шестерка», вот он и вывел нас на этот городок. Там, оказывается, не только бассейн в каждом доме, но и целый пансионат имеется, похожий на дворец, а на самом деле — увеселительное заведение, что-то вроде секс-клуба. Вход только для избранных. Не знаю — врал тот гражданин или нет, но известнейшие фамилии называл…
— И охота богатым в такую глушь переться, — скептически возразил Леня. — Если этого добра и в городе навалом.
— Ну, не скажи, здесь тишина, покой, красота, да и охраняется так, что мы, милиция, полдня не могли туда проникнуть.
— И как вам там, внутри, понравилось?
— Сказка! Двойное кольцо охраны, девушки как на подбор, всех цветов кожи и всех типов. И у каждой, представь, документы в идеальном порядке. Так что по нашей линии все там оказалось чисто. Мы не полиция нравов, да и у них железная отмазка: мы, мол, загородный санаторий для богатых. Даже лицензия есть.
— А где этот дом, покажи, — попросил Леня.
— Да вон тот, со стеклянной крышей, возле самого леса, видишь? Нет? Да ты не волнуйся, губу не раскатывай, тебе туда в жизнь не попасть, а тем более со своим журналистским удостоверением.
— Просто интересно, — с деланным равнодушием сказал Леня. — Хоть послушать «за красивую жизнь».
Его и вправду почти не интересовала полученная информация. Он отложил ее далеко в подсознание и пока благополучно забыл об этом.
Понедельник, как известно, день тяжелый. Просидев все утро в прокуренной редакции и выслушав очередной пяток идей своей начальницы, Леня с облегчением вырвался на свежий воздух. Еще оставалось время для прогулки и для размышлений над тем, как определить, придет Феофанов на встречу один или со своими сыщиками.
«Если он будет не один, придется долго от них избавляться, тем более что они меня в лицо уже знают», — думал Леня.
Да, лицо. Неплохо было бы его изменить хотя бы на полчасика. Но как? Одежда, допустим, у него совершенно обыкновенная, неприметная, можно сказать, но лицо его «хвост» мог достаточно хорошо запомнить. Накладные усы! Или борода!
В назначенное время Соколовский спускался вниз по эскалатору, плотно набитому народом. Его облик украшали пышные кавалергардские усы соломенного цвета, купленные в «Маске». Из-за них было неудобно дышать, а искусственные волосы лезли в рот. Спускаясь, Леня еще сверху старался разглядеть у подножия эскалатора своего клиента. Но там, кроме стеклянной будки с сонным дежурным, никого не было. Людской поток выливался с лестницы и перетекал в переход, не задерживаясь. Озадаченный шантажист, оглядываясь по сторонам, обошел все переходы, но и там никого не встретил.
«Опять начинаются его штучки», — с раздражением сказал он себе.
Феофанова не было. Сыщик этого не ожидал. В глубине души он рассчитывал на то, что его клиент приползет чуть ли не на коленях, прибежит по первому зову, будет униженно молить о пощаде. Вместо этого строптивая жертва сначала начинает нагло следить за своим преследователем, а потом просто не приходит в назначенное время, как будто это ее не волнует.
Леня уже открыто злился. Ему казалось, что он попал в глупейшее положение и его «рыбка», в который раз срываясь с крючка, нагло хохочет ему в лицо. Он, наверное, гораздо спокойнее переживал бы свою неудачу, если бы не знал своего клиента с детства и не имел с ним личных счетов. Ему было бы гораздо проще, если бы это был просто чужой, незнакомый человек. Но каждый свой прокол, связанный с дядей Толей, шантажист воспринимал в сотню раз болезненнее, чем следовало. Где-то в подсознании копошилась мысль о том, что он все еще тот шестнадцатилетний мальчик, пышущий справедливой ненавистью, а его враг — взрослый, который гораздо умнее и коварнее, чем он, — с легкой улыбкой ломает его детские игрушечные стрелы.
Весь вечер и весь следующий день Соколовский провисел на телефоне. Автоответчик однообразно долдонил о том, что дома никого нет, оставьте свое сообщение. Леня хотел было наговорить кучу гадостей, но вовремя сдержался. Пришлось звонить на работу и допытываться у секретарши, где Феофанов. Очкастая тетка дребезжащим голосом отвечала, что Анатолия Вадимовича нет и, где он, она не знает, может, в командировке, а может быть, болеет. Тогда сыщик уже открыто запаниковал. Клиент скрывался от правосудия.
Рассерженный донельзя Соколовский рванул ко второй жене Феофанова. Где же ему еще быть, как не у нее, рассуждал он. От нее он никуда не денется. Но знакомые окна третьего этажа были погружены во тьму. На длинный звонок из квартиры никто не вышел. Леня несколько минут стоял, бестолково оглашая пустую квартиру мелодичными трелями, пока осторожная соседка по лестничной площадке, выглядывая из щели, не спросила через цепочку, что ему надо.
— Скажите, пожалуйста, а где молодая женщина с дочкой из девятой? — спросил Леня, слабо улыбаясь. — Я ей обещал починить телевизор. Может, они гуляют?
— В отъезде они, — сказала женщина. — За один день собрались и уехали, мне ключи оставили, цветы поливать.
