Збигнев Сафьян - Зарубежный детектив
— Нет. — Лицо его сделалось бледным, покрылось потом.
— Что еще заметили на полу?
— Ничего.
— Подумайте хорошенько. Девушка лежала между дверью и столом, несколько в глубь комнаты, а рядом с ней?..
— Ничего, — сказал он. — Ничего, — повторил еще раз. Болек выглядел измученным.
— На сегодня хватит, — сказал Кортель. — Подпишите протокол.
Окольский стоял на пороге рядом с инспектором.
— Пан капитан, — почти прошептал он, — вы ведь не верите, что это сделал я? Не мог я ее убить... Зачем она должна была ждать нас в кабинете? Она там уже была... мертвая...
Между следователем и подозреваемым в какой-то момент возникает особая связь. Иногда они разыгрывают партию против себя самих, но бывает и так, что в определенных фрагментах поединка их усилия направляются к одной общей цели. Память преступника становится его собственным противником. Что Окольский увидел в кабинете? Чего он не может вспомнить? Перевернутый стул? Кто-то поднял его и поставил рядом с балконными дверями? Зачем? Кто? Пущак? Но тот, лично допрашиваемый майором, заявил, что стулья стояли так, как их увидела милиция.
— Я не верю ему, — сказал майор. — Не верю ни одному его слову...
Кортель молчал.
Майор имел повод для плохого настроения. Следствие после того, как был взят Окольский, словно бы топталось на месте. Прокурор уже допрашивал Пущака и установил, что существуют досадные пробелы в материалах, доставленных милицией. Решено было проверить, узнает ли ревнивая жена Пущака в Золотой Ане ту девушку, с которой ее муж ездил на Зубковскую. Привели несколько девушек, сотрудниц милиции, и Золотую Аню. Янина Пущак осматривала их всех молча, ходила вдоль шеренги девушек в мини, ставила их спиной, разглядывала в профиль. Больше всего времени у нее отняла Золотая Аня... На вопрос: «Которая из них?» — отвечала: «Никто. Нет, ту я узнала бы наверняка, — сказала Янина. — У нее тоже были золотистые волосы, но другая походка и кривые ноги. Уверена — кривые ноги».
Майор отпустил ее домой, уже едва владея собой. Он смотрел на Кортеля так, будто инспектор один был ответствен за затянувшееся следствие. А может, и на самом деле был?
— Я принял твою версию, — сказал майор. — Ничего не подтвердилось. Нет ни одного доказательства против Пущака.
— Я никогда не утверждал, что именно Пущак был на Валу Медзешинском.
— А кто же тогда?
— Узнаю, — заявил Кортель, — скоро узнаю...
Шеф нехотя пожал плечами.
— Становишься таинственным? Предупреждаю, что у нас мало времени. Что ты затеваешь?
— Я хочу привести Окольского на виллу Ладыней. Может, там, на месте, вспомнит...
— Если, конечно, существует что-то такое, что он должен припомнить... Дальше?
— Допрошу Рыдзевского и жену Ладыня.
— Ты давно должен был это сделать, — с упреком бросил майор.
Кортель встал, полагая, что разговор окончен.
— Нет, нет, подожди, — сказал майор, он выглядел несколько озабоченным. — Ты разговаривал с Видавской?
— Нет. — Кортель встал посреди комнаты; солнце клонилось к заходу, и косые лучи его ударили инспектору в глаза.
— Я хотел сообщить тебе о решении прокурора. Он не применит санкцию; если следствие не подтвердит ничего сверх того, что уже установлено, ее дело, вероятнее всего, будет прекращено. Ты знаешь, что в июле объявляют амнистию?
— Знаю. Спасибо. — Он направился к дверям.
— Ты собираешься встречаться с ней? — спросил майор.
— Да. — Кортель встал на пороге. — И если она захочет, то станет моей женой.
Майор подошел к креслу, он был удивлен.
— Ты все взвесил?
— Да.
— Я думаю, что тебя ожидает еще не один разговор на эту тему.
— Знаю.
А действительно ли он все взвесил? И думал ли он серьезно об этом? Кортель вернулся к себе домой, когда уже стемнело. Он выпил кофе. Открыл окно. В комнату потянуло туманом и выхлопными газами. Внизу автомобили включили фары... Он подумал, что хорошо было бы уехать из Варшавы, например, к морю... Или поехать в Старгард и еще раз побеседовать с магистром Вальдемаром Репкой. Он снял трубку и набрал номер.
— Бася?
— Да, — услышал он. — Это ты? Зачем звонишь?
— Я хочу тебя видеть.
— Правда? Долго раздумывал, долго... Ты считаешь, что я заслужила такое доверие?
— Я хочу тебя видеть, — повторил он.
— Я еще не знаю, есть ли у меня желание встретиться с тобой, — ответила она. — Если когда-нибудь захочешь прийти сказать, что я права, приходи. — И повесила трубку.
XV
На следующий день шел дождь. Воздух был прохладный и резкий. Кортель широко открыл окно своего кабинета и посмотрел на часы. Скоро должен прийти Рыдзевский. Времени для разговора с ним было мало: Кортель предупредил жену Ладыня, что придет к ней на виллу.
Он собирался начать день с посещения виллы рано утром, перед выходом на работу, но ему позвонил Беганьский.
— Посылаю за тобой машину, приезжай. Шефу твоему я уже позвонил, — радостно сообщил он.
Наверное, что-то произошло важное, если Беганьский официально пригласил его в Главную комендатуру.
Беганьский сидел у себя в кабинете, большой, добродушный, в расстегнутом мундире.
— У меня для тебя опять кое-что интересное, — загадочно сказал он. — А вообще, старина, ты плохо выглядишь. Не нравишься ты мне.
— Трудно.
— Ты слишком впечатлительный, да и ведешь себя так, словно ты один на свете. Даже поболтать не забежишь.
— Ты можешь мне помочь?
— Может, и могу. Кого теперь подозреваешь в убийстве на Каневской?
— Не прикидывайся дураком.
— Смотри, старина, не влипни в какую-нибудь историю... Не забудь, что Ладынь и Рыдзевский известные специалисты.
— Это меня не касается.
— Ясно. — Беганьский улыбнулся. — Ты знаешь, ко мне постоянно возвращается дело про те экспрессы... Вроде милицейского ваньки-встаньки. Сплошные гипотезы и странные показания. Нашелся некто третий, кто опознал того типа.
— Кто же?
— Ты слышал о Езеке Часовом Мастере?
— Конечно, слышал. Да ведь ему под семьдесят!
— Да. Так вот, он клялся, что завязал, а два дня назад его снова накрыла районка в Радоме. Взлом в ювелирном и кража часов. Профессиональная работа. Но кто-то засыпал его. Он говорит, что у него не было выхода: наличные деньги все кончились, а остаток жизни он может провести и в тюрьме, потому что на спокойную старость никогда не рассчитывал.
И пошел рассказывать, как это он всегда делает. Байки разные, анекдоты... Иногда немного правды... И между прочим сказал, что узнал того человека, зарезанного поездом, — узнал его по фотографии в газете. Мне об этом доложили, и я поехал допросить его. «Пан майор, — сказал он, — я знаком с ним уже три года, клянусь богом. Весной он всегда приезжал в Варшаву, говорил, что должен увидеть пчел в Ботаническом саду. Такой был поэт! Приглашал меня всегда пообедать и любил слушать, как я рассказываю, у него всегда были оригинальные планы... Говорил, что, приезжая в Варшаву, он делает один налет, и этого ему хватает на все двенадцать месяцев... В этом году он приехал раньше обычного, я даже удивился. Он планировал налет в районе Жолибожа». И ты знаешь, где? — спросил Беганьский.
— Где?
— На виллу по улице Каневской. Езек Часовой Мастер назвал даже его имя: Ероним Мругал. Клянется вроде той женщины из Колобжега, что видел его паспорт.
— Чепуха, — сказал Кортель. — Все это фантазия Езека. Нельзя брать всерьез ни показания Езека Часового Мастера, ни этой из Колобжега.
— А тебя не настораживает такое совпадение: вилла на Каневской?
— Это случайность. Или подсознательный бред Езека. Вспомни, что этот человек погиб второго апреля, а Болек, Циклон и Желтый Тадек совершили кражу на вилле двадцать седьмого мая. Тут нет никакой связи.
— Пожалуй, да. Пожалуй, ты прав. Пора кончать с этим... Но, видишь ли, старина, меня постоянно что-то беспокоит в этом деле... Не могу сказать что...
— Меня тоже беспокоило, — сказал Кортель.
— А сейчас?
— Кажется, уже нет... Всегда найдется какое-нибудь не совсем разгаданное дело, ты его откладываешь, а оно снова возвращается к тебе, ты снова откладываешь...
— А я все же хотел бы узнать, кем же на самом деле был этот человек. Нам уже известны три его лица. Спроси у Циклона и Желтого Тадека, не встречали ли где они этого типа.
— Спрошу, — уверил Кортель и забыл об этом, когда вернулся в свою комендатуру.
Он допрашивал Циклона, но совсем по другому поводу. Если верить Окольскому, Циклон, а не Желтый Тадек вошел в кабинет вторым. В сущности, это было маловажно, но Кортель хотел еще раз проверить, что помнит Циклон — Мичинский. Циклон производил впечатление самоуверенного человека: он уже догадался, что ему отвечать за ограбление и вооруженное сопротивление, и только, но не за убийство. Но вопросы инспектора его обеспокоили.
— Я ведь уже все сказал!
— Правильно, Циклон. Повторишь еще раз. Что ты увидел, когда вошел в кабинет?
