Анатолий Ромов - Совсем другая тень
- Что, все?
- То, что может знать только ваш хороший знакомый. Кто вы, что вы. Где работали. Ну и остальное...
- Все же, что "остальное"? Например?
- Например, какие были привычки у вашего мужа. Или там... какую номенклатуру вы мне отпускали в свое время. И так далее.
- Потрясающая осведомленность.
- Да... - Азизов пригладил волосы. Он явно был не в своей тарелке.
- И чего же этот человек от вас добивался? Говорят, вы вошли в преступный сговор. Причем поводом для этого послужила ссылка на меня. Я не ошибаюсь? Роберт Арутюнович? Ответьте, пожалуйста!
Азизов промолчал. Новлянская посмотрела на Рахманова:
- Андрей Викторович, вы слышали сами. У Роберта Арутюновича нет ничего, кроме неких подробностей обо мне. Которые ему рассказал некий человек. Вы следователь, разберитесь. Очень вас прошу.
- Постараюсь разобраться. И все-таки, может, вы от кого-то слышали об этом человеке? Скажем, краем уха? Случайно?
- Нет. Говорю со всей ответственностью. Не слышала. Не видела. Не знаю. И прошу установить истину раз и навсегда. Уж пожалуйста!
В кабинете наступила тишина. Новлянская прищурилась:
- Роберт Арутюнович, и все же вы поступили некрасиво. Погорели - так не нужно впутывать знакомых. Вы меня замарали. Понимаете? Ни за что, ни про что.
- Вера, вы же не знаете, что было...
- Не знаю. И знать не хочу. Но есть правило: трудно, отбивайтесь сами. Будьте мужчиной.
- Верочка... Клянусь, я этого не хотел.
- Хотели, не хотели, уже не имеет значения. Ладно, не будем больше говорить на эту тему. Андрей Викторович, я еще нужна?
Рахманов медлил. Конечно, все это могло быть инсценировкой, но могло быть и правдой. В облике, складывающемся из показаний Азизова, Люки и Новлянской, прослеживается общая манера. Вадим Павлович действует очень продуманно. Не оставляя ни единого следа... Да что там следа... Даже намека на след!
Новлянская демонстративно посмотрела на часы.
Рахманов улыбнулся:
- Нужны еще всего на два слова. Роберт Арутюнович, подпишите протокол и можете идти.
Азизов подписал протокол и вышел. Рахманов не спеша перелистал дело. Нашел фотографии Клюева и Шитикова. Положил на стол перед Новлянской:
- Посмотрите. Может быть, вы кого-то из них видели? Скажем, случайно. Мельком. У кого-то из знакомых. Не спешите. Это очень важно.
Новлянская довольно долго изучала снимки. Покачала головой:
- Никого из них никогда не видела. Даже мельком.
Подумал: Новлянскую можно отпускать. Правда, у него был еще один возможный вопрос. Возможный, потому что этот вопрос ему самому кажется шальным. Впрочем, что он теряет? Спрятав фото, спросил:
- Вера Николаевна, среди ваших знакомых нет такого Лотарева?
Интересно... Новлянская явно медлит с ответом. Вот те на... Неужели она знает Лотарева? Сказал, небрежно закрыв папку:
- Если вам трудно вспомнить, могу помочь. Молодого художника Лотарева, выпускника Суриковского института.
Новлянская знает Лотарева. Точно. Она в растерянности. Вот поправила коротко остриженные волосы:
- Вы... спрашиваете меня о Лотареве в связи с Азизовым? Да?
- Пока нет. Просто мне интересно, как хорошо вы знаете Лотарева.
- Вообще-то знаю. Более или менее. Я покупала у него картины.
- Понятно. Давно вы знакомы?
- Точно не помню. Года два. Может быть, два с половиной.
- Точнее вспомнить не можете?
- Кажется, это было позапрошлой зимой. В декабре...
- А как вы познакомились?
- Я отмечала день рождения... В ресторане. По-моему, в "Белграде". Да, это был "Белград". Лотарев пришел с кем-то из приглашенных.
- С кем именно, не помните?
- Нет. Но если надо, могу уточнить. С кем-то из молодежи...
- Вы часто встречаетесь с Лотаревым?
- Крайне редко. И то главным образом как заказчица. И покупатель.
- И сколько картин Лотарева вы приобрели? Всего?
- Сейчас... Сразу не вспомнишь. По-моему, четыре. Да, четыре.
- Последняя покупка была давно? - Этот вопрос Рахманов задал просто так. На всякий случай.
Новлянская с минуту молчала. Наконец ответила:
- Последняя - месяца два назад. Летом.
- Летом в каком месяце?
- Кажется, в июле. Точно, в июле.
Интересно... Может быть, Новлянская купила картину Лотарева девятого июля? Спросил:
- Какого июля, не помните? Хотя бы в начале или в конце месяца?
- Что, это имеет значение?
- В какой-то степени может иметь. Так в начале? Или в конце?
- В начале. Могу даже сказать точно. Восьмого июля.
Восьмого июля... Что ж, число Рахманова вполне устраивало. Ну и дела! Каждый его вопрос так и ложится точно в десятку.
- И где произошел акт купли-продажи? У Лотарева? Или у вас?
- Ни там, ни там. Восьмого июля я устраивала... ужин для друзей. В ресторане "Континенталь". Лотарев привез картину прямо туда.
- И вы с ним там же расплатились? Во время ужина?
- Нет. Лотарев куда-то уезжал. И оставил картину... для ознакомления. Я решила ее купить. Ну и расплатилась, когда Лотарев вернулся.
- Когда? Можете назвать точную дату?
- Он вернулся дня через три-четыре. Я помню день недели. Понедельник.
- Понедельник был двенадцатого.
- Значит, двенадцатого.
- Опять же, где это было? У вас? Или у Лотарева?
- У меня. Лотарев заехал ко мне... в первой половине дня. И я с ним расплатилась.
- Сколько вы ему заплатили?
- Пятнадцать тысяч.
- Серьезная сумма.
Новлянская усмехнулась:
- Серьезная. Но и Лотарев серьезный художник.
- Что, у него и другие покупают картины?
- Понятия не имею. Честно говоря, меня это не интересует. Картины Лотарева мне нравятся. Это настоящее искусство. Поверьте, я в этом немного разбираюсь.
- Что же это была за картина? Пейзаж? Натюрморт?
- Портрет. Женский портрет.
- Ясно... Вера Николаевна, вы случайно не знаете, куда уезжал Лотарев на эти четыре дня?
- Не знаю. Мне Лотарев сказал, что ненадолго уедет. И все.
- А давно вы видели Лотарева в последний раз?
- В последний раз я видела его именно тогда. Когда расплачивалась за картину.
- То есть после этого дня вы его ни разу не видели?
- Ни разу.
- Но перезванивались?
- И не перезванивались. Зачем? У Лотарева свои дела, у меня свои.
- Понятно. Вера Николаевна, сейчас я вам опишу человека. Попытайтесь вспомнить, нет ли такого среди ваших знакомых? Хорошо?
- Пожалуйста...
- Ему лет сорок пять - пятьдесят. Выше среднего роста Моложавый. Носит короткий седой бобрик. Загорелый. С легкими дефектами кожи. Глаза светлые. По некоторым данным, его зовут Игорь Кириллович. Фамилия начинается на "С". У него может быть машина, "Жигули" шестой модели светло-серого цвета. Может быть, вы встречали такого человека?
Подумав, Новлянская покачала головой:
- Игорь Кириллович... Да еще с фамилией на "С"... Нет. Среди моих знакомых такого точно нет.
- Допустим, мы забыли об имени-отчестве. У нас есть только внешние признаки.
- Внешние признаки... Да нет. И по ним среди моих знакомых нет такого человека. Есть человек с седым бобриком. Но у него карие глаза. И он абсолютно лишен дефектов кожи.
Похоже, у Новлянской он больше ничего не узнает. Впрочем, большего ему и не нужно. Об остальном можно будет спросить у Лотарева. Вставая, улыбнулся:
- Вера Николаевна, большое спасибо. Не смею больше вас задерживать.
Подписал пропуск, проводил до двери. Взглянул на часы - половина первого. Лотарев вызван на два. Что ж, хоть сегодня успеет без спешки пообедать. А заодно и осмыслить то, что услышал от Новлянской.
Повестка
Поставив шестерку на свое место во дворе, я на несколько секунд задержался в машине. Четверть двенадцатого. Раннее для меня возвращение. Но из-за Алены, точнее, из-за того, что ее нет в Москве, меня вдруг стали раздражать шумные компании, вроде той, где я только что провел несколько бессмысленных часов и откуда смотался задолго до конца вечеринки, чуть не взвыв от тоски.
Посидев в темноте, выключил мотор. Вышел, запер машину.
Алены не будет еще неделю. Сейчас она вместе с курсом на картошке, где-то под Шатурой. Я даже смотрел по карте, где же эта самая Шатура. Оказалось - на самом краю Московской области. В двух присланных за это время открытках Алена предупредила: там, где они роют картошку, дорог практически нет, так что мои намерения приехать к ней на машине лучше оставить и дождаться, когда вернется весь ее курс.
Постоял, осматривая ночной двор. Ощутив осенний холод, все-таки конец сентября, пошел к дому. Войдя в подъезд, пошарил в кармане, нашел ключи. Открыл почтовый ящик, достал сложенные пополам газеты. Вызвал лифт, поднялся на одиннадцатый этаж.
В квартире первым делом полез в холодильник, достал бутылку молока, яблоко, сел за стол и только сейчас заметил лежащий на газетах серый листок.
Налив полную чашку молока и сделав глоток, подумал: газеты были сложены, вот и не увидел листка. Что это? Обычно так выглядят уведомления о посылках или телеграфных переводах. Подтянув бумажку к себе, вчитался. Ну и ну... Такого я еще не получал. Повестка в прокуратуру, куда я должен явиться завтра в качестве свидетеля.
