Джеймс Мэйо - Не трогай спящих
Худ пытался собраться с мыслями, заставить мозг работать. У него опять забрали пиджак, складывалось впечатление, что Загора делает это в обязательном порядке, зато оставили все остальные вещи и даже очистили его ботинки от грязи.
- Надеюсь, вам не очень больно, мистер Худ? - Загора снова рассмеялся. - У сторожихи были очень плохие зубы, как вы могли заметить, Правда, вы обошлись с ней не слишком любезно.
Худ вспомнил о схватке в котловане. Что с Тиарой? Загора внимательно наблюдал за ним.
- Вам не следует беспокоиться о леди Эвенли, - сказал он. - Мы обнаружили её всю в грязи, но в остальном вполне благополучную. Сейчас она наслаждается ванной - могу заверить вас, я сам при этом присутствовал.
Худ скрипнул зубами. Сейчас было бессмысленно проявлять эмоции, он знал, что должен скрывать свои чувства.
Загора отошел к фонтану, потом вернулся.
- Думаю, мистер Худ, для вас не будет неожиданным услышать, что я собираюсь вас убить. - Он, словно извиняясь, пожал плечами. - Мы оба снова оказались жертвами правил, верно? Я действительно не вижу, как мог бы поступить иначе. Могу только сказать, что обычно в нашей практике мы не прибегаем к таким неприятным вещам. Но я чувствую, что вы можете доставить массу неприятностей и я по справедливости должен от вас избавиться. Это просто моральная норма. У каждого есть собственные обязательства. Вы не находите, мистер Худ, что все беды нашего мира заключаются в прискорбном разрушении понятия долга?
Худ провел рукой по ногам. Он испугался, что онемение может скрывать порванные мышцы или сломанную кость; но так ничего и не понял. Он ненавидел Загору до глубины души и хотел ненавидеть его вечно - потому что знал, что если когда-нибудь перестанет его ненавидеть, то не захочет жить.
Загора прошелся по комнате и опять вернулся. Он выглядел весьма внушительно, полным сил и уверенности.
- Вы, конечно, знакомы с методами, применяемыми парсами, мистер Худ? Мне всегда представлялось, что это просто, гигиенично и прекрасно со всех точек зрения, в первую очередь с экономической. Парсы - исключительно практичные люди, и я скромно следую по их стопам.
Худ мысленно нарисовал себе картину башни молчания в Бомбее множество зелени, скрывающей окружающую башню стену, железные ворота, грифов, парящих в небе на своих огромных крыльях или неуклюже поднимавшихся от тел умерших. Они практически мгновенно очищали кости до блеска. При характерной для Индии жаре такая система скармливания мертвых птицам была весьма здравой. И, собственно, зачем держаться за тело после того, как жизнь ушла? Но Худ никогда не мог без содрогания смотреть на эту грязную свору, рассевшуюся на верхушках деревьев. Хотя логики в этом не было, он понимал, что никогда не отдаст этим дьявольским созданиям даже безжизненные останки того, кого когда-то любил.
Загора покосился на него.
- Разумеется, индийские грифы едят только мертвых. Грифы вообще очень осторожные создания. Но Балек, вы видели Балека? Так вот, Балек их изменил. Он приучил нашего грифа есть мясо, которое движется. - Загора снова рассмеялся.
- Вы - натуралист, мистер Худ? Нет? Очень жаль. Тогда вы смогли бы оценить, какое это огромное достижение. Это просто изумительно. Добиться отклонений от необычайно сильных врожденных инстинктов оказалось возможным только для Балека, который обладает таким родством с птицами. Его гриф набрасывается на живые существа.
Загора сделал короткую паузу.
- Вам представиться возможность понаблюдать за этим самому, мистер Худ. У вас будет почетное место. Это довольно продолжительная процедура; и если птица не слишком голодна, она станет съедать вас по кусочку - какой нибудь вкусный кусочек там или здесь, легкая закуска, потом она будет возвращаться, чтобы поесть ещё раз. И между двумя трапезами у вас останется время для размышлений, мистер Худ. Вы станете исключительным мыслителем!
Худ мрачно буркнул:
- Я подумаю над тем, какую казнь придумать вам, Загора. - Слегка потирая мышцы бедра, он почувствовал, что онемение постепенно проходит.
Загора в широкой улыбке продемонстрировал безукоризненные зубы.
- Прекрасно! Должен сказать, я восхищаюсь вами, мистер Худ. Великолепное английское качество - пренебрегать неприятными фактами. Но я вас заверяю, наше гостеприимство будет соответствовать такому случаю. Ведь не каждый день предоставляется возможность избавиться от одного из лучших рыцарей Ее величества.
- Вам чего-нибудь хочется, мистер Худ? Что бы доставило вам наибольшее наслаждение в оставшиеся последние пятнадцать минут? Вы же человек с воображением... А кроме того, это старая и славная английская традиция последний завтрак приговоренного к смерти, разве не так? Конечно, есть известные пределы - ведь здесь мы снова становимся пленниками установленных правил; но если существует что-то, что могло бы доставить вам удовольствие, приятное возбуждение, подкрепить ваши силы, - скажите только слово.
Он хлопнул в ладоши и появился Чен.
- Я бы не отказался от мартини и сигареты, - сказал Худ и лихорадочно раздумывал, как выиграть побольше времени. В голову как назло ничего не приходило, зато он ясно чувствовал, что паралич ног проходит.
Загора распорядился и отослал Чена.
- На кого вы работаете? - поинтересовался Худ.
Возмущенный Загора повернулся так стремительно, что полы его халата распахнулись, но быстро взял себя в руки и рассмеялся.
- Это тоже прекрасная традиция, мистер Худ, не так ли? Согласно существующим правилам, я сейчас должен детально рассказать про все мои прошлые преступления. А затем долго излагать глубинные мотивы, мной руководившие, и расписывать мои методы, чтобы придать рассказу живость, он снова рассмеялся, - Я должен привести вам доказательства моей подлости и вероломства, доказывающие как дважды два, что в будущем мне непременно уготован ад. - Он внимательно посмотрел на Худа. - Вы оказались слишком примитивны и мелки. Вы не оправдали моего уважения к вам, мистер Худ.
Он прошел в дальний конец комнаты, что-то прокричал в раскрытое окно и подождал, пока появится Балек. Тут Загора разговор перешел на такую тарабарщину, что Худ ничего не понял. Потом Балек ушел, Загора вернулся обратно - и в этот момент вошел Чен с бокалом на подносе. Слуга остановился и взглянул на Загору. Худ прикинул расстояние и придвинулся к ножке дивана.
Загора кивнул. Чен подошел к Худу. На маленьком изящном хрустальном бокале была выгравирована прелестная картинка. Худ оперся кулаком о диван у себя за спиной, другой рукой взял бокал с мартини и немного отхлебнул.
- А где же сигарета? - спросил он.
Чен кивнул и полез в карман. Худ ударил его бокалом по коленной чашечке и той рукой, которой опирался о диван, нанес сокрушительный удар, сваливший слугу на пол. Потом вскочил, чтобы вонзить разбитый бокал в глаза Загоре. Но оказалось, что ноги у него совершенно мертвые... а расстояние слишком велико... И он упал.
Загора отступил назад. И когда Худ, шатаясь, изо всех сил пытался двинуться вперед, на голову ему обрушился удар.
Первое, что он почувствовал - это зловоние. Над ним простиралось бескрайнее небо, вдали проплывало видно несколько облачков. Солнце стояло ещё довольно высоко. Он был связан и как-то неудобно лежал на спине. Руки оказались под ним. Худ мог двигать пальцами, немного - ногами и головой. Он перекатился на бок и почувствовал, что связан проволокой. Острая боль от этого движения пронизала ноги и у него перехватило дыхание. Однако это означало, что действие наркоза кончилось.
Пахло гнилью и он понял, что запах исходит от его собственного тела. Он был раздет догола. Худ скосил глаза вниз и понял, что весь намазан какой-то сероватой жирной гадостью. От неё - то и исходило зловоние. Худ все понял. Его связали и намазали для того, чтобы от него несло падалью для вящего удовольствия грифа.
Помимо ужасной боли в ногах Худа мучало головокружение. Вокруг шла каменная балюстрада, за которой виднелась верхушка дерева. Видимо, он находился где-то в парке Куанг-т'энга. Потом Худ обнаружил, что лежит на плоской крыше. Неподалеку от его ног была запертая дверь. Вокруг разбросаны куски сгнившего мяса и прочие отбросы. Он вытянул шею и оглянулся назад. Гриф сидел на балюстраде, внимательно наблюдая за ним.
Морщинистая кожа прикрыла один глаз птицы. Худ был поражен её размерами. Голая изогнутая шея торчала, словно птица специально злобно горбилась. Ни звука не издав, она спрыгнула вниз и, стуча когтями, направилась к Худу.
Худ крикнул на нее. Гриф остановился. До птицы оставалось около двух футов. Потом она сделала ещё один небольшой шаг вперед, заходя с головы. Худ решил, что гриф наверняка сначала займется его глазами, а потом раной на шее. Он обязательно должен двигаться, это был крохотный шанс напугать пожирателя падали.
Гриф подошел ещё ближе. Худ в ужасе увидел, как он вытянул шею, готовый ударить, и плюнул в него. Гриф отступил, сделал два шага и оказался на уровне его груди. Прежде чем Худ успел хоть что-то предпринять, кривой клюв ударил его в грудь чуть ниже соска. Худ закричал. Клюв сорвал кожу в самом нежном месте, атака велась со знанием дела. Он почувствовал, как по груди потекла кровь. Птица подобралась ещё ближе, нанесла очередной молниеносный удар - и перед мысленным взором Худа предстала картина, как это чудовище сидит на его грудной клетке, запускает голову в его внутренности, роется там и выбрасывает наружу куски. Он надеялся только на то, что смерть наступит раньше, чем процесс зайдет слишком далеко. Холодный глаз продолжал наблюдать за ним.
