Оксана Обухова - Дело толстых
А если нет? Если старый Князь успеет ситуацию разрулить и Сережа от злобы и досады за нее с новой силой примется? Жаль, жаль, жаль. Убрать Нервного чужими руками — наиболее предпочтительный вариант… У Сивого и Нервного практически одинаковый расклад сил, их только подтолкни — и пойдет мочилово…
(То, что в этой бойне пострадает куча народу, Марту практически не волновало. Домино не знала жалости. Случись ей выбирать — я или весь мир, — вселенная покатилась бы к черту.)
«Дочка» Князя слепо смотрела не веселящихся людей и понимала, что выход у нее один — за несколько дней ей придется организовать убийство либо подставу Сережи Нервного.
Для того, кто не испытывает моральных затруднений, убить человека просто. А Марта их не испытывала с детства. Ее затруднения были другого характера — материального. Хороший киллер стоит дорого. А платить отморозку или наркоману — себе дороже. Этот народ не надежен, преданности не знает, продаст за понюшку табака…
Самой, что ли, Нервного прирезать?
Нет. Светиться рядом с Сережей в момент его смерти нельзя. Гудвин вмиг руку Марты учует, и пацаны Нервного ее тут же на ленточки порежут.
Отравить? Пристрелить из кустов?..
Нет. Стреляла Марта плохо, а яд тоже где-то доставать надо. Можно засветиться
Эх, взорвать бы его вместе с машиной и охранниками к чертовой матери!
Но для изготовления и закладки бомбы тоже специалист нужен…
Так что же делать?!
Отступить?!
Попросить прощения? На колени встать?!
В принципе в подобном унижении — когда шкуру спасаешь — грех небольшой. «Но что последует после этого? — размышляла Марта. — Как Князь будет смотреть на свою униженную девочку? С презрением? С сочувствием? Или с досадой?»
Нет, когда на кону стоит кормушка, о «попросить прощения» нечего и думать. Вопрос цены слишком высок — врага придется уничтожить.
Погуляв по теплоходу и пустив осторожный слушок — Нервный Сивого подсиживает, на две томительные недели Домино засела дома. Перезванивалась с приятельницами и ждала сигнала — план заработал.
Марта не знала, как она почувствует его работу в действии, — может быть, Князь случайно обмолвится, может быть, Сивый придет отношения выяснять, — и предпочитала скромно держаться в тени. Спряталась подле Князя, как утка в камышах, и даже крякать забыла.
Дни шли, время тянулось изнывающе долго. Страхи теряли остроту, и Домино казалась себе снайпером, обросшим мхом в бесполезном ожидании. Ожидание изматывало хуже страха, боязнь исчезала, и ее место занимала неуклонно нарастающая ярость.
«Лучшие годы, лучшие годы я могу просидеть возле этого старого пня!» Марта злилась уже и на Князя, воспринимавшего ее затворничество как должное. И если бы смотрящий в какой-то неурочный час задал вопрос о причинах, сделавших из Марты домоседку, скорее всего, не утерпела бы и дала развернутый ответ.
Но Князь не спрашивал. У него уже резко ухудшилось самочувствие, и постоянное присутствие Домино рядом он воспринимал как знак искреннего внимания. Девушка все вечера проводила в тихих домашних развлечениях, милой болтовне и, казалось, была готова услужить любому капризу.
Скрипя зубами от приступов невидимой ярости, Домино старательно изображала приветливую дочь. Выдавливала из себя по капле нежные слова и ласковые улыбки и мечтала порвать весь мир в клочки. Ни разу в жизни, сколько себя помнила, Марта не просидела дома больше двух дней. Убежище превратилось в тюрьму и душило своей основательностью.
Парадокс осадной войны — осажденный ждет приступа как развлечения. Томительное ожидание сводит с ума своей бесполезностью и подвигает на безумства. Марта строила планы один невероятнее другого, чертила в голове прожекты и постепенно впадала в черную, унылую меланхолию. Ей казалось, представься случай — поставит на карту все. Мочи не было сидеть дальше у золотой кормушки и отращивать поросячий зад. Скоро уже пятая точка в кресло не поместится…
И случай представился. Два авторитетных человека — Батон и Шустрый — не вернулись домой с рыбалки. Поехали на реку рыбу глушить, да израсходовали весь боезапас на себя, любимых. По рассказам очевидцев, еле собрали пацанов в пластиковые мешки, одни ошметки по кустам висели.
На похороны Батона и Шустрого ожидалось прибытие воров со всей России и Закавказья. Готовилась местная братва спешно, но каждого прибывшего предупредить успела — на поминках ожидается большой шмон. Не раз и не два менты громили воровские сходняки, ряженные под печальные процессии, народ учен был, и каждый знал — стволов и прочего железа в карманах не держать. Незачем легашей галочками в сводках баловать.
…Для прощального застолья, как обычно, сняли загородный ресторан. Подальше от зевак и злого любопытства.
Домино уже бывала в этом заведении и знала, что помещения там большие, но бестолковые. Народ вечно скапливается по проходам, скорбящие жены и матери еле ноги успевают под диваны прятать, чтоб не оттоптали. Широкоплечая братва в курилке как сайра в банке стоит — пузом к пузу, ремнем к бумажнику. Все там устраивало Домино, и особенно визит парней в бронежилетах с надписью «ОМОН».
Визита ждали, всех предупредили, и улов у ментов получился скудный. Один кавказец блеснул полным отсутствием всяческих документов, да Сережа Нервный выделился — коробочку с коксом в кармане пиджака притырил.
Шок от находки лишил Сережу дара речи минут на двадцать. Вокруг лежали носом в паркет пацаны, их лениво пинали кованые ботинки, пацаны так же лениво огрызались и получали за это в ухо. Многократно отрепетированный сценарий шел своим ходом.
Сережа Нервный грыз губу и судорожно размышлял — кто?! Кто подсунул ему затертую лекарственную коробочку с кокаином?! И ведь коробку-то намеренно такую выбрал, что ни один «вензель» не снять, не будет на махровой поверхности отпечатка пальцев! Не соскочить Сереже… Нет отпечатков, есть статья.
А менты подсунуть не могли. Сережа сам видел руку опера, опускающуюся в карман. Чистая была рука, мент сам опешил, когда пакетик с белым порошком на стол из коробки выпал.
Взвыл тогда Сережа. И когда вели его, скованного, в воронок, вырвался, допрыгнул до Сивого и, ударив грудью в грудь, зарычал:
— Ур-р-р-рою, падла!! Вернусь, ур-р-рою!!
Домино сидела в тихом уголке возле родной сестры усопшего Батона и видела в окно все. Сережу Нервного заломали четыре мента и загрузили в воронок, как тюк с картошкой. Сережа пытался вопить в окошко, забрызгал его слюной и кровью…
Домино смотрела из ресторана на это представление и думала, что не зря она пустила слух о готовящейся распре Сережи с Сивым. Все концы теперь на авторитете сойдутся. Никто не сможет Нервного в обратном убедить. Вон каким зверем на человека кидается…
А на нее, на Марту, у пацанов никакого выхода нет. За коксом она туда-обратно до столицы смоталась, коробочку в карман Нервного рукой в черной кружевной перчатке подкинула, сами перчатки потом в унитаз смыла. Никаких следов не оставила, никаких доказательств и даже вопросов.
И конец Сережи Нервного получился громок и показательно глуп. Перед поминками каждого предупреждали: будет облава, нагрянут ищейки! Но видно, вольному воля. Сережа Нервный совсем от беспредела обурел, ничего не боится, раз с дозой явился.
Или не обурел? А сплавили Сережу?..
Вопросы появились позже. Нервный с кичи малявы слал и клялся, что кокс ему подкинули. Но на легавых, что странно, не грешил, просил найти падлу среди своих и наказать примерно.
На Сивого явно не намекал, но в подтексте это прочитывалось.
Сивый же сам попросил созвать сходняк и там ответил — не от него идет подстава, не он нормального пацана сплавил. Честью поклялся и пообещал найти волчару гнусного, что так Сережу подставил.
Но поверили ли ему?
Кто-то поверил. Но только не Нервный. Сгинул Сережа в лагерях надолго и там еще себе срок за побег набавил. Уж больно хотелось Сереже на волю выйти и падлу найти, что на нары его пристроил!
Полгода Домино с опаской прислушивалась к разговорам о расследованиях Сивого. Полгода ждала, что вот сейчас войдет к ней Князь и спросит: «Ну что, дочка, как умирать будешь? Мне тебя за такое не покрыть, не отмазать. Да и не хочется вовсе…»
Но не заходил Князь. Угасал потихоньку и к погосту готовился, на церкви жаловал…
…Марта Гольдман слепо смотрела на перегруженную автотранспортом улицу, ловила в окнах чужих машин смутные, неузнаваемые пятна лиц и пыталась понять — чего ей бояться? Живого человека или призрака, явившегося из ее прошлого. Чья месть не может остыть? Кто отважился открыть охоту?
Домино не верила в неотвратимость наказания. Никогда не стояла на коленях. Она всегда била первой.
…Тарасов обогнул угол офиса, вышел на проезжую часть, и с противоположной стороны улицы ему улыбнулась вывеска «Юридическая консультация». Капитан прошмыгнул между машинами, едва не попал под троллейбус и, не особенно рассчитывая на удачу, вошел в присутствие. Время его визита могло не совпадать с графиком работы бывшей машинистки «Гелиоса» Анны.
