Лилиан Браун - Кот, который плыл вверх по ручью
Открывая банку крабового мяса, он обратился к сиамцам: «Вы это заслужили! Последние десять дней вели себя как паиньки».
Они внимательно следили за ним, и хвосты их легонько били по полу, как вдруг… Коко резко развернулся и ринулся на застекленную веранду. Квиллер выронил консервный нож и последовал за котом.
Он увидел, как жёлтое каноэ скользит вверх по ручью. Дойл грёб энергично. А ведь предполагалось, что сейчас фотограф в тёмной комнате Центра искусств печатает пробные снимки для фотоальбома! Пожав плечами, Квиллер накормил кошек, а сам съел на завтрак одну из сладких булочек, подаренных Венди.
Сидя на веранде за второй чашкой кофе, Квиллер ощутил знакомую тупую боль в левом виске и осознал, что Коко пристально на него смотрит. Если кот взялся за старые фокусы и передает мысли на расстоянии, почему бы ему не уточнить, что именно он имеет в виду? Квиллером овладело беспокойство, как будто он о чем-то забыл… И вдруг он рывком поднялся с кресла и подошёл к пишущей машинке. Он забыл написать короткий рассказ о мебели, запертой в башне. Буклет должен быть напечатан к пятнице! Опираясь на «Легенду о мусорной куче» и собственное воображение, Квиллер сочинил «Тайну трёх треснувших зеркал».
Более ста лет тому назад, ещё до эры компьютерных скоробогачей, на американском Севере наживали состояния трудолюбивые, отважные первопроходцы. Один из них построил великолепный кирпичный особняк в Блэк-Крик, используя дерево чёрного ореха для резных украшений и для мебели. Он имел двух сыновей, но любимицей его была дочка Эльза. Он устроил ей брак с молодым человеком из достойной семьи и готовил такую пышную свадьбу, что только о ней и говорили в округе.
Однако накануне свадьбы Эльза сбежала с человеком, которого действительно любила, — по несчастью, он приходился сыном злейшему врагу её отца. А не забывайте, что шёл 1900 год, когда взрослые дочери должны были повиноваться родителям, что бы ни случилось! Отец в ярости проклял Эльзу и набросился на мебель из грецкого ореха, которая предназначалась для её нового дома. Раз — и кулак его, с массивным золотым перстнем, сокрушил одно зеркало, потом второе, третье… Целых сто лет злосчастная мебель простояла взаперти в особняке, который теперь стал гостиницей «Щелкунчик».
Как это ни грустно, Эльза и её возлюбленный погибли во время землетрясения в Сан-Франциско в 1906 году.
Не забрав открытку (Полли присылала их ежедневно), Квиллер отправился в «Антикварную деревню». Он решил поехать туда на своем «Лунном свете»: во время этих каникул он слишком мало занимался физическими упражнениями. Игра старым галстуком с сиамцами не в счет.
Подрулив к парадному входу, он услышат звучный голос:
— Привет, Квилл! А ты хорошо смотришься в этом шлеме! Тебе нужно его носить не снимая!
Эрни Кемпл тащил в здание прялку.
— Я придержу для тебя дверь, — сказал Квиллер, — если ты позволишь мне припарковать «Лунный свет» в офисе.
Внутри суетились торговцы; Дженелл старалась всюду успеть; Квиллера познакомили с приятной женщиной, которая оказалась миссис Мунро, бизнес-партнершёй Эрни. А человек, мастеривший мебель из деталей от старых домов, нашёл каменную балюстраду, чтобы защитить возвышение, на котором экспонировалась мебель Эльзы.
— Я немного припозднился с текстом для буклета, но типография в Пикаксе справится за один день, — заверил Квиллер Эрни.
— Я немедленно отвезу его туда.
— Лучше прочитай сначала.
— Сделаем так: я соберу девочек, и ты сам нам почитаешь.
Две помощницы зашли в офис, и Квиллер прочёл им историю о разбогатевшем пионере; его дочери Эльзе; свадьбе, которую для неё готовил отец; о побеге Эльзы с сыном заклятого врага — и о печальном конце молодой пары. Дженелл промокнула глаза платочком, а миссис Мунро пару раз всхлипнула. Эрни печально качал головой, несомненно думая о своей дочери… Затем он взял текст и отправился в Пикакс.
Квиллер договорился по телефону о доставке исторической мебели, а после сказал, что хочет немного побродить по залу. В одном киоске он увидел двуручную пилу длиной шесть футов, с опасными зубцами в два дюйма. Точно такая же пила висела на стене в бревенчатой хижине, которую он унаследовал. У инструмента был столь устрашающий вид, что Квиллер поспешил от него избавиться.
Торговец пояснил:
— Эта пила повествует о ранней истории Мускаунти. Кто знает, сколько миллионов деревьев ею спилено? Я закрываю глаза и слышу ритмичный скрежет, с которым острые зубцы вгрызаются в ствол огромного дуба! Да, человек тогда был исполнен решимости устроить свою жизнь и жизнь своей семьи!.. А сегодня я слышу вой бензопилы, и у меня кровь стынет в жилах. Ещё один гвоздь в гроб планеты Земля!
«Ку-ку! Ку-ку!» Эта птица встревала в любой разговор. Но сейчас она напомнила Квиллеру, что пора домой: наступило время ланча. Он попросил у торговца его визитную карточку.
К тому времени, когда Квиллер принял душ, переоделся и поднялся на холм к гостинице, было уже два часа. Ник отдал ему открытку и сообщил:
— Мы перевозим мебель сегодня вечером. Я поеду с ними и прослежу, чтобы они обращались с мебелью осторожно.
Дорогой Квилл!
Какой музей! Всё, что угодно, — от старинного серебра до локомотивов! Пишу тебе, сидя в кресле на колесах. Уолтер шлёт тебе привет.
С любовью,
Полли— И тебе привет, старина Уолтер, — ответил Квиллер открытке.
В вестибюле он взглянул на доску объявлений, и это напомнило ему, что ланч, устраиваемый МОК, назначен на завтра. Он подумал было о лимерике, как предложила Милдред, но ничего не приходило в голову.
Усевшись за столик в нише у окна, он принялся наблюдать за белками и в ожидании яичницы с ветчиной придумал план.
Он попросит положить возле каждой тарелки мешочек с орешками — и его визитную карточку, на которой будет написано: «Из-под пера Квилла» — и рядом, помельче: «Каждый вторник и пятницу во „Всякой всячине“». Когда его представят во время ланча, он с самым серьезным видом заявит, что такая взыскательная публика, как преподаватели Мускаунтского колледжа, — крепкий орешек для колонки «Из-под пера Квилла» и её ведущему придётся покрутиться как белке в колесе. И сообщит о грядущем конкурсе лимериков. А для начала прочитает свой собственный — о белках, которые рвутся в Колледж Мускаунти, дабы просветиться. Потом он сядет на место под оглушительные аплодисменты и смех — или при гробовой тишине, что тоже возможно.
Он с удовольствием съел яичницу с ветчиной, выпил три чашки кофе и спускался с холма весьма довольный собой, даже не подозревая об осложнениях, которые его поджидают.
Добравшись до ручья, он услышал пение и детский смех, доносившиеся из хижины номер один.
В хижине номер два было темно и тихо, там лишь мерцал голубой свет и слышалось бессмысленное бормотание телевизора, который никто не смотрел.
В хижине номер три не звучала музыка, но Венди вышла навстречу Квиллеру с веранды и приветствовала его, хотя и очень вяло.
— Вы уже заказали номер в «Гранд-отеле»? — поинтересовался он.
Она кивнула с рассеянным видом и бросила взгляд на свои часы.
— Моя мама всё устроила.
— Дойл закончил печатать фотографии для поездки в Чикаго?
— Не совсем. Он должен встретиться с Буши в фотолаборатории в пять часов, чтобы сопоставить их образцы. А пока что, как вы можете догадаться, он уплыл на каноэ. Я поздно проснулась, и он оставил мне записку.
— Он взял с собой камеру?
Она безрадостно засмеялась:
— Конечно! Просто на случай, если кто-нибудь проплывёт или пролетит мимо. Но он обещал не забираться в лес.
— Хорошо! — без особой убеждённости пробормотал Квиллер. — Не уезжайте, не оставив мне вашего домашнего адреса: я пришлю вам газету с историей о мусоровозе.
Два выстрела нарушили тишину.
— Что это? — встрепенулась Венди.
— Охотятся на кроликов. Некоторые семьи питаются крольчатиной — это единственное, что они могут себе позволить.
Она всё посматривала на часы.
— Который час на ваших? — спросила она наконец.
— Три сорок пять.
— Дойл встречается с Буши в пять часов, а когда он возвращается, поплавав на каноэ, то обязательно принимает душ и переодевается. В записке говорится, что он вернётся в три часа… И я опять начинаю волноваться.
— Венди, нельзя всю жизнь волноваться, — убеждал её Квиллер. — Мы живём в такой век, когда на шоссе то и дело случаются автокатастрофы, а по супермаркетам бродят сумасшедшие с винтовкой… — Он вздрогнул, услышав зловещий вой из хижины номер пять. Все началось ворчанием, а закончилось воплем, от которого стыла в жилах кровь. Это была погребальная песнь Коко, а тот никогда не ошибался. — Простите, — сказал Квиллер. — Коко даёт мне знать, что что-то не в порядке.
