Антон Шаффер - Круги на воде
Уже на подступах к архиву Олег понял, что задача ему предстоит не самая простая.
По обрывочным воспоминаниям, которые вспыли из каких то тайных глубин подсознания, он помнил, что в Центральном военном архиве хранится около девяносто тысяч фондов. Уже на самом входе он вспомнил и еще один нюанс – попасть в архив можно было только имея при себе специальное письмо с запросом о допуске для работы в фондах. Но отступать было некуда. Пройдя через главный вход, Олег подошел к контрольному пункту и протянул свой паспорт.
– И что? – поинтересовался контроллер.
– Надо. Срочно. – как можно внятней произнес Олег.
– Всем надо. И всем срочно. – Не менее внятным был ответ. – Налево от входа дверь, идите.
Олег пошел в указанном направлении. Войдя в нужную дверь, он увидел внутренний телефон, по которому, согласно прикрепленной рядом табличке, следовало позвонить по трехзначному номеру. Олег снял трубку и набрал номер.
– Цель посещения. – Поинтересовался строгий голос.
– Человека одного найти. Солдата…
– Фамилия?
– Не знаю, – пожаловался Олег.
– Что, свою фамилию не знаете? – спросил голос. – Пропуск вам выписывать или нет?
– Ааа.. – сообразил Олег и назвал свою фамилию.
Войдя на территорию архива, Олег, следуя указаниям голоса из трубки, прошел в левое здание, поднялся на второй этаж и зашел в кабинет справа от лестницы.
Хмурая тетка протянула ему бланк для написания заявления.
– А что, сразу начать работать нельзя? – наивно поинтересовался Олег.
– Неа, – нагло ответила тетка не поднимая глаз.
– А если так? – Олег незаметно положил под лист заявления пару купюр серьезного достоинства и пододвинул поближе к тетке.
– Фамилия? – все так же не поднимая глаз спросила она.
Олег обозначился.
Через минуту он получил разовый пропуск на посещение архива и тут же направился в нужный ему зал. Заказав дело, Олег немного подождал в маленьком коридорчике, ведущим, как он подумал, к хранилищам несметного количества информации по военной истории, а потом милого вида девушка вынесла ему несколько папок, сообщив, что в них находятся листы с фамилиями всех солдат и офицеров, так или иначе прошедших за годы войны через нужную Олегу дивизию.
– Так много? – удивился Олег.
– А вы что думали? – укоризненно сказала девушка. – Люди десятками каждый день погибали!
– Ну да, ну да, – сконфузился Олег. – Конечно…
Обхватив паки обеими руками, Олег нашел свободное место и уселся за стол. Первый неприятный сюрприз ожидал его, как только он открыл первую пыльную папку. Бойцы были перечислены по фамилиям.
Просидев около четырех часов, Олег, наконец, нашел солдата по имени Эдуард. Уже было обрадовавшись и с видом победителя захлопнув папку, он вдруг понял, что Эдуардов может быть несколько, а пред ним лежало еще две неоткрытых папки. Олег оказался прав: к концу дня у него на листочке было выписано три Эдуарда, воевавших в одной с дедом дивизии. Но это уже был результат.
Сдав дела, Олег почувствовал себя полностью изнеможенным. О том, чтобы сейчас тратить около трех часов на поездку до дачи не могло быть и речи. Переночевать он решил в Москве. Доехав до дома, он без сил скинул себя одежду и, завалившись на диван, сразу же уснул, отметив, правда, что в квартире стояла идеальная тишина.
*************************
После ареста Смолина, Глеб целый день ходил сам не свой. Он прекрасно понимал, чем может закончится для его начальника вся эта история. Но понимал он и то, что Смолин не зря пошел на такой риск – 'Трехкружие' оставалось, пожалуй, последней крупной организацией, которую чекисты не могли ликвидировать вот уже много лет.
Допрос Новикова и сержанта мог пролить хотя бы крупицы света на ее деятельность и стать зацепкой, для дальнейшего распутывания клубка…
Тем временем в соответствующем месте начались конвейерные допросы. Смолина с Новиковым допрашивали по очереди. Допросы вел все тот же товарищ с Лубянки – майор с неподходяще ласковой для своего дела фамилией Уточкин.
Первым в оборот был взят Новиков. Уточкин прекрасно понимал, что говорить со Смолиным будет куда сложнее, чем с этим ленинградским интеллигентом. Но если Новикова раскрутить, то тут может выйти совсем другой расклад.
Но раскрутить Новикова не удалось. Беседа не заладилась с самого начала, от чего и без того неуравновешенный Уточкин, чей организм был ослаблен изнурительной чередой допросов и пыток, впал в бесконтрольное бешенство. Он орал, бился головой о стол, демонстрируя Новикову, что будет с его головой, если он будет и дальше запираться и молчать. Но Новиков упорно отмалчивался. Собственно, вопросов-то Уточкин особенно никаких и не задавал, а все больше напирал на признательные показания, которые Новиков должен был дать на себя, а заодно и на Смолина.
– Я тебя последний раз предупреждаю! – брызгал слюной майор, страшно тараща глаза. – Подписывай!
– Нет, – упорствовал Новиков.
– Нееет?- ревел Уточкин. – Подписывай! Состоял в преступном сговоре со старшим майором Смолиным с целью убийства?
– Да нет же, – кротко отвечал допрашиваемый.
– Я тебе покажу 'нет'!
Фантазия у Уточкина работала отлично. Если в начале допроса он пытался донести до Новикова мысль о том, что то со Смолиным готовил убийство Львовой, то ближе на втором часу непрерывного истошного крика он выдал новую версию всего произошедшего, которая самому ему весьма понравилась: все трое – Новиков, Смолин и Львова – замышляли убить Сталина.
После того, Уточкин тезисно проорал Новикову в новой редакции, что тот замышлял сделать, Илья Ильич наивно поинтересовался, на чем следователь строит свои предположения и какое отношению к этому 'кровавому заговору двурушнических стервятников' имеет смерть непосредственно гражданки Львовой. Такой наглости Уточкин стерпеть уже не мог. Он схватил со стола письменный прибор, включавший в себя подставку под чернильницы и саму чернильницу, и со всей дури вмазал им с размаху Новикову по лицу. Илья Ильич как сидел, так в той же позе и рухнул на пол, не издав ни звука, хотя лицо его было рассечено наискосок снизу до верху, и лишь чудом прибор прошел в миллиметре от глаза. – Убрать! – заорал Уточкин.
Конвоиры выволокли не подающие признаки жизни тело Ильи Ильича в коридор, а затем бросили в камеру, переполненную различными уголовными элементами.
Настала очередь Смолина.
Войдя в кабинет к Уточкину он застал того в весьма странном виде – всклокоченный и перепачканный в чернилах тот сидел за столом и лютым волком смотрел на пустой стул, предназначенный для допрашиваемых.
– Садись, сука! – прошипел Уточкин.
– Я бы попросил не разговаривать Вас в таком тоне с офицером государственной безопасности, – тут же перешел в атаку Юрий Андреевич, но особого успеха это не принесло – Уточкин окончательно потерял контроль над собой.
– Молчааать! – иерихонской трубой провыл майор.
Дальше события шли по накатанной. Смолин держался спокойно, прекрасно понимая, что единственное, что его может быть спасет – это молчание. Но, как оказалось, кроме молчания были и другие возможности для спасения.
На четвертом часу допроса, когда Уточкин уже измотался настолько, что сам слабо соображал, кто кого и за что хотел убить, в кабинет вошел молоденький солдатик и сообщил, что товарища майора просит к телефону Народный комиссар. Измочаленный Уточкин сначала, было, высказался в том духе, что шел бы это народный комиссар на все четыре стороны, но потом, поняв, что сморозил, побледнел лицом и пулей вылетел из помещения.
Вернулся он меньше чем через пол минуты, оправил мундир нервным движением и глядя куда-то в сторону сказал:
– Прошу прощения, товарищ старший майор. Произошло досадное недоразумение. Вы свободны.
Смолин молча встал и, уже дойдя до двери, обернулся и спросил:
– А товарищ Новиков?
– И товарищ Новиков тоже. Сержант пока останется.
В больницу Илью Ильича Смолин доставил лично. Тот все никак не мог прийти в сознание, а лицо его так опухло, что, казалось, спасения уже нет. Но в больнице Смолину сообщили, что ничего страшного в подобного рода травмах нет, а, наоборот, товарищу Новикову даже повезло, что он так легко поранился.
Лицо Илье Ильичу зашили, но страшный шрам так и остался на всю оставшуюся жизнь.
Почему их отпустили Смолин точно понять не смог. Вечером, сидя с Глебом в отделе, они долго строили предположения, но никакой стройной теории выработать не смогли.
Сошлись на том, что лучше в подобные дерби вообще не лезть и уж тем более не копать глубоко – отпустили и слава богу. Главное, что на руках у них были материалы их допроса двух свидетелей, которые видели человека в военной форме, проникшего в квартиру к Львовой и унесшего с собой, по уверениям Новикова, весьма ценную книгу. Естественно, в то, что книга эта несет в себе хоть какую-то угрозу, оба чекиста не верили – для них она была лишь ниточкой, ведущей к 'Трехкружию'.
