Марина Серова - Покой и не снится
Однако, вместо того чтобы активно действовать, Решетников опустился в кресло и обхватил голову руками.
— Эх, Паша, Паша, — глухо произнес он, уставившись в пол. — Какой же ты все-таки сукин сын.
По этой его фразе я интуитивно догадалась, что мне и Жемчужному сейчас предстоит узнать нечто такое, что Решетников так тщательно скрывал от окружающих.
— Александр Михайлович, — я подошла к нему поближе. — Вам ведь известно, из-за чего Колапов затеял всю эту заварушку?
— Смею предположить, что да.
— Почему вы раньше мне об этом не говорили? Объяснитесь.
Решетников тяжело вздохнул, поднял глаза и, не глядя ни на меня, ни на Костю, начал повествование:
— Вся эта история началась из-за Анечки…
— Из-за вашей жены? — не удержалась я.
Решетников усмехнулся.
— Аня, скорее, куда больше жена Колапову, чем мне.
Для меня это был нонсенс, но я решила не перебивать Александра Михайловича расспросами, а позволить ему высказаться самому. И он продолжил:
— Мы оба были влюблены в Анечку. И я, и Паша. Но, как это ни прискорбно для меня, она предпочла его. Паша всегда был более деловым человеком, более перспективным и, главное, более удачливым. Во всем. Но после женитьбы у него все пошло наперекосяк. Как будто какой-то злой рок начал преследовать его. С Аней они постоянно ссорились, она то и дело плакала. Это, естественно, в свою очередь здорово отвлекало от работы моего тогдашнего друга. А свою карьеру медика Паша ставил превыше всего. И вот тогда Анечка забеременела. Надо было видеть, как воспринял эту новость Павел. Он буквально рвал и метал. Говорил, что и слышать не хочет ни о каком ребенке. Между ними случился жуткий скандал, их отношения достигли апогея, оба были готовы к разрыву. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не тот несчастный случай… — в этом месте Решетников запнулся и неизвестно почему впал в глубокое раздумье.
— Какой случай? — напомнила я о нашем с Костей присутствии.
— Аня попала в аварию. Ее сбило машиной, и она… Она потеряла ребенка. Более того, врачи сказали ей, что она больше вообще не сможет иметь детей. Это для Анечки было огромной душевной травмой. Ей нужен был этот ребенок — ее голубая мечта. Ее психика после этого кардинально нарушилась. Бедняжка полностью ушла в свои картины и отгородилась ими от всего внешнего мира.
Решетников достал пачку сигарет, распечатал ее и нервно закурил. Ему, наверное, не очень приятно было вспоминать об этом.
— Но это еще не все, — вымолвил он. — Как раз в это же самое время у Павла возникли проблемы с Шубиным. Колапов ведь был главным врачом «Виты-С» до меня. Шубин хотел заставить его плясать под свою дудку, но Паша был очень идейным. Он стал врачом, как сам он не раз говорил мне, для того чтобы спасать жизни тем, кто в этом нуждается, а не для того, чтобы извлекать пули из тел бандитов, участвовавших в каких-то разборках.
Я прекрасно поняла, о чем говорил Решетников. Он-то, заняв место главврача, не погнушался пойти на поводу у хозяина клиники.
— Однажды кто-то из людей Виталия Сергеевича погиб. И погиб потому, что Паша отказался оперировать его, а отправился к другому тяжелому пациенту, помочь которому считал своей первейшей обязанностью. Вы можете представить реакцию Шубина на это? Он приговорил Павла, и Колапов вынужден был скрыться из города, спасая жизнь. Аня с ним не поехала. Она вообще перестала воспринимать его как своего мужа.
— И затем вы женились на ней, — подсказала я.
— Не совсем, — ответил Решетников. — Наш брак с Аней — гражданский.
В комнате воцарилась тишина. Даже Костя притих.
— Где мы можем найти Колапова? — спросила я.
В ответ Решетников затушил сигарету, поднялся с кресла и сказал:
— Поедемте, Женя.
— Вы меня не забудьте, ладно? — напомнил о себе Костя.
Он уже полностью восстановил свое истинное лицо.
— Конечно, Костя, — откликнулся Решетников, нахлобучивая на уши шляпу. — Поехали.
Дружной компанией загрузившись в мой «Фольксваген», мы отправились на поиски Колапова. За руль сел сам Александр Михайлович.
Всю дорогу Решетников молчал, уставившись в лобовое стекло. Лицо моего клиента было напряженным. Мускулы застыли в одном-единственном положении.
— Останься здесь, Костя, — распорядилась я, когда Александр Михайлович остановил машину возле одного из пятиэтажных домов на окраине города.
— Почему? — Он был недоволен таким раскладом.
— Мало ли что, — я пожала плечами. — Если Колапов вдруг вздумает отколоть какой-нибудь номер, я не смогу ручаться за жизнь двоих сразу. Тем более ты сам понимаешь, что в первую очередь я буду защищать Александра Михайловича.
— Я сам о себе позабочусь, — продолжал настаивать он.
— Останься здесь, — с легким нажимом произнесла я и уже мягче добавила: — Пожалуйста.
— Хорошо. — Костя насупился, но спорить больше не стал.
Мы с Александром Михайловичем вошли в подъезд и пешком поднялись на третий этаж. Он заметно нервничал. Достигнув нужной квартиры, в дверь постучала я, а Решетников топтался рядом.
Дверь распахнулась, и перед нами предстал сам Павел Викторович. Признаться, я думала, он удивится или запаникует, узрев нас на пороге своего дома. Но этого не произошло. Он вообще никак не отреагировал на наш приход.
— Добрый вечер, Павел Викторович, — сказала я. — Гостей принимаете?
— Входите, — он отошел в сторону. — Привет, Саша.
Решетников ничего не ответил и молча прошел в квартиру. Я следом за ним.
— У нас к вам только один вопрос, Павел Викторович, — с места в карьер взяла я.
— Слушаю, — он поправил свои очки.
У Колапова вообще был довольно-таки интеллигентный вид. Худощавое лицо, козлиная бородка, как у какого-нибудь академика, высокий лоб с залысиной, а по бокам волосы нависали на уши. Очки на Павле Викторовиче были непропорционально большие, отчего он смахивал на стрекозу.
— Зачем вы вернулись?
Колапов молчал.
— Немногим больше часа назад, — решила я разговорить его, — арестовали ваших исполнителей, Павел Викторович. Косицына и Велиханова. Известны вам такие?
— Известны, — не стал отрицать опальный доктор.
— Ты нанял их, чтобы убить меня, паскуда, — вмешался в наш диалог Решетников.
— И эти кретины так и не сумели справиться с такой простой задачей, — тихо, со злостью произнес Колапов.
— Зачем вам это было нужно? — продолжала допытываться я. — Только ради мести?
— Не только, — «коварный злодей» опустил глаза. — Я хотел вернуть все.
— Что все?
— Жену, работу, положение в обществе.
Меня его ответ слегка удивил.
— И каким же образом вы рассчитывали этого добиться?
— Смерть Саши решила бы все проблемы, — выдал он. — Я мог бы вновь наладить свои отношения с Аней, зажить счастливой семейной жизнью, а главное, смог бы подписать мировую с Виталием Сергеевичем, работая под его началом. И, как прежде, занять место главврача в «Вита-С», принадлежащее мне по праву.
— А как же ваши моральные устои? — не преминула я поддеть его.
— Какие к черту устои? За три года скитаний в подвешенном материальном состоянии превратили их в пыль, в ничто. Теперь я хочу жить так, как я того заслужил.
— Твое место в тюрьме, Паша, — снова подал голос Александр Михайлович.
— Да пошел ты знаешь куда, — огрызнулся Колапов в ответ.
Но Решетников уже сорвался. Он подскочил к своему бывшему студенческому другу, схватил его за грудки и принялся яростно трясти.
— Это ты у меня сейчас пойдешь, сволочь, — кричал он, брызгая слюной в лицо оппонента. — Я на всю жизнь засажу тебя за решетку. Думаешь, не за что, думаешь, ты чистенький перед обществом. Так вот есть за что. И я смогу это доказать. Я смогу доказать, что ты лживый подонок с такими же лживыми моральными устоями врача, которыми ты прежде так всегда кичился. Того ребенка, Паша, которого так ждала Аня и из-за потери которого потом помутился ее рассудок, можно было спасти. Скажешь, не знал об этом?
— Что ты несешь? — залепетал Колапов, пытаясь вырваться из цепких пальцев Решетникова.
— Не строй из себя идиота, Паша. Мне все прекрасно известно. Галя Андреева, дежурившая в тот злополучный день в клинике, рассказала мне все. Когда Аню доставили в больницу после аварии и ее жизнь и жизнь ребенка были, к счастью, вне опасности, Галя тут же позвонила тебе и поделилась столь радостной вестью. Ты лично приехал в клинику осмотреть свою жену и вынес ужасный вердикт. Может быть, самый ужасный в твоей жизни и практике. Ты сказал тогда, Паша: «Ребенка не должно быть!»
От этих слов Александра Михайловича даже я слегка содрогнулась. Но по-прежнему не произнесла ни слова, предпочитая остаться сторонней наблюдательницей.
— Ты приговорил своего ребенка, — продолжал буйствовать Решетников. — Приговорил к смерти потому, что он тебе был не нужен, потому что его смерть была тебе выгодна, была удобна тебе. Об Анечке в тот момент ты и не подумал, свинья. На ее чувства тебе было начхать…
