Ингрид Нолль - Аптекарша
Дитер был доволен. Тихий и кроткий, как ягненок, он чистил картошку на гарнир к мясу и резал ее на тонкие ломтики.
Потом на кухне появился Левин со свежими персиками.
— Из дальних стран. Всех угощаю десертом: фруктовый салат из дыни, персиков и черного винограда.
Левин хотя и признавал, что готовить совсем не умеет, но продукты для своих любимых блюд закупал азартно и всегда невпопад. Я потрогала персики. Они были как камень, о том, чтобы снять с них кожицу, нечего было и думать.
16
— Не понимаю, как можно все время нарываться на таких прохвостов? — удивляется Розмари Хирте. — Хотя если кому и бросать в тебя камень, то только не мне.
— Да ты не стесняйся, — подбадриваю я ее, — просто скажи свое мнение: кого бы ты выбрала — Левина или Дитера?
Она морщит нос. Потом бормочет:
— Я бы обоих сделала хорошими индейцами. — А поскольку смысл ее туманного изречения до меня не доходит, некоторое время спустя добавляет: — Хороший индеец — это мертвый индеец.
Из растолченного чеснока, горчицы, оливкового масла, соли, свежемолотого перца и томатной пасты я сделала густой соус. Говяжью вырезку разрезала на две части и обе нанизала на вертел гриля. Густо обмазала оба куска соусом, тонкими кольцами порезала лук и положила в соусное корытце, после чего включила гриль. Ростбиф вращался не вполне симметрично, но я по опыту знала, что в конце концов он пропечется как миленький. Дитер уложил тонко нарезанный картофель на противень. Он посыпал его солью и розмарином, а сверху смазал сметаной. Левин тем временем маялся с персиковым салатом.
Спорая совместная работа в уютном кухонном тепле понемногу восстановила между нами прежнюю доверительность. Левин поставил пластинку с популярными мелодиями тридцатых годов и даже стал изображать что-то похожее на степ. Но когда очередь дошла до песенки «Именно бананы», он поскользнулся на обрезке сала из тех, которыми Дитер натирал противень.
— Извини, — сказал Дитер с искренним сожалением в голосе, — случайно уронил.
Но Левин и не думал обижаться. А я дивилась его добродушию.
Спустя сорок пять минут я вынула половину ростбифа из печи, плотно завернула его в алюминиевую фольгу и поставила в теплое место. Порция Дитера пусть еще с четверть часа повертится.
Наконец мы уселись за красиво накрытый стол в зимнем саду и только тут заметили, что на часах уже одиннадцать.
— Вот и прекрасно, — сказал Левин, — встретим Новый год с набитым ртом, говорят, это лучший способ задобрить злых духов.
Главное блюдо смотрелось превосходно, Дитер и Левин были довольны каждый своим куском — у кого с кровью, у кого без. Даже у меня прорезался аппетит, хотя резкие запахи стряпни я все еще переносила неважно и после кухонного смрада с наслаждением вдыхала сейчас живительную прохладу зимнего сада.
Левин забрал у меня из рук нож и вилку.
— Священный долг хозяина, — пояснил он. — Даже мой дедушка, уж на что старенький был, а жаркое всегда резал собственноручно.
Едва взяв нож в руки, он неодобрительно покачал головой — слишком тупой. Даже неоконченное образование стоматолога приучило его к любым инструментам относиться с уважением. Он достал точильный брусок, и я убедилась, что орудует он им мастерски.
— Ростбиф следует нарезать тонкими ломтиками, — учил он.
Я была рада, что он нашел себе занятие.
Левин начал с нашей, розовой части, искусно отрезал первый ломтик и положил мне его на тарелку.
Дитер брезгливо отвернулся: красноватый мясной сок растекался по блюду, норовя подтопить и его прожаренную долю.
— Вот каннибалы, — буркнул он.
Потом мы приступили к еде, восхваляя кулинарное искусство друг друга, любезно чокаясь и стараясь не дать выход подступающему раздражению.
— Вы посмотрите! — воскликнула я, указывая за окно. — Снег!
Все, что недодало нам Рождество, теперь с лихвой восполнял Новый год. Из зеленых джунглей зимнего сада мы смотрели на деревья и кусты за окнами, где все застилала белая пелена мерно и неостановимо падающих на землю снежинок.
Левин, этот большой ребенок, ликовал.
— Это знак, — объявил он. — Новый год приходит в белизне невинности, как новорожденное дитя в белоснежных пеленах. Теперь вся грязь на земле исчезнет под белым покрывалом.
— Идиотская трепотня, — рявкнул Дитер.
Мы испуганно замерли.
— Но уж коли Новому году суждено стать новым началом, — процедил он, — то сейчас, без четверти двенадцать, самое время обеспечить табула раза, то бишь чистый стол.
О чем это он? Неужели обо мне?
Левин предпочел обратить все в шутку.
— Ладно, со стола я уберу, но не раньше, чем мы отведаем моего фруктового салата. А уж потом будет и табула раза.
Никто не улыбнулся.
Я попыталась под столом схватить Дитера за руку, но он резким движением ее отдернул.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сказал он.
— Не знаю я, — неуверенно ответил Левин.
Тут я перетрусила и начала убирать тарелки.
— Погоди, — сказал мне Левин, — я хотел съесть еще кусочек ростбифа.
Он взял в руки нож.
Дитера, однако, это не остановило.
— Ты спал с Марго.
Ответа не последовало. Левин с сосредоточенным видом отрезал себе почти прозрачный ломтик мяса, но его тонкие руки дрожали.
— Будь любезен ответить! — гаркнул Дитер.
Левин отрезал наконец кусочек мяса и большой вилкой направил его себе прямо в рот. Я поневоле вспомнила Марго и того повара, который с этой же вилки скармливал ей кусок поросячьей кожи.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил он.
— Ты должен сознаться, — наседал Дитер.
— В чем? — все еще увиливал Левин.
— Брат все мне сказал.
Левин передернул плечами.
— Мы же все знаем Марго, — сказал он, — это она захотела, не я.
Возможно, это даже была правда, но Дитера это нисколько не успокоило.
— Пункт два. Ты должен развестись.
Вот теперь я ударилась в панику; прежде-то я еще могла делать вид, что мое дело сторона.
Тут уже Левин начал возмущаться: в конце концов, его жена ждет ребенка, Дитер должен спасибо сказать, что все эти его идиотские обвинения я пока что выслушала без истерики.
— Это мой ребенок, — отрезал Дитер. — Вот тот, выкидыш, тот наверняка был твой. Уступи мне Эллу, и мы будем квиты.
Нож выпал у Левина из рук. Он ждал от меня немедленного опровержения. Но я только заикалась от страха. Меньше всего мне улыбалось доставаться этому необузданному Дитеру, так сказать, в замену Марго. Чтобы избежать допроса, я взвыла что было мочи.
— Ты совсем спятил, — мужественно заявил Левин, — ребенок мой на все сто процентов. Элла, скажи ему!
— Если Элла скажет тебе правду, тебе останется только поджать хвост и заткнуться! — орал Дитер. — Она пожалела тебя, и если бы не смерть твоей матери, она бы давно тебе все выложила.
Левин схватил меня за плечи и начал трясти, как куль.
— Ты будешь говорить или нет! Скажи же ему, что он спятил!
Но он не вытряс из меня ни единого путного слова.
— Пошел вон, гнида! — крикнул Левин с ненавистью. — От тебя одни несчастья! Вылез из дерьма, туда и катись, тебе там самое место!
Дитер размахнулся. Он уложил моего высокого, но хлипкого супруга одним ударом. Кровь хлынула у Левина изо рта, отчего Дитеру тут же стало дурно.
Я кинулась к телефону вызывать полицию, но после того как Левин, выплевывая вместе с кровью зубы, успел прошамкать «только врача», я вызвала «скорую помощь».
Дитера тем временем вырвало прямо в мою сияющую чистотой мойку из нержавеющей стали. Больше из кухни он не выходил.
Я принесла из ванной теплую воду и полотенца. Левин громко стонал. В этот момент колокола возвестили приход Нового года.
Сидя на полу, я держала голову Левина на коленях, чтобы он не захлебнулся кровью, и мокрыми полотенцами пыталась остановить кровотечение. К счастью, вскоре вдалеке уже завыла сирена «скорой помощи».
Весь зеленый, к нам вошел Дитер.
— Они уже едут, — сказал он. — Я исчезаю. Не вздумай рассказывать, что тут произошло.
Я попыталась протестовать.
— Я должна сказать правду…
— Раньше надо было правду говорить, — отрезал Дитер. — Скажешь им, что он поскользнулся на куске сала и ударился о плиту.
Как был, без пальто, он выскользнул в дверь зимнего сада и исчез в снежной круговерти. Мне пришлось бросить Левина, чтобы открыть врачам. Но я успела схватить со стола прибор Дитера и, забежав по пути на кухню, сунуть его в кладовку.
Дюжие санитары недолго думая сделали Левину временную повязку и уложили его на носилки. Невзирая на спешку, они все же поинтересовались, что произошло.
— Несчастный случай, — покорно повторила я. — Поскользнулся на кухне и ударился головой о плиту.
