Ингрид Нолль - Аптекарша
Обычно печальный и задумчивый Павел выказал себя замечательным и милым помощником, непременно пожелавшим по завершении трудов со мной чокнуться, что мы и сделали, он — бокалом красного вина, я — яблочным соком. Дети в ночных рубашонках и шлепанцах время от времени пытались взять кухню штурмом, но отец решительно вставал у них на пути.
— Это сюрприз, — пробасил он и как ни в чем не бывало схарчил мышонка с черными шоколадными ушами. Не загляну ли я завтра к ним на огонек отведать своего изумительного торта, спросил он.
— Вы же понимаете, корь, друзей они пригласить не могут. А у вас прививки…
— Посмотрим, — сказала я.
В доме стояла гробовая тишина. Меня встретил только Тамерлан. Правда, стекольщики тем временем успели все застеклить, а кто-то из моих мужчин уже перенес растения на прежние места, прибрал в комнатах и даже поставил на стол букет желтых роз. Поскольку отопление в зимнем саду работало в экономном режиме (Левин обычно врубает его на полную мощность), я решила, что это дело рук Дитера.
«Кому вообще я здесь нужна?» — в унынии спрашивала я себя. Потом позвонила Дорит.
— Испекла сегодня шоколадный торт на ребячий день рождения, — поведала я.
Дорит тут же навострила уши.
— Ах, это тот Зиберт, — протянула она, выслушав мой ответ. — Эта его Лена с нашей Сарой в детский сад ходит. Очень милая девочка и совершенно нормальная, несмотря на полоумную мать.
— А почему его Павлом зовут? — поинтересовалась я.
Выяснилось, что вся его семья родом из Праги. А дочку из детского сада он всегда забирает сам.
— И вообще он мне нравится, — сказала Дорит, — у меня слабость к ученым, особенно с окладистой бородой, как у Карла Маркса.
Я поневоле расхохоталась, мне борода Павла тоже очень нравилась.
— Жалко, что мы обе уже пристроены, да и Павел тоже. К тому же скоро у меня округлится животик, и никакой чужой бородач уже не захочет печь со мной шоколадные торты.
— Знаешь что, — загорелась вдруг Дорит, — давайте вместе Новый год встречать, мои родители наверняка не откажутся посидеть с детьми.
Я сидела на кухне и без всякого удовольствия хлебала только что сваренный диетический супчик, когда явился Дитер.
— Мне очень жаль, — заявил он с порога, — но дальше так продолжаться не может. Ты должна сказать Левину, что я — отец ребенка.
Я молчала.
— Нет никакого смысла дальше его щадить, — продолжал Дитер, — сейчас он так и так в трауре, пусть уж одно к одному.
Я пялилась на него тупо, он на меня — злобно.
Тогда он решил прибегнуть к испытанной тактике — устранить соперника, очернив его.
— Вообще-то не хотелось тебя огорчать, но у тебя в корне неверное представление о Левине. Я только что побывал у своего брата в Пфальце. Так я там такое услышал…
Я покраснела. Ничего хорошего это не предвещало.
— Не тяни, — сказала я.
— Левин путался с Марго, — сказал он бесцветным голосом и выжидательно на меня уставился.
Я чуть было не кивнула со знанием дела.
— И не только когда я сидел, — продолжал Дитер, — но, видимо, и здесь, в этом доме, пока я баранку крутил, а ты на работе была.
Откуда брату Дитера известны все эти интимные подробности?
— Так у нее и с Клаусом было…
Тут я стала слабо припоминать, что Левин давным-давно мне тоже что-то в этом роде рассказывал: дескать, Марго обманывала мужа с лучшим его другом и даже с его родным братом.
— Ребенок у Марго был от тебя? — спросила я.
— Ребенок? Откуда мне знать? Хорошо, что про шашни с Левином я только сейчас узнал, я бы эту тварь своими руками из окна выкинул.
Тут я во второй раз пунцово покраснела, и Дитер это заметил.
— Элла, что с тобой?.. — спросил он, заподозрив неладное.
Я тут же разревелась, демонстративно прижимая руки к животу: мол, беременных полагается щадить…
Дитер нервно забегал по кухне.
— Неужели ты?.. — спросил он, обняв меня за плечи.
Я неуверенно покачала головой.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне прямо в заплаканные глаза.
— Левин твоего сочувствия не заслуживает, — сказал он, — он о тебе не слишком-то беспокоится.
Сущая правда. Но я продолжала гнуть свое:
— Нехорошо за зло отплачивать злом. Я поговорю с ним, но тогда, когда сама посчитаю нужным.
— Если зуб надо рвать, тянуть незачем! — возражал Дитер.
— Не всегда! — решительно заявила я. — Если у пациента инфекция и высокая температура, приходится ждать.
На следующий день я навестила больную именинницу. Лена, все еще с сыпью на мордашке, вместо того чтобы лежать в постели, отчаянно сражалась с братом из-за новых качелей, подвешенных в дверном проеме. Павел был рад моему приходу, Лена — большой упаковке «Лего». Поскольку дети сразу же перешли со мной на «ты», мы с Павлом последовали их примеру.
Торт удался мне на славу, я хотела остаться только на четверть часика — посмотреть, как его распробуют. Потом Павел убирал со стола, а я читала детям книжку. Время летело стремглав. Когда, закончив читать, я подняла глаза и встретилась с открытым, таким близким взглядом Павла, мне захотелось оказаться в его объятиях и потереться щекой о его густую, с проседью бороду. «Мы проморгали друг друга, — подумала я, — но еще не поздно стать друзьями…»
Дети включили телевизор. Мы же с Павлом тихо беседовали. После рождения Лены, рассказывал он, жена заболела, стала слышать голоса и сама себе наносить увечья. Пришлось ее изолировать, отлучить от детей, он думал, у него у самого сердце не выдержит. Бывает, что она возвращается домой на побывку, но нужно давать ей очень много лекарств.
— Как жестоко это ни звучит, — сказал он, — но я почти рад, когда ее снова забирают в больницу. Слишком большое напряжение для меня, да и за детей боюсь.
Он взял меня за руку. Недолго думая я пригласила его к нам на новогодний вечер.
— Лучше не надо, — сказал Павел. — Когда кругом все взрывают петарды, я не рискую оставлять детей одних. Не говоря уж о том, что они еще не вполне здоровы.
Я не настаивала. Но, видимо, не смогла скрыть и своего огорчения. Ну, если дети к полуночи крепко уснут, уступил он, пожалуй, он заглянет. Если, конечно, не стрясется чего-то совсем невероятного. Только вот удобно ли будет, если он, так сказать, к шапочному разбору заявится?
— Приходи, когда получится, — сказала я. — Ничего особенного у меня не будет, только несколько друзей, музыка, вкусный ужин, посидим среди своих.
— Как раз то, что я люблю, — обрадовался Павел. На том мы и распрощались.
Утром 31 декабря позвонила Дорит и дала отбой. Теперь корью заболели ее дети.
— О господи, — огорчилась я, — а я уже пригласила Павла Зиберта! Хотя он, наверно, все равно не придет. Ты, кстати, его больную жену когда-нибудь видела?
— А как же. Настоящая красавица была, но теперь! Вялая, пришибленная какая-то, живет на транквилизаторах, опухла вся, бедняжка. Однажды она за Леной в детский сад пришла, картина была, скажу я тебе! Девчушка живая как ртуть, а ее за руку ведет этакая кулема!
Со студенческих времен мы с Дорит называли этим словцом людей медлительных, неповоротливых, сонных, а поскольку сами были совсем не из таких, то и посматривали на них чуть свысока. Наверное, в глазах Павла я выгляжу привлекательнее, чем его больная кулема, думала я, но красавицей я никогда не была.
Левин тем временем понемногу приходил в себя. С грустным видом он слонялся вокруг меня, как брошенный котенок, но по крайней мере плакал уже не так часто. Скоро придется сказать ему что-то не слишком утешительное. Только вот что? «Каждый из вас для меня совсем не идеальная пара, — думала я. — Но мой ребенок не будет расти безотцовщиной!»
Поскольку Дорит и Геро не придут, получалось, что я закупила слишком много продуктов. На Павла я тем более не рассчитывала — кому охота тащиться среди ночи из Хайдельберга в Фирнхайм?
На кухне появился Дитер.
— Что будет вкусненького? — спросил он.
— Ростбиф, совсем розовый.
— Значит, с кровью, — огорчился Дитер. — Пожалуйста, только не это, я сырого мяса не ем.
Жаль мяса — дорогой кусок, вырезка. Оно куда вкуснее, если не прожаривать его до конца.
— Но Левин больше любит, когда оно розовое, — сказала я наобум, хотя вовсе не была в этом уверена.
Дитер помрачнел.
— Ну конечно, как же обидеть бедного сиротку! Что ж, коли так, я могу и в городе поужинать.
Ну уж нет, тогда еще больше еды останется!
— Тоже мне проблема! — успокоила я его. — Просто твою порцию мы подержим в гриле на десять минут дольше.
Дитер был доволен. Тихий и кроткий, как ягненок, он чистил картошку на гарнир к мясу и резал ее на тонкие ломтики.
Потом на кухне появился Левин со свежими персиками.
