Эрик Ле Болок - Нож винодела
— Они-то, по крайней мере, меня уважают.
— Не забывай, откуда ты пришел! Если бы не я, ты все еще был бы жалким фармацевтом.
— С тобой никогда нельзя поговорить.
— Поговорить о чем?..
— Послушай, котенок…
— Перестань сейчас же, оставь эту смешную кличку.
— Двадцать лет назад ты так не говорила.
— Двадцать лет назад ты веселил меня… А теперь наводишь скуку.
— Возможно, я навожу скуку, зато полицейский наверняка обрадуется, когда узнает, что в ночь убийства Анисе ты вернулась домой в два часа.
— Не вздумай играть со мной в такие игры — проиграешь! Не забывай, что аптека моя.
— Да, нам известно, как твой отец получил ее.
— Прошу тебя, не оскверняй память папы!
— Я ничего не оскверняю, но старики-то помнят, что твой отец был вхож при немцах в комендатуру.
— Ничтожество!
Ученая аптекарша покинула свои владения, а ее муж говорил сам с собой:
— Не сегодня завтра это может обернуться скверно, ей не всегда будет везти…
Антуан Шане и капитан беседовали у входа в шато Дютур.
— Я хотел бы поговорить с Андре, ведь он работает у вас?
— Да, действительно, сейчас я его поищу. Располагайтесь, прошу вас.
Кюш вошел в гостиную. Верно, из-за еще дымящейся трубки профессора ему вспомнились запахи собственного детства. Эта комната была настоящим храмом медицины. На стене висели репродукция «Урока анатомии» Рембрандта и подлинное письмо, адресованное маршалом де Бриссаком Амбруазу Паре с благодарностью за извлечение проклятой пули, полученной при осаде Перпиньяна. Книжный шкаф был забит специальными изданиями. Здесь же красовались вставленные в рамку дипломы хирурга. Со старинной этажерки полицейский взял снимок, стоявший на самом видном месте. На нем был запечатлен хозяин здешних мест, пожимающий руку американцу Эрвину Джонсону, чемпиону мира по баскетболу, который получил в 1984 году травму. Вмешательство хирурга возымело действие, и в восемьдесят пятом и восемьдесят шестом годах Джонсон снова добился высших результатов. Справа висела подлинная афиша «Кнока»[22] с посвящением от персонала больницы «Пеллегрин» от 27 июня 2001 года.
— Вы знаете, что он был фармацевтом до того, как стал актером?
Полицейский повернулся к хозяину и смотрителю его винных складов:
— Кто, Жуве?[23] Нет, я этого не знал.
— Ну что ж, я вас покидаю, думаю, вам есть что сказать друг другу.
— Месье Андре?
— Он самый.
При невысоком росте мужчина выглядел внушительно. Он излучал некую внутреннюю силу, заметную с первого взгляда. Загорелый, в свои пятьдесят два года он был по-спортивному подтянут. Пронзительные ярко-голубые глаза. Пока еще густые пепельные волосы, зачесанные назад. Грубые черты лица, на квадратной челюсти резко выделялась кость. Движения у мужчины были размеренные, голос низкий. По мнению Кюша, это ярко выраженный тип забияки, который привлекал женщин и внушал им доверие. В это утро на нем были бежевые полотняные брюки и льняной свитер коричневого цвета. На ногах — походные туфли из нубука.
— Я капитан Кюш, я веду расследование убийства отца Анисе, и у меня к вам есть вопросы.
— Если я смогу ответить…
— Где вы были в ночь с пятницы на субботу?
Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Андре заговорил:
— По крайней мере, вопрос без обиняков!.. Вечер пятницы — это было двадцать второе, да?
— Точно!
— Я ездил в Тулузу на футбольный матч, затем зашел перекусить в кабаре… Вернулся я где-то часа в три-четыре утра.
— Вы были один?
— Хотите сказать — есть ли свидетель?
— Именно так.
— На встрече между командами нас была двадцать одна тысяча, и в кабаре много народа…
— Кто выиграл?
— Тулуза. Если вы пропустили сообщение, то гол на шестьдесят третьей минуте забил их бразильский новичок. Еще есть вопросы?
— Какой дорогой вы возвращались?
— Шоссе Д936.
— И вы никого не встретили?
— Я понимаю, к чему вы клоните… Я действительно видел Барбозу.
— Вам известно, что его всюду разыскивают и что вы, вероятно, последний, кто видел его. Почему вы не сообщили об этом в полицию?
— А я в чужие дела не вмешиваюсь. К тому же я не знал, что он исчез. Я узнал об этом только вчера…
— Однако сегодня утром я не видел вас в своем кабинете! Хорошо, вернемся к тому вечеру. Барбоза был один, когда вы его видели?
— Точнее, заметил… нет, с ним был кто-то еще.
— Мужчина, женщина? Вы узнали этого человека?
— Нет, я его не узнал: он стоял спиной. Кроме того, на нем была каскетка.
— Ваше описание немного расплывчато. Он был высокого роста?
— Было темно, я ехал в машине и видел их не больше двух секунд. Он был ниже Барбозы.
— Где в точности вы их заметили?
Это был худой высокий человек ростом метр восемьдесят, с очень красивыми бачками и длинноватыми волосами, носом с горбинкой и маленькими, словно кнопки на ботинках, глазами. В этом пятидесятидвухлетнем мужчине все указывало на британское происхождение. Арчибальд Френсис Кинсли, третий в роду, был потомком очень знатной семьи Британской империи. Один из его предков, Годфри Кинсли, был приближенным короля Ричарда. Другой, Альберт Кинсли, сражался в 1879 году в Зулуленде против вождя Кетчвайо. Вот уже двадцать пять лет Арчибальд делил свое время между Францией и Англией.
Как было договорено в субботу с Клеманом, он пришел в дом священника, чтобы забрать книги, которые одалживал отцу Анисе.
— Добрый день, святой отец.
— Соблаговолите пройти в мою комнату, библиотека находится там. Надеюсь, вы отыщете свои книги.
— Благодарю вас за понимание.
Мужчины вышли в коридор, Кинсли шел впереди и наклонился, поравнявшись с балкой.
— В каких отношениях вы были с моим предшественником?
— Думаю, я относился к числу его друзей.
— Он открывал вам иногда свою душу?
— Мы говорили обо всем и ни о чем. Но я всегда с радостью встречал его здесь, в Сент-Эмильоне.
— Прошу вас, входите. Какие книги вы ищете?
— Я давал ему биографию Кромвеля в двух томах. И у него должны быть мемуары Черчилля. Кроме того, я отдал ему маленький молитвенник в кожаном переплете.
— Все здесь, смотрите.
Кинсли внимательно осмотрел библиотеку. Клеман повернулся к нему спиной, лицом к застекленной двери, ведущей в сад. На стекле он отчетливо видел отражение малейшего движения британца.
— А-а, вот мой Кромвель…
Священника удивила одна вещь. Едва взяв в руки два тома, Кинсли стал листать первые страницы, затем то же самое проделал с последними.
— В последнее время отец Анисе казался озабоченным?
— Он выглядел обеспокоенным последние три месяца, но, возможно, это от переутомления. Он так был предан своему приходу… Вот и мемуары Черчилля.
Стоя спиной, Клеман наблюдал те же самые действия. Он повернулся:
— Чего-то не хватает?
— Нет… это инстинктивный жест, когда я беру в руки какую-то книгу.
— Значит, по вашему мнению, ничего, что могло бы объяснить эту трагедию?
— Я заметил некий холодок в его отношениях с некоторыми членами содружества, но…
— С кем в частности?
— С Барбозой и Фабром, не говоря уже о госпоже Турно, но скажите, святой отец, вы священник или следователь?
Участок огорожен. Пятеро полицейских преграждали доступ любопытным.
— Босс, из распечатки телефонного счета Барбозы явствует, что вызов был сделан из этой будки.
— Да, я знаю.
— Откуда?
— Я только что от Андре, в ночь исчезновения Барбозы он видел его на этом месте с каким-то типом.
— Чуть дальше обнаружили машину техпомощи. Криминалисты снимают отпечатки.
Оба полицейских направились в подлесок.
— В телефонной будке взяли отпечатки?
— Да. Теперь они занимаются машиной техпомощи. А что тебе рассказал Андре?
— Он был не слишком красноречив, он видел кого-то, поменьше ростом, чем владелец гаража, вероятно мужчину.
Вокруг машины творился настоящий аврал. Вращающиеся фонари на крыше прочесывали листву буков и дубов. Создавалось впечатление, будто в окрестностях началось народное гулянье. Это место, обычно такое тихое, было взбудоражено непрерывным хождением криминалистов, которые, словно муравьи, выполняли определенную задачу. Машина техпомощи стояла в плотном кольце оцепления. Криминалисты занимались обычной процедурой. Каждый листок, отпечаток следа, куча земли были перевернуты, рассмотрены в лупу и взяты на анализ. Кюш пошел навстречу майору Бебену:
— Все в порядке, место оцеплено, взяты все пробы.
— У тебя уже есть что-то определенное?
— Пожалуй. У нас сотни отпечатков пальцев, которые предстоит проверить в центральной картотеке, и отличный след рифленой подошвы сорок четвертого размера.
