Фридрих Незнанский - Игра на опережение
— Успеем! — беспечно отмахнулся Зураб. — Садитесь, гости дорогие, посидим, покушаем, обменяемся мнениями… Ты ж лобио любишь, сам говорил! Помнишь, как моя мама его готовила, когда ты ко мне в гости приезжал, а?
— Помню, — кивнул чеченец. — Ну что, раз нас так гостеприимно и от души встречают и приглашают, разделим трапезу?
Пировали они около часа, с тостами, отложив автоматы и отпустив ремни. Затем охранники стали убираться и мыть посуду, а Зураб пригласил Ансара отдохнуть в гамаках, растянутых в стороне здесь же, между высокими соснами.
— Отдохни, дорогой! Вы там у себя в Ичкерии за три года отдыхать разучились…
— Тоже верно, — снова согласился Ансар и возлег на соседний гамак. — Так что скажешь, Зураб, насчет трубы? — спросил он, подложив руку под голову и следя за собеседником.
— А ничего нового, дорогой, — ответил Зураб. — Кто ж будет против вашего нефтепровода через Грузию?
— Ну так начинайте его строить! Пусть там, на Западе, увидят, что вы серьезные люди, смотрите в перспективу.
— Никто не против… Все говорят только за. От меня, маленького человека, всего лишь посредника, до президента. Но все говорят: пусть они сначала победят Россию. И докажут свою самостоятельность и независимость.
— Замкнутый круг получается, — покачал головой чеченец. — Скажи им всем: чтобы победить Россию и показать самостоятельность, нам нужны деньги, много денег. Чтобы деньги заработать и доказать свою независимость, нужно продавать нашу нефть… Это все?
— Нет, дорогой. Еще в глаза мне смотрят и тихо так спрашивают: Зурабик, а что лично я буду с этого иметь? И как Россия на это посмотрит? Ее интересы будут ущемлены, неужели она смирится?
— Разве мы не показали вам, как надо разговаривать с империей зла? — приподнялся на своем гамаке Ансар.
— Россия — старый, больной медведь, которого лучше лишний раз не дразнить. А вы только тем и занимаетесь и нас втягиваете… Если он вылезет во весь рост из своей берлоги, нам всем несдобровать.
— Слышали… — криво усмехнулся чеченец. — И видели мы твоего медведя… А что еще хотят знать?
— До какого порта пойдет труба? Лучше бы до Сухуми, но вы его отвоевали для абхазов, а в Поти и Батуми нет современного нефтяного терминала…
— Сто раз вам говорил: Начните! И этим вы заинтересуете западных инвесторов, — пренебрежительно сказал Ансар. — Чеченская нефть — лучшая в мире, они это знают.
— А почему твой Забельский нам деньги не дает на терминал?
— У него карман не резиновый. К тому же он сам ходит по лезвию ножа. Чем вам плох Забельский? Что, наели бурдюки за время советской власти, теперь пальцем лень пошевелить… Вы все ждете, что за вас кто-то сделает. И что ты им отвечаешь?
— То, что всегда говорил и всем буду говорить: надо считаться с реалиями! Мы даже сейчас с тобой договариваемся и переговариваемся на так называемом языке межнационального общения, на русском. Мы присосались к России, мы пользуемся русским оружием, бензином, хлебом, бабами, бабками и рынком сбыта мандаринов. Мы без нее не обойдемся в обозримом будущем. Мы еще долго, как ослик к своему колышку, будем к ней привязаны.
Ансар рассеянно слушал, искоса наблюдая за своими охранниками, которые таскали хворост к гаснущему костру. Пора бы заканчивать этот базар и возвращаться, подумал он.
— Ты, Зураб, не обижайся. Но мне пора возвращаться. Скоро стемнеет, а в Ичкерии не та обстановка, чтобы надолго оставлять ее без нашего внимания… Ты мне начерти схему, по какой идет согласование и продвигаются решения по созданию нефтяного консорциума. Кто эти люди, кто из них визирует и потом отправляет бумагу наверх? Сколько их, сколько они хотят.
— Ну не все же берут… — протянул грузин, наблюдая, как Ансар достает толстый конверт.
— Хорошо. Напиши, с кем можно просто поговорить, а кого лучше припугнуть.
— А если это сам президент?
— Это уже не твоего ума дело…На, бери, не стесняйся! Или ты тоже не берешь?
Зураб оглянулся на свою охрану, замедленно протянул руку, но схватил конверт быстро и сразу положил в карман. Ансар усмехнулся, мотнул головой и добавил:
— И пофамильно распиши, кто какой пост у вас занимает… Их телефоны обязательно. Но, главное, кому сколько надо дать.
— Начиная с меня?
— Тебе я уже дал, — усмехнулся Ансар, вставая с гамака. — Но все равно можешь записать.
Зураб корпел и сопел над своей бумагой минут двадцать, пока не стемнело. Костер уже затухал, и пришлось ему посветить ручным фонарем. Закончив, он протянул ее Ансару.
— Ну вот, другой разговор… — кивнул чеченец, пробежав ее взглядом. — Автандил Гоголадзе, тот самый? С кем мы втроем в Москве в «Арагви» пили на брудершафт? А сейчас он уже во главе компании?
— Как видишь, — кивнул Зураб. — Растут люди.
— Приятно слышать… Ну да ладно. — Ансар протянул руку и улыбнулся, как бы сожалея о предстоящей разлуке. — Ну, будем прощаться? Рад был тебя видеть, дорогой!
— Взаимно. — Грузин схватил его руку двумя руками.
— И вы, ребята, — не отпуская руку собеседника, обратился к его охране Ансар. — Не стесняйтесь, попрощайтесь с моими парнями, все-таки неплохо отдохнули и с пользой посидели, а?
Охранники, молча сгрудившиеся возле джипов, заулыбались, встали, пошли навстречу бородатым чеченцам, протягивая руки.
Три чеченских автомата «борз» ударили в упор одновременно. Огонь толчками изрыгался из коротких стволов, прошивая тела грузин насквозь. Охранники рухнули, некоторые на догоревший костер, взметнув пепел, но не успев ни сделать выстрела, ни издать звука.
Ансар продолжал удерживать руку упавшего на колени, скорчившегося Зураба.
— Прощай, Зурабик, — сказал он. — Жить буду, никогда не забуду, как твоя мама угощала меня своим лобио…
— За что, Ансар?.. — прохрипел тот.
— А это наш вклад в борьбу с коррупцией в вашей республике, — пояснил чеченец. — Очень уж вы жадные. А нам на всем приходится экономить.
И выстрелил ему в лоб.
— Они ваши, — сказал Ансар уже по-чеченски и сделал жест в сторону трофейных джипов.
Чеченцы их осмотрели. Машины были почти целы, только у одного пробило пулей радиатор, у другого — шину. Запаску быстро поставили, радиатор заклеили японским клеем. Обыскали убитых, загрузили в машины их автоматы. Ансар забрал у мертвого Зураба перемазанный кровью конверт, вытащил доллары, раздал своим телохранителям со словами:
— Это тоже теперь ваше.
Он обнялся с ними по очереди, и все сели в машины.
12
— …да, я все понял, Андрей Владимирович. — Турецкий жестом указал вошедшему в кабинет Денису Грязнову на стул. — Будем разбираться… Да, именно так мы и поступим…
Он положил трубку и взглянул на парня.
— Ты вчера вызывал в «Глорию» начальника телефонного узла Никодимова? — спросил он хмуро.
— Да… А что?
— Во сколько это было?
— Примерно в тринадцать тридцать, — почесал в затылке Денис. — Ты меня для этого вызывал?
— Через час Никодимов покончил с собой, — пояснил Турецкий. — Возбуждено уголовное дело.
— Кто сказал? — приоткрыл рот Денис.
— Только что это сообщил начальник Следственного управления Курбанов Андрей Владимирович… Сегодня жена и дочь Никодимова приехали с дачи и нашли его в ванне с перерезанными венами. Врач определил время смерти между двумя и четырьмя часами дня. Получается так, что он приехал от тебя домой и сразу покончил с собой. А я вроде тому способствовал… — Генерал пристально смотрел на Дениса. — Мне пока одно непонятно: это дело районной прокуратуры, почему шум поднялся у нас.
— А что ты так на меня смотришь? — прижал руки к груди Грязнов. — Я его не запугивал ц не угрожал…
— Но ты давил?
— Ну а как без этого? Хорошо, что я сделал аудиозапись нашего с ним разговора. Он мне очень понравился, это был порядочный человек. И мы с ним, как интеллигентные люди, быстро нашли общий язык. Кстати, кассета должна быть у меня с собой. — Молодой сыщик полез в свой «дипломат». — Вот она. Хочешь послушать?
— Хочу, — кивнул Турецкий. — Ты же понимаешь, что на меня и тебя могут повесить… Вернее, уже повесили… Вот диктофон, включай, что смотришь?
— Но я сейчас собирался поехать к Люсе Бородиной, посмотреть там видеозаписи… — пробормотал Денис.
— Потом поедешь, — отрезал Александр Борисович, взглянув на часы. — Сошлешься на автомобильные пробки. Сейчас это самое конвертируемое извинение.
Они молча прослушали кассету, не глядя друг на друга. Потом Турецкий так же молча протянул Денису копию предсмертной записки.
— Такие, как он, именно так пишут… — подытожил Грязнов после небольшой паузы. — Мол, никого не хочу винить в своей смерти…
— Да… Довольно шаблонный текст, — согласился генерал. — Но еще он написал там, это я запомнил: «сегодня я узнал о своем позоре».
