Дерек Картун - Летучая мышь
- Да, конечно.
- Поверьте моему опыту - если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал - едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием - даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть-чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол - пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки - зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся - взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: "пластик". Ну да, пластиковая бомба - их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы - арабы...
До меня донесся слабый телефонный звонок - ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
- Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара - оба в халатах.
- Что происходит? - этот вопрос задал я.
- Похоже на взрыв, - отозвался мужчина, - Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз - к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально - это делало меня менее заметным.
- Чья это квартира? - раздался голос.
- Здесь живет одна англичанка, - объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
- Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
- Что случилось? - прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
- Что-то взорвалось. Газ, наверное, - постарался я её успокоить.
- Это газ взорвался, - тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
- Che cosa succede - что случилось? - завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
- Бегу за полицией, - крикнул я, вырываясь, - La polizia!
- Мадонна миа! - завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли - Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня - нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар - потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо-стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, - по моим признакам сам Таллар - был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон - лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами - "Я - Робер Таллар," - без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: "Пэррот".
- А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
- Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, - сказал я.
Пять минут скорым шагом - и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник - вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались - их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней - мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу. По его жесткому выражению я догадался, что он с севера, из рабочих.
- Партия уполномочила нас на этот разговор. Я член центрального комитета, Этьен возглавляет региональный отдел Генеральной конфедерации труда65.
Рейналь коротко кивнул. С помощью специальной машинки он скручивал сигарету, насыпая из ветхого кисета табак в клочок тонкой желтоватой бумаги.
- Объясню, почему мы искали встречи с вами, - продолжал Таллар, Насколько нам известно, вы прибыли, чтобы установить, поддерживал ли покойный Маршан тайные, недозволенные контакты с иностранными разведками. Мы знаем, что французские власти вам поддержки не оказали. Как можно было ожидать, чтобы эти люди признали, что в их среде столь долго действовал предатель и шпион? У нашей партии нет причин скрывать этот скандальный факт, мы даже заинтересованны в публичном разоблачении бывшего министра, особенно в том, что касается его деятельности во время войны.
После небольшой паузы - я счел за лучшее промолчать, - Таллар заговорил снова:
- После войны не удалось вывести на чистую воду всех предателей и коллаборационистов. Многих спасли от справедливого суда деньги, влияние родственников и прочие привилегии. К тому же власти не были по-настоящему заинтересованы в разоблачении этих негодяев. В течение тридцати лет мы, располагая убедительными данными о предательстве целого ряда общественных деятелей, не можем воспользоваться ими. Однако время от времени правда все же всплывает наружу. В силу некоторых обстоятельств.
И, - подумал я про себя, - в силу некоторого политического шантажа. Но вслух этого не произнес.
- Мы могли бы рассказать о том, что делал Маршан во время войны и после, - заявил Таллар, - Наши сведения точные...
- Я хотел бы задать вопрос: почему вы сами даже не пытались в свое время разоблачить Маршана, имея эти, как вы утверждаете, точные данные? А только теперь, через столько лет да ещё с чужой помощью...
- Ответ прост, - ответил Таллар, - Вам отлично известно, что недостаточно обвинить человека и даже предъявить доказательства его вины, чтобы его осудили. В случаях, как этот, надлежит прежде всего думать о расстановке политических сил, о соблюдении баланса - это касается и партий, и правоохранительных органов, и прессы. Сам факт коллаборационизма и шпионажа - подтвержденного или нет - не может быть рассмотрен изолированно, сам по себе. С точки зрения нашей партии, случай с Маршаном в то время не подлежал разглашению, этого не позволял политический климат тех лет.
Пытается повесить мне лапшу на уши - как будто я не понимаю, что коммунисты по своей природе вовсе не заинтересованы в разоблачении шпионов, даже если КГБ получил их по наследству от гестапо. Только по этой причине они и молчали все эти годы. Но возражать собеседнику я не стал. И он продолжал все так же негромко и рассудительно:
