Димитр Начев - Неуловимый
Метрах в десяти от ручья поднималась стена соснового леса — глухая и неподвижная. Если он хочет меня убить, думал я, то сделает это сейчас. Даже самый неопытный стрелок не может промазать с такого расстояния. Вода стекала с меня, я пробормотал: «Ну, давай же!» и, странное дело, страх мой вдруг прошел, меня охватило полнейшее равнодушие, я не думал в этот момент ни о чем, лишь с сожалением смотрел, как быстрое течение уносит полиэтиленовый пакет с. шампиньонами.
— Стреляй, гад! — уже в полный голос крикнул я, глядя на вершины сосен, раскачиваемые невидимым ветром. Потом., после долгой томительной паузы, я шагнул вперед. И тогда тот скова выстрелил. На этот раз пуля вонзилась в землю метрах в двух передо мной, как раз там, где я должен был выйти из воды на берег. Я вновь остановился. Вода плескалась о мои колени, но я ничего не ощущал, в ушах моих гремел выстрел, а в мозгу мелькнула догадка, что он не хочет, чтобы я шел дальше, что ОН пи за что не пустит меня туда. Он командовал положением, находясь, вероятно, метрах в двадцати в лесу и держа меня на мушке. Два выстрела были предупредительными, подумал я, третий раз ОН выстрелит в цель. Я повернулся и медленно побрел назад. Возвратился на старый берег, потом двинулся обратно по дороге, испытывая единственное желание показать, что я не трус, идя медленно, не торопясь, — пусть ОН поступит, как сочтет нужным, я у него в руках. Метров сто я прошел, ощущая у себя на спине черный кружок — центр мишени, в который уставилось дуло карабина «Мэнлихер» — старой, но испытанной модели образца первой мировой войны.
Когда я поднялся на знакомый гребень, уже смеркалось. Внизу виднелся дом отдыха, под ним — городок с железнодорожным вокзалом, а на западе — вековой буковый лес, куда послал меня Андонов. Лес чернел зловещим пятном, а небо за ним пылало кроваво-красным закатом. В голове было пусто, я уже ничего не понимал из того, что происходило вокруг меня. Я испытывал ужасный голод и желание сесть у камина и согреть свое бедное тело; насквозь промерзшее в мокрой одежде. Спускаясь по знакомой тропинке, вспомнил старую поговорку, которую любила повторять моя милая мудрая бабуля:
«Не дразни собак, и лаять не станут».
13
— Так, так… Ход конем… Кажется, была пьеса под таким названием, а, Профессор?
— Не знаю, — ответил я, но Фифи, склонившаяся за соседним столом над доской для игры в нарды, отозвалась:
— Да, была. Комедия. Ее играли лет двадцать назад. Я уже не помню, кто автор.
Партнером Фифи, как всегда, был Бармен, спокойно передвигавший фишки и глядевший на нее влюбленными глазами. Я сменил мокрую одежду, поел и согрелся, но настроение мое оставляло желать лучшего. Леля сидела в двух метрах от меня, в кресле возле Маринковой, и вязала рукав моего будущего свитера. Я старался не смотреть на нее, не заговаривал с ней. Мы с доктором Эйве играли длинную трудную партию в шахматы, которой не было видно конца, Я хотел во что бы то ни стало поговорить с Андоновым, но его все не было. Ужинать он тоже не пришел. На условленный сигнал не отозвался, а ведь сказал, что встретимся вечером у камина. Доктору Эйве он тоже пообещал партию в шахматы. Приглашение Выргова пойти к Любе я отклонил: мол, сейчас у меня матч-реванш. Я как-то ко всему вдруг утратил интерес, единственное, чего мне хотелось. — сообщить Андонову, что возле заброшенного туристского приюта в меня стреляли, и, если это чьи-то шуточки, они ему дорого обойдутся! Пусть узнает также, что наша барышня устраивает себе тайные прогулки с неизвестными личностями; кроме того, если ему нужна отправная точка для расследования, то это должна быть собака: несчастный пес не сегодня-завтра погибнет от нули того, кто, но всей вероятности, убил Царского и сейчас боится, что животное его выдает. И еще я хотел поделиться с ним рядом соображений, вертевшихся у меля в голове, а также выразить сомнение в том, что ему еще потребуется моя помощь, к тому же врем? идет, а моя дипломная работа не продвигается.
В половине девятого мы, наконец, закончили партию. Доктор Эйве объявил мне шах, и я сдался, Леля тут же подняла голову от вязанья:
Как насчет небольшой прогулки, Профессор?
Я хотел отказаться, но ее изумрудные глаза смотрели на меня так нежно, преданно и обещающе, что я покорился. Компания притворилась, что ничего не замечает: приближался конец смены, и все тайное стало явным. Если имелись подозрения, они уже подтвердились. Сплетни стали беспредметными, так как не было интриги. В конце каждой смены бывает несколько таких грустных дней. Умирают иллюзии, рассыпаются в прах мечты. Всех ожидает знакомое продолжение прошлого.
Мы вышли и двинулись по аллее. Леля знакомым мне жестом взяла меня под руку. Я не реагировал, не говоря ни «да», ни «нет». Когда мы удалились от дома отдыха на порядочное расстояние, она приказала:
— Молчи!
Я и без того молчал и решил молчать до тех пор, пока она сама не заговорит и не извинится за свое поведение.
Нежным голосом, намного нежнее того, каким разговаривала со мной, она позвала:
— Мечик! Иди сюда, Мечик!
Из кустов тотчас вынырнула темная тень, приблизилась к нам и остановилась.
— Не бойся, Мечик, это я.
Я уже понял, кто это Мечик. Это был тот несчастный пес, в которого непрестанно стреляли. Я тоже позвал:
— Иди сюда, Мечо!
Пес сделал еще несколько шагов и сел у лелиных ног. Погладив его по голове, Леля вытащила из кармана куртки большой кусок колбасы и дала ему. Пес принялся за еду, а Леля предложила:
— Давай выкурим по сигаретке! Я протянул ей пачку.
— Жду от тебя объяснений.
— Знаю, Ваньо, но не торопись…
— Сегодня меня чуть не убили.
— Это я тоже знаю.
Мне казалось, что во всей этой истории у меня какая-то странная роль. Уж не напоминаю ли я чем-то Иванушку-дурачка?
— Да, — сказал я. — Ты знаешь. Ты все знаешь. Но и я кое-что знаю. Что сегодня утром ты ездила неизвестно куда с этим типом, Барменом. А вчера вечером была с ветеринаром. А вчера или сегодня ходила с кем-то к туристскому приюту… Не знаю только, с кем ты будешь этой ночью…
Она тихо засмеялась и, наклонившись, куснула меня за ухо. Потом сказала:
— Этой ночью я буду с тобой, дурачок! И вот с этим приятелем.
Пес ткнулся мордой ей в лицо.
— В него сегодня тоже стреляли, — сообщил я, разнеженный и готовый к всепрощению.
— Серьезно?
Наконец-то и я могу сообщить что-то, чего она не знает! И, довольный и гордый, я рассказал ей со всеми подробностями о том, что произошло со мной, начиная со вчерашнего вечера, и кончая сегодняшним ужином, когда я увидел ее в столовой. Под конец я наивно спросил:
— А откуда ты знаешь, что в меня стреляли?
— Птичка шепнула мне на ухо.
— Прошу тебя, Леля, хватит играть в прятки! Я с тобой до конца откровенен, а ты от меня все утаиваешь. Ведь мы вместе, пустились в эту историю, почему ты мне не доверяешь?
Не ответив, она взглянула на часы и потрепала пса по шее:
— Давай, Мечик, уходи! Уходи и береги себя, завтра снова увидимся!
Пес радостно взвизгнул, лизнул ей щеку и послушно исчез в кустах.
— Так, — довольно произнесла Леля. — А теперь приступим к выполнению главной задачи. Пойдем в корчму, поедим, ты взбеленишься от ревности, потому что с нами за столом будет и ветеринар; как и прошлым вечером не выдержишь, оставишь меня и уйдешь один. В половике двенадцатого будешь ждать меня на тропинке над домом отдыха. Оденься потеплее и возьми с собой электрический фонарик. Выйдешь через дверь кухни. Вот тебе ключ. Постарайся хорошо сыграть свою роль, как настоящий актер, иначе все провалишь!
Она говорила шепотом, но тон ее был настолько безапелляционным, что я растерялся:
— Что провалю, Леля?
— Все! — взволнованно и загадочно ответила она. Ее внутреннее напряжение передалось мне.
— Хорошо, — согласился я, спрашивая себя в душе, что сказал бы в данной ситуации капитан Андонов, но он в этот вечер как сквозь землю провалился.
— Раз уж мы впутались в эту историю, надо идти до конца! Ты же сам это говорил, Ваньо!
— Верно.
— Ну так давай действовать! Через десять минут у меня встреча с ветеринаром. Поспешим, а то котлеты остынут.
В корчме все развивалось по лелиному сценарию. За столиком в углу нас ждал ветеринар. Его тесть тут же принес нам шипящие ароматные, котлеты и кувшин домашнего вина, рассыпая любезности и отпуская комплименты Леле.
— Заходите к нам, заходите… — говорил он, лукаво мне подмигивая. — Для настоящих друзей ничего не жаль!..
Ветеринар прямо сиял. Леля глядела на него чарующим взглядом, я нервно барабанил пальцами по столу. Спустя час эта барабанная дробь усилилась, Леля одобрительно на меня посматривала, не зная, что мне было совсем не трудно играть свою роль, так как я и в самом деле ревновал. Соперник превосходил меня по всем показателям. Он был выше ростом, широкоплеч, его загорелое лицо с темными глазами напоминало мне лицо какого-то французского киноактера, он обладал приятным, как говорят, бархатным баритоном, которым рассказывал остроумные анекдоты. Около десяти я поднялся.
