Екатерина Савина - Проклятие китайского колдуна
Он протянул руку и прямо из комнатной темноты достал крохотную бронзовую фигурку волка. Захар осторожно провел ногтем по свирепо оскаленной морде и глаза фигурки вдруг вспыхнули ярким красным светом.
* * *
Последнее, что помнил Толстяк, было клубящееся темное небо, скручивавшееся в чудовищных размеров воронку и утягивающее его куда-то…
Впрочем, куда затянуло его, Толстяк уже догадался. Он простонал что-то и поднял голову.
Так и есть. Больничная палата. За окнами ночь. Да, воронка вытянула его из его собственного мира и швырнула обратно сюда – в этот отвратительный мирок, где снова нужно будет оглядываться и опасаться.
Толстяк поднялся и сел на кровати. Только теперь он заметил, что пиджака на нем нет, а рубашка расстегнута до самого живота. Толстяк скрипнул зубами и огляделся. В палате было пять коек. Две из них пустовали, на трех спали, укрывшись простынями с головой, какие-то люди.
– Они не видели… – прохрипел Толстяк, лихорадочно застегивая пуговицы рубашки, – они не видели… наверное… Но видели врачи… Они видели и смеялись надо мной. Гады… Жаль, что у меня нет времени, а то бы я. Теперь у меня ест ь более важные дела. Теперь у меня будет много дел.
Толстяк привел свою одежду в порядок и, крадучись, стал пробираться между койками к выходу из палаты.
– Теперь, – неумолимо стучала в его голове кровь, – теперь мне первым делом нужно раздобыть того порошка, который может перенести меня в мой мир. Во-вторых, и на этой земле у меня еще остались кое-какие счеты. Захар. Который посмел приказывать мне! Меня – избранного – использовал, как своего цепного пса… А я дрожал и боялся этого прыща. Я! Избранный! И эта сука Ольга, которая едва не убила меня и из-за которой я снова оказался здесь в этом поганом мирке, в этом ненавистном городе… Пожалуй, с нее я и начну. А как покончу с сукой…
Толстяк вышел в коридор, спустился на первый этаж и, ступая на цыпочках, прошел мимо спящего охранника и выбрался на улицу. Через несколько шагов он остановился и вытянул перед собой руки.
Он чувствовал, как кончики его пальцев наполняются неведомой ранее и в то же время такой знакомой силой.
– Я всемогущ, – прошептал Толстяк, – я всемогущ…
Вся окружающая его действительность медленно преображалась. Толстяк видел не только дома, деревья и фонарные столбы, он видел много того, чего не видели обыкновенные люди. Присмотревшись к маячившему вдалеке – через добрый десяток кварталов – силуэту, он почувствовал неясный холодок опасности, а через секунду понял, что ему навстречу движется милицейский патруль.
Толстяк улыбнулся и свернул на другую улицу.
«Теперь – искать суку, – решил он, – и я ее найду. Слышишь, мой Первый Бог? Я найду эту тварь и сожру ее язык…»
Он поднял голову кверху и долго стоял неподвижно, принюхиваясь к прохладному ночному воздуху. Потом решительно пересек пустынную улицу и направился в одному ему ведомом направлении.
* * *
Никого мы в тот день не нашли – ни Михаила-Петра, ни Толстяка, хотя обошли, кажется, все больницы в районе аэропорта. Правда, в одной из них – там, где Васик вступил в препирательства с охранником и схлопотал по физиономии – медсестра сказал, что – да, вчера доставили какого-то человека – очень толстого – со странным приступом. Но он очнулся сам, без помощи врачей и ночью исчез куда-то…
Фамилии этого человека она, конечно, не помнила и толком описать его не могла – кроме того, что он был чересчур грузен, ничего определенного медсестра сказать не могла. И врача, который осматривал, он также не знает, потому что здесь совсем недавно работает.
– Придем сюда еще раз, – сказала мне Даша, – завтра. Поспрашиваем еще. Может быть, найдем того врача.
– А что толку? – хмуро спросил Васик. – Это жирный крендель все равно свалил из больницы и адреса своего, надо думать, не оставил. Пойдемте домой. Спать хочется так, что ноги подкашиваются. Башка опять начала болеть…
– Врач мог запомнить фамилию Толстяка, – шепнула я Даше, – а фамилия – это уже кое-что.
– Надо было в аэропорту поспрашивать, – подал голос Васик, – то есть – в самолете. У стюардесс. Они же знаю, на чье имя билет куплен. Только самолет давно уже улетел. Да и нам такие сведения никто и не даст… Черт, голова просто раскалывается… Таблеточку бы мне сейчас.
Медсестра вдруг внимательно посмотрела на Васика и рассмеялась.
– Вам не нужна таблетка, молодой человек, – сказала она вдруг.
– Да? – удивился Васик. – А что мне нужно?
– Сто граммов спирта, – хихикнула медсестра, – у вас же на лице написано, что вы с похмелья…
Наверное, ни один из великих писателей мира не смог бы описать словами того, что отразилось на лице Васика после этих слов медсестры.
– Ах, ты… – захрипел он, – с-с-сука! Я почти забыл об этом, а ты мне напоминаешь! Дрянь! А ну, пошла отсюда!
– Молодой человек! – медсестра, хоть и побледнела и невольно отступила назад на несколько шагов, все же не потеряла присутствия духа. – Молодой человек! Я бы вас попросила покинуть помещение больницы! Материться он будет, – ее голос окреп, – проходу нет от алкашей!
– Алкашей!!! – задохнулся Васик, вырываясь из наших с Дашей рук. – Ах, ты мокрощелка поганая!! – заорал он, – блядюга потная!!
– Ну это уже… Саша! – закричала медсестра. – Саша, скорее сюда! Здесь пьяный разбушевался!!!
– Пьяный? Я – пьяный?!! – Васик, уже ничего не соображая от злости, кинулся на медсестру с явным намерением задушить ее…
Но тут подоспел охранник.
* * *
Переночевать мы решили у меня. Васик все еще трясло от злобы и еще, кажется, от чего-то непонятного. Он немедленно улегся спать, приложив себе свинцовую примочку на подбитый глаз. Даша приготовила кофе, но пить его не стала, а примостилась на диванчике рядом с Васиком и скоро уснула тоже.
Я осталась одна. Спать мне не хотелось совершенно. Я включила телевизор и устроилась напротив него в своем любимом кресле с чашкой кофе в одной руке и с сигаретой – в другой.
Была уже поздняя ночь. Я смотрела какой-то тупой американский фильм ужасов – по экрану телевизора то и дело носились оборотни, очень похожие на резиновые куклы наших политиков из одноименной передачи. А женщина-спецагент – кстати, очень похожая на меня – храбро устремлялась в лесные заросли в поисках то ли брата, то ли возлюбленного, похищенного оборотнями и отстреливала страшных полуволков из навороченного пистолета-автомата. В перерывах между кровавыми перестрелками она усаживалась под дерево, доставала из своего рюкзака фотографию ослепительного красавца, и слезы текли по ее щекам, смешиваясь с каплями теплого летнего дождя… И чуждые всякой романтике паскудные оборотни нападали на нее именно в тот момент, когда она решительно вытирала слезы (одновременно заканчивался дождь) и, лаская нежными руками вороненую сталь автомата, клялась отомстить…
Через мне эта бредятина надоела и я выключила телевизор. Несколько минут я сидела в полной тишине, раздумывая, чем бы занять себя еще – спать мне все так же не хотелось – пока не услышала какие-то странные звуки, доносящиеся, кажется, с лестничной клетки – в уснувшем доме всегда ясно слышны малейшие шорохи.
Стараясь не шуметь, я прокралась на цыпочках к своей входной двери и прильнула к глазку.
То, что я увидела, меня поразило – я едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть. На лестничной площадке – как раз напротив моей двери в луже крови ворочалась старуха. То и дело она поднимала голову, видимо, для того, чтобы позвать на помощь, но из ее глотки вырывались только тоненькие всхлипы.
Вот она снова подняла голову, я узнала в старухе свою соседку по этажу Нонну Петровну.
Ни о чем больше не раздумывая, я открыла дверь и бросилась к соседке – и только когда Нонна Петровна и лужа крови вокруг нее растаяли, будто их не было, поняла, что попала в ловушку. В центре лестничной площадке мелом был очерчен круг, по линии круга были тщательно выписаны древние письмена, а прямо под моими ногами – в середине круга, куда я так неосторожно ступила, горели красные огоньки глаз бронзовой фигурки степного волка.
Я рванулась прочь, но было уже поздно. Пол провалился у меня под ногами и я на несколько мгновений оказалась в полной темноте. А потом – когда я вновь почувствовала под своими ногами твердую землю – вокруг меня толпились громадные деревья, в серых сумерках казавшиеся застывшими мертвецами.
Я очутилась в лесу. Я очутилась в лесу и из темной чащи до меня доносился жуткий волчий вой.
* * *
Очевидно, впечатления от просмотренного только что мною фильма, еще не вполне улетучились из моего сознания, потому что я ощутила у себя в руках пистолет-автомат, при ближайшем рассмотрении оказавшийся точно таким же, как и у героини фильма, а за спиной у меня был рюкзак. Что лежало в рюкзаке, мне так и не удалось выяснить – да это было и не важно… Также я обнаружила, что одета в защитную форму, точно такую же, как и девушка из ужастика, а на поясе у меня висит огромный охотничий нож.
