Петр Галицкий - Цена Шагала
— В каком смысле?
— Ну, так, сыском на стороне не занимается?
— Упаси его Господь, — мрачно произнес Сергей Сергеевич.
— А вы бы проверили: и вам спокойнее, и мне интересно.
— Завтра же на ковер вызову, — пообещал Ермилову генерал.
— А может, не надо на ковер, Сергей Сергеевич? Вы бы так, тихо. А то вспугнете, не ровен час, — он и поутихнет, и доказательств никаких не соберете, и шум лишний поднимется.
— Ишь ты, хитрец-дипломат.
— У вас ведь наверняка с ним верные люди работают.
— Есть такие, — согласился Сергей Сергеевич.
— Ну, так и узнали бы у них, чем этот Трегубец так озабочен в последнее время.
— Может, ты и прав, — произнес Сергей Сергеевич, — спасибо за совет, воспользуюсь. Смотри, какие вы, молодые, ушлые. Не хочешь ко мне под начало пойти? — хохотнул успокоившийся генерал.
— Куда мне! Я человек не военный, я все больше по торговой части.
— Знаем, знаем, как Россию продаете. Гляди, Генка: придет настоящий хозяин — возьмем тебя за шкирку!
— За что ж меня-то?
— А что б другим не повадно было. Шучу, шучу. Ну, ладно, пойдем кофейку выпьем, Ариадна уже небось заждалась.
И они вернулись в столовую.
Остаток вечера прошел чинно, по-семейному. Около одиннадцати Геннадий Андреевич пожелал хозяевам приятного вечера и, провожаемый радушной Ариадной Михайловной до двери, покинул квартиру генерала.
«Значит, никакой ловушки быть не может, — думал он по дороге домой. — Если уж генерал не знает, следовательно, этот самый Трегубец либо на свой страх и риск чего-то там выкручивает, либо вообще мне все привиделось. Но подстраховаться, все едино, не мешает. А если он про картинки узнал, если сам руки погреть хочет? Ну, уж нет! Чтобы какой-то ментяра в мои деньги лез? Не бывать такому! Надо будет им посерьезней заняться». С такими мыслями он приехал домой и, коротенько поужинав с женой, посмотрев последний выпуск новостей, отправился в ванную, где долго и с наслаждением плескался. Когда он вошел в спальню, его уже ждала Вера, любимая супруга, и он с удовольствием посвятил час супружеским утехам, после чего уснул крепко, без снов, абсолютно успокоенный. В восемь тридцать утра он уже был на работе.
Насвистывая какую-то веселую мелодию из мультфильма, Василий Семенович Трегубец собирался домой: аккуратно сложил в портфель бумаги, блокнот, несколько ручек, проверил, не оставил ли на письменном столе пачку сигарет и зажигалку, запер верхний ящик. Потом, сняв пиджак, подошел к сейфу и извлек оттуда табельный «ПМ». В тот момент, когда он всовывал его в «босоножку», прилаживая белые кожаные ремешки кобуры к несколько располневшей за последние годы фигуре, в комнату вошел Ян Старыгин, давний подчиненный и приятель Трегубца.
— Ого, господин начальник, на важную операцию собрались в такой-то час? — Он, указал на никак не желающий влезать в «босоножку» «ПМ».
— Ага, — ответил Трегубец. — Вот, иду на разборку с женой. У нее, конечно, понимаешь, перевес: все же эти кастрюли, сковородки — тяжелая артиллерия. Но, будем надеяться, отстреляюсь.
— А если серьезно, Василий Семенович… Вы вроде не любитель с собой такие игрушки таскать.
— Ты вот что, Ян: закрой дверь поплотнее и присядь.
Старыгин послушно вернулся к двери и запер ее на ключ.
— Садись, садись, не маячь, думать мешаешь, — сказал Трегубец. Ян выполнил и эту команду.
— Мы с тобой не первый год вместе, — начал Василий Семенович несколько издалека, — и потому тебе я, наверное, могу доверять.
— Очень обидные ваши слова, господин начальник, — ответил Ян. — По-моему, случая не было, чтобы подвел.
— Вот-вот, о чем и говорю. Понимаешь, Ян, какая закавыка: возник у меня на пути один интересный человек, и никак мне с ним не удается встретиться. Больше тебе скажу: встреча эта активно не нужна нашему высшему начальству.
— Любопытно, — сказал Ян.
— Да не так любопытно, как грустно. Но, как ты знаешь, на каждую хитрую задницу свой с винтом найдется, а потом старик Трегубец протоптал-таки дорожку к этому неизвестному. Правда, пока не к нему самому, но к тому, кто его явно знать должен. И завтра у меня с этим промежуточным, так сказать, звеном встреча должна быть. И вот о чем я тебя, друг любезный, попросить хотел.
— Само внимание, Василий Семенович.
— Не мог бы ты завтра, часиков, скажем, в девять, заехать за мной домой.
— На служебной?
— Ни в коем случае. На собственной «шестерочке» — у тебя же «шестерка»?
— «Шестерка», Василий Семенович, на большее зарплаты не хватает.
— Ну, о зарплате потом поговорим.
— Как одеваться?
— Придумай сам что-нибудь рядовое и неприметное.
— А что, встреча может быть горячей? — поинтересовался Ян.
— Вряд ли, — ответил Трегубец. — Но, однако же, осторожность не помешает.
— Куда поедем?
— Поедем мы, дружочек, в самый центр, к памятнику Николаю Васильевичу Гоголю. Скульптор был такой, Андреев, знаешь? Вот он его и поставил, собственно, посадил.
— А, это возле Нового Арбата?
— Именно. И прошу тебя, Ян: лишнего об этом никому не рассказывай. Зачем мне, старику, неприятности, я ведь до пенсии доработать хочу.
— Мне хоть до пенсии далеко, но неприятности тоже ни к селу ни к городу, — ответил Ян.
— Ну, и чудненько. Значит, договорились: в девять жду тебя у подъезда.
— Решено.
— А теперь потопали, а то жена мне действительно головомойку устроит, — сказал Трегубец, и они покинули Управление.
Сорин выехал из дома без пятнадцати десять утра. Он не спеша добрел до метро, купил газетку «Мегаполис-Экспресс» и плюхнулся на сиденье в вагоне, углубившись в чтение каких-то безумных новостей из мира звезд. Собственно говоря, он не столько вчитывался в мелькающие перед глазами строки, сколько размышлял. Он вспоминал вчерашний вечер с Леной: плотный домашний обед, вкуса которого он не ощущал уже около полутора месяцев, бесконечное щебетание, торопливый и немного автоматический секс, свои путаные объяснения по поводу шрама на спине — и все больше приходил к выводу о том, что эту московскую идиллию пора заканчивать. «Ничего, ничего, — успокаивал себя Андрей, — сегодня обсудим с Виталиком ситуацию, расскажу ему, что произошло в Лондоне, и — вперед, в турагентство, покупать шоп-тур до Берлина. Жалко, конечно, прощаться с этой страной, но авось когда-нибудь еще вернусь при более благоприятных условиях и обстоятельствах».
Будущее путешествие в Берлин представлялось ему небезоблачным, однако жизнь после получения денег рисовалась вполне радужной и, возможно даже, не одинокой. «В конце концов, Люси милая девушка, — говорил себе Андрей. — Немножко опасная, но что еще может так греть сердце мужчины, как опасность, смешанная с желанием». Мысли сами по себе перетекли к образу англичанки, он вспомнил ее холеное поджарое тело, ее нежную кожу и окончательно утвердился: точно, получу деньги и полгодика поживу с ней, а там — будь что будет.
Без пятнадцати одиннадцать он уже был в подземном переходе, разделяющем стороны Нового Арбата. Оказавшись на стороне Дома журналистов, он, сам не зная почему, решил проверить себя и не пошел сразу в сквер, где была назначена встреча, а медленно побрел по Новому Арбату, мимо почты, в сторону Дома книги. Затем повернул в Мерзляковский переулок, миновал доходный дом начала двадцатого столетия и проход между ним и современной школой, огороженной железным забором, и углубился во внутренние дворы, намереваясь подойти к памятнику Гоголю с тыла. Больше по привычке, чем от страха, он оглядывал прохожих, боясь найти в них что-либо неестественное. Но людей было мало, и ничего особенного ни в лицах, ни в одежде заметить он не сумел, а потому, пробравшись через разросшиеся неухоженные кусты, оказался в скверике ровно в одиннадцать.
Токарева еще не было. На лавочках сидели лишь одинокий пенсионер с газеткой в руках, мамаша с детской коляской, подозрительная компания наркоманского вида молодых людей и работяга в замызганной нейлоновой куртке. «Нормально, типичное московское утро, — подумал Сорин. — Будем ждать». Он уселся на лавочке прямо позади памятника так, чтобы видеть входящих со стороны бульвара и самому оставаться максимально защищенным мощной каменной глыбой.
Виталий опоздал. Он с детства грешил этим, и с годами опоздание на встречу на десять-пятнадцать минут стало его фирменной чертой. Вот и сегодня, опоздав как всегда, он, резво перебирая ногами, буквально вкатился в скверик. Сорина он увидел не сразу, а Сорин, напротив, заметил его появление тут же.
— Эй, — негромко позвал он приятеля. Токарев остановился и стал шарить глазами по людям, сидящим на лавках скверика: — Эй, — еще громче позвал Сорин и махнул рукой, стараясь сделать так, чтобы его кисть оказалась в поле зрения Виталия Сергеевича. — Я здесь, здесь.
