Эдгар Уоллес - Руки вверх!
Нечаянно его взгляд упал на маленькую записку, имевшую такую же форму, как два листка последнего письма Рекса. Да, это был тот же почерк! Текст, однако, был непонятен:
Данти Морелля. Этот человек — наглый мошенник. Я получил предостережение от
Что было написано на тех двух записках, которые хранились у Маргариты?
Превосходная память Ганнера помогла ему:
Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету
а на другом листке:
Люка Мэдиссона. Он разорил меня — деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.
Рекс.
Ему стало все ясно. Данти увидел тогда, что первая и третья записки составляли письмо, которое могло убедить Маргариту в виновности Люка. Вторую записку он спрятал. Видно было, что ее кто-то скомкал. Если прочесть все три записки подряд, открывалось страшное обвинение против Данти:
«Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету Данти Морелля. Этот человек — наглый мошенник. Я получил предостережение от Люка Мэдиссона. Он разорил меня — деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.
Рекс».
Прошло немало времени, прежде чем Ганнер пришел в себя. Его мутило от ненависти и отвращения. Механически он сунул записку в карман.
Письма его жены должны быть сожжены. Он еще раз открыл ящик, вынул пачку писем со знакомым почерком и бросил ее в камин. Он следил за ними, пока они не обратились в пепел…
В этот момент Люк Мэдиссон и его судьба отошли на второй план. Данти! Прежде всего — Данти! Ганнер увидел свое лицо в зеркале и ужаснулся: за эти минуты он постарел на несколько лет.
Данти не приходил, и Ганнер был даже рад этому. Он выключил свет, закрыл за собой дверь и вышел. Переходя улицу, он заметил, что перед домом остановился автомобиль, из которого вышел человек. Это был Данти.
Ганнер не тронулся с места. Не сейчас, потом он предъявит ему этот страшный счет…
Он брел по улицам, не разбирая дороги, и дважды услышал свое имя, прежде чем обернулся и увидел красивое лицо Мэри Бальфорд.
— Вы были так погружены в себя, что я не знала, стоит ли отвлекать вас. Мне показалось, что вы обдумываете какой-то новый план.
Ганнер вздохнул.
— По правде, мисс Бальфорд, я действительно обдумывал… К сожалению, я не смог встретить вас…
Она покачала головой.
— Я была очень занята. Мне предложили место в одной австралийской газете, и я на будущей неделе покидаю Лондон…
Ганнер отметил в ее бодром тоне грустную нотку.
— Вот как… Что ж, там вы найдете много интересного материала…
Она вздохнула.
— Может быть… Знаете, мистер Хэйнс, меня в последнее время не покидает одна мысль… Правда, если бы о ней узнал мистер Байрд, он бы очень рассердился… Я отправляюсь в Австралию на семь лет… Вы…
— На каком пароходе вы едете? — спросил он, и, получив ответ, добавил: — Есть еще один, примерно через неделю. Вы отправляетесь из Лондона?
Она кивнула.
— Я должна была сесть на пароход только в Неаполе, но врачи посоветовали продлить морское путешествие. У меня не в порядке легкое, ничего серьезного, но только поэтому я согласилась ехать в Австралию.
Они пили кофе. В течение этих коротких минут он не думал ни о Люке Мэдиссоне, ни о сожженных письмах.
— Когда я устрою здесь все свои дела, я попаду на пароход в Неаполе, — сказал он просто.
— Как хорошо, что вы обдумываете свои планы именно на этой улице, — сказала она, глядя в его потеплевшие глаза.
Он рассказал ей всю историю Мэдиссона.
— Самое скверное, что нельзя известить полицию. Пресса тоже не должна ничего знать об этом, — прибавил он, улыбаясь.
— Записка, которую вы нашли у Морелля, при вас?
Он протянул ее через стол. Она прочла и кивнула.
— Что было в других?
Он слово в слово повторил письмо.
— Я однажды видела Рекса, — сказала она. — Мистер Байрд посвятил меня в эту историю с подлогом. Да я и сама кое-что знала — в тот день, когда они получили деньги по фальшивому чеку, я видела их у входа в банк. В тот же день мистер Мэдиссон дал мне сто фунтов — я до сих пор храню эту ассигнацию…
Они немного поговорили о «Воробье» и, выйдя из ресторана, встретили его. Он окинул их недовольным взором.
— Новая история преступного мира? Чем занимаетесь, Ганнер? Может быть, вы стали членом комиссии по проверке работы полиции?
Ганнер рассмеялся: недавно полиция арестовала невинного человека, и газеты подняли большой шум по этому поводу.
— Мы сейчас поставлены в такое положение, что я не могу без предварительного следствия арестовать человека, перерезавшего горло собственной жене, — сокрушенно проговорил сыщик. — Дело доходит до абсурда. Только что выпустили из участка одного бродягу только потому, что, когда он просил милостыню, не было других свидетелей, кроме полицейского. Каково? Так Скотленд-Ярд скоро станет убежищем для заблудившихся собак! Я слышал, вы уезжаете в Австралию, мисс Бальфорд?
Его острые глаза впились в лицо Ганнера.
— Надеюсь, вы не собираетесь в Австралию, Ганнер?
Мэри Бальфорд покраснела.
— Хочу вас предупредить, — изрек «Воробей». — Никогда еще не было вора, который стал бы кем-нибудь другим, кроме вора. И никогда еще не было девушки, которая выйдя замуж с намерением исправить своего мужа, не уходила бы в конце концов с кем-нибудь другим.
— Вы сегодня в пророческом настроении, мистер Байрд, — холодно ответил Ганнер. — Не подскажете ли, кто выиграет дерби?
«Воробей» коротко кивнул и ушел. Прощаясь с Мэри, Ганнер задумчиво произнес:
— Сегодня вы спасли жизнь одному человеку, Мэри.
Она не расспрашивала его.
Глава 32
Маргарита любила, и осознание этого ломало многие прежние представления о ценностях окружающей жизни. Да, теперь она любила — не со смутными чувствами девушки — со зрелым сознанием женщины, имеющей свои права и обязанности. Она лихорадочно придумывала все новые и новые планы спасения мужа.
От Ганнера никаких известий. Она ожидала звонка до двух часов ночи… На следующий день тоже…
Утром третьего дня пришел «Воробей».
— Вы отдавали распоряжение, не выплачивать денег по чекам вашего мужа, если они будут превышать тысячу фунтов?
Она кивнула.
— Рано утром такой чек предъявил некий молодой человек. Стиль не сообщил мне сразу, и птичка упорхнула.
— Это был почерк Люка? Где же он?
— За границей, по-видимому. Только за какой?
— Деньги не выплачены?
— Нет. Стиль говорит, что если бы чек был на тысячу фунтов, он бы выплатил.
Когда сыщик ушел, она позвонила Стилю.
— Человек, принесший чек, производил вполне приличное впечатление, — сообщил он.
— Вы не спросили его, где он получил чек? Мистер Стиль, как же вы могли так отпустить его?
— Почему же нет? Вы ведь сами сказали, что ожидаете несколько чеков от мужа…
Ей больше нечего было сказать.
Она долго думала. Когда Люк забрался в свою квартиру, он хотел взять паспорт и платье. Паспорт теперь у Ганнера. Она же должна была позаботиться о платье Люка на случай, если оно ему потребуется немедленно. Она поехала к нему на квартиру и тщательно собрала все необходимые вещи, не забыв даже бритвы. Впервые она исполняла долг жены, и это каким-то странным образом еще крепче привязывало ее к Люку…
Вернувшись домой, она села за письменный стол, чтобы выписать чек для хозяйственных нужд. Случайно она взяла не ту чековую книжку и тут же заметила вырванные листки. Визит Данти в ее отсутствие ясно всплыл в памяти.
Она позвонила в банк. Да, принесенный утром чек был одним из тех…
Сначала она хотела позвонить Байрду, но вовремя передумала. Полиция не должна быть замешана в это дело. Она быстро оделась, взяла такси и поехала на Халф-Мун-стрит. Пи Кольс удивленно воззрился на нее.
— Войдите, миссис, — пробормотал он, — господин дома.
Услышав ее голос, Данти вышел в коридор.
— О, какой сюрприз! Что-нибудь случилось?
— Прежде, чем я расскажу о цели своего визита, — начала она, — я хочу предупредить вас, что мой слуга, если я не вернусь через три четверти часа, позвонит в Скотленд-Ярд и сообщит, куда я пошла.
Он нахмурился.
— Что все это значит? — резко спросил он.
— Где остальные чеки, которые вы украли вчера?
Он покраснел.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — громко произнес он. — Какие чеки? Что за…
— Вы были в моей гостиной достаточно долго. Один из чеков, подписанный Люком, был сегодня предъявлен в банк. По моему распоряжению деньги не были выданы.
Краска сошла с его лица.
— Не были выданы… — пробормотал он в растерянности.
— Но меня интересуют не столько чеки, сколько мой муж. Где он?
