Эдгар Уоллес - Руки вверх!
Коннор улыбнулся.
— Это уже мое дело… Где, как они думают, вы находитесь? В Испании?
Люк удивленно посмотрел на него.
— Мы возьмем эти пять тысяч, — продолжал Коннор, — и отправимся с вами в Испанию, да-да, следующей же ночью!
Этот план показался Люку невыполнимым, но он не стал возражать. Подписав чек, он протянул его Коннору.
— А теперь, — сказал Люк, — я хотел бы в награду за сговорчивость немного подышать свежим воздухом. Здесь ведь можно задохнуться.
Коннор минуту колебался, но потом вынул из кармана пистолет и деловито передернул затвор.
— Пойдемте на палубу. Но учтите — без глупостей!
Люк сидел на палубе и жадно вдыхал свежий речной воздух. Напротив горели огни набережной Темзы. Начинался прилив. Он слышал, как волны разбивались о борт судна. Несколько минут он сидел молча, потом поднялся и расправил затекшие ноги.
— Если я дам обещание не пытаться бежать, вы будете оставлять дверь открытой? — спросил он.
Коннор рассмеялся.
— Я еще не сошел с ума, чтобы верить обещаниям!
— Вы правы. Мне было бы очень трудно сдержать слово.
Резким ударом он опрокинул Коннора на палубу, затем подбежал к борту и прыгнул в воду…
Он слышал голоса и топот ног. Прилив уже далеко отнес его от баржи, и он сильными гребками поплыл к берегу.
От баржи отделилась тень. По быстроте хода можно было заключить, что это моторная лодка. Ему оставался только один выход. Набрав в легкие как можно больше воздуха, Люк глубоко нырнул. Казалось, он пробыл под водой целую вечность. Легкие и голова, казалось, были готовы лопнуть, когда он вынырнул на поверхность. Моторная лодка прошла над ним, едва не задев винтом. Сидевшие в лодке не заметили его. Он снова нырнул.
Когда он вынырнул, лодки уже не было видно. Метрах в двадцати виднелся баркас, стоявший на якоре у набережной. Он собрал последние силы и ухватился за якорную цепь.
Люк был слишком слаб, чтобы вскарабкаться наверх. Единственное, что он мог сделать, это пробраться вдоль борта баркаса к берегу.
Он заметил возвращающуюся лодку. Сидевшие в ней люди освещали воду электрическими фонарями. Дальнейшее бегство было невозможно.
В это мгновение он услышал хриплый голос с борта баркаса:
— Давай руку!
Он поднял руку, и кто-то схватил ее.
— Держись за веревку!
Люк последним усилием взобрался на крохотную пристань у каких-то амбаров.
— Идите за мной, — сказал незнакомец, — только тихо: там сторож.
Люк осторожно вошел во двор, где из сарая торчали оглобли ломовых телег. Где-то поблизости была конюшня: он слышал тихое ржанье лошадей.
Он прошел за своим спутником мимо будки сторожа и, пригнувшись, переступил порог жалкой лачуги. Незнакомец тщательно запер дверь.
— Я видел, как они искали вас.
Он произнес несколько ужасных проклятий.
— Речная полиция еще хуже береговой!
При свете фонаря Люк разглядел своего спутника: это был худой человек лет тридцати, с резкими чертами лица, еврейским носом и беспокойными глазами.
— Вы промокли до нитки, пойдемте к Коннору — он даст вам сухое платье.
— Благодарю, — поспешно ответил Люк, — но мне бы не хотелось иметь с Коннором ничего общего.
— Что ж, это разумно, — кивнул незнакомец. — Есть у вас деньги?
Люк сунул руку в карман.
— Нет, — сказал он.
Тот разочарованно присвистнул.
— Я думал, что сделаю по крайней мере фунт на этом деле. Где вы живете?
— Черт возьми, я даже не знаю, где живу! — сердито сказал Люк и услышал тихий смех своего спутника.
— Вы из шикарных — сразу видно. Сейфы щелкали, а? Там в амбаре стоит один. Говорят, в нем кое-что есть. Нам обоим хватило бы. Так вы щелкали эти железки?
— Никогда, — ответил Люк. — Это одна из немногих глупостей, которую я не делал.
— Почему же за вами гналась полиция?
Очевидно, незнакомец считал, что Люка преследовала речная полиция, и тот счел за лучшее его не разубеждать.
— Да, жизнь тяжела, — хрипло заключил незнакомец. — Ладно. Пошли!
Через крохотную дверцу они проникли на узкую, грязную улицу.
— Меня зовут Кэрли, — представился незнакомец. — Мы идем ко мне домой.
Он провел Люка по маленьким улочкам на фантастически грязную площадь. Несмотря на поздний вечер, перед домами еще играли ребятишки и болтали женщины. Никто не обратил внимания на Люка и Кэрли.
Они вошли в скверно пахнущий коридор.
— Сюда, — сказал Кэрли, открывая дверь и зажигая свечку.
Окна были завешены старыми попонами. Вся обстановка комнаты состояла из стула и разваленной кровати.
— Можете снять ваше платье, — сказал Кэрли. — Я поговорю с хозяином.
Пока его не было, Люк разделся, обтерся грязным полотенцем и, преодолевая отвращение, лег в кровать.
Вернувшись, Кэрли бросил на стул брюки и старую рубашку, которая, по крайней мере, была чистой.
— Это все, что я смог раздобыть для вас, — сказал он, разглядывая костюм Люка.
Ботинки тоже подверглись осмотру.
— О! Неплохо! Вы, действительно, из шикарных. Я все высушу.
Он исчез и больше не появлялся. Люк провалился в сон.
Когда он проснулся, солнце ярко светило сквозь дыры в попонах.
Он встал и надел брюки и рубашку.
Слышался крик ребенка и визгливый голос женщины, спорившей с мужчиной. Люк открыл дверь и вышел в коридор. Перед ним сейчас же возник человек.
— Что угодно?
— Мое платье высохло? — вежливо спросил Люк.
— Какое платье?
Перед Люком стояло огромное чудовище с небритым лицом.
— Вы дали ваше платье Кэрли? — Он причмокнул. — Поминай как звали!
Люк уставился на него.
— Вы хотите сказать, что он скрылся с ним?
Хозяин был твердо убежден в этом. Он сообщил также, что постоялец должен за ночлег два шиллинга.
— А также за брюки и рубашку, — добавил он.
Прошло немало времени, прежде чем Люку удалось убедить его одолжить еще пару старых туфель, которые невыносимо жали ногу. Тот сказал, что потребуется прорва усилий, чтобы выжать хоть что-то из Кэрли. Ясно, что они были в сговоре. К своим благодеяниям хозяин добавил еще чашку горячего чая и бутерброд с маргарином.
После завтрака банкир очутился на улице. Шел сильный дождь. Пока он дошел до Ламбет-стрит, его одежда промокла до нитки. Люк пошел в парк, нашел стул и уселся под деревом.
Он довольно долго сидел там, обдумывая свое положение. Позор и тюрьма казались раем в сравнении с этой жизнью. Он решил пойти в банк.
Люк не знал который час. Он спросил прохожего, но не получил ответа. Другой пробормотал, что сейчас около двенадцати. В это время он мог застать Стиля в бюро, а с ним еду, утешение и приличное платье.
Когда он выходил из парка, кто-то схватил его за рукав. Обернувшись, он увидел перед собой полисмена.
— Просил милостыню, а? Я видел, как ты приставал к прохожим.
— Я спросил, который час, — ответил Люк.
— Разумеется! — сказал полицейский. — Я именно так и подумал. Пойдем.
Через десять минут за Люком захлопнулась дверь, и он очутился в не совсем уютной, но чистой камере полицейского участка.
Это было очень кстати, потому что Коннор, как старая борзая, уверенно шел по его следу.
Глава 31
Ганнер Хэйнс не любил терять время понапрасну. Поехав к Коннору, он узнал, что тот выехал из города. Тогда он направился на Халф-Маун-стрит и наблюдал за домом, пока не увидел, как из него вышел сначала Данти, а потом Пи Кольс. Проникнуть в квартиру было несложным делом — слепок с замка и несколько минут на обработку заготовки.
Он не опасался, что Данти застанет его. Это уже не имело значения.
Ганнер очень любил свою маленькую, легкомысленную жену, и с ее исчезновением из его жизни ушло много, гораздо больше, чем он мог бы предположить. Он мог строить догадки, мог подозревать Данти в причастности к своему горю, но не мог предъявить ему обвинений, не имея доказательств. Пока их не было, Данти мог спать спокойно.
Он подверг квартиру быстрому, но тщательному обыску. Он просматривал письма, счета, какие-то грязные бумажки, испещренные корявыми каракулями, но не находил ничего интересного для себя. Оставался несгораемый шкаф. Вскрыть его было делом пяти минут.
В нем было четыре отделения, набитые письмами, счетами и прочими сувенирами Данти. В третьем отделении он обнаружил ящичек, запертый на замок. Там были письма — пачки писем, перевязанные нитками и шнурками.
Первая пачка не заинтересовала его, но он сильно побледнел, узнав почерк на второй. Он опустился в кресло, прочел три письма, просмотрел остальные и медленно положил их обратно в ящик…
Нечаянно его взгляд упал на маленькую записку, имевшую такую же форму, как два листка последнего письма Рекса. Да, это был тот же почерк! Текст, однако, был непонятен:
Данти Морелля. Этот человек — наглый мошенник. Я получил предостережение от
Что было написано на тех двух записках, которые хранились у Маргариты?
