Сан-Антонио - Провал операции Z
- Даже больше, любовь моя, но детали вы узнаете в одном из ближайших выпусков вечерних газет!
И я решительно направляюсь из гостиной. Но тут меня окликает громкий голос Берю:
- Сан-А! - Он держит нож за лезвие. - Подожди-ка, парень, давай посмотрим на отпечатки. Я попросил немного рисовой пудры у жены чернозадого короля, а так как она мажет физиономию алюминиевым порошком, то мы с тобой сможем быстро установить пальчики!
Он открывает дверь библиотеки и садится за письменный стол. Надо видеть моего Берю:
Шерлок Холмс - ни дать ни взять! На белом смокинге проступил пот, а язык вылезает наружу от напряжения. Он посыпает рукоятку ножа пудрой, затем берет в руку лупу, сделанную из крупного алмаза второго сорта.
- А, черт! - произносит он в сердцах. - Покушавшийся принял меры предосторожности!
- Гомера хотела заколоть или женщина, или кто-то из слуг, - делаю я заключение.
- Почему ты так думаешь?
- Да потому, дурачок, что нападавший был в перчатках.
- Он что же, заскочил снаружи?
- Прикинув как следует, я практически не сомневаюсь, что нет! Комната была погружена в полную темноту. Если бы кто-то отодвинул хоть на миг занавески, мы неизбежно видели бы свет!
- А если этот малый зашел просто через дверь?
- Тоже невозможно! В холле горел свет, и он бы нас просто ослепил! Нет, дорогой мой, я думаю, кто-то именно из присутствующих совершил нападение на сына Окакиса, поверь мне!
- Тогда что будем делать?
- Возвращайся в гостиную и следи за гостями, я сейчас вернусь!
Я стремглав бросаюсь на лестницу и на ходу спрашиваю слугу, где находятся апартаменты Гомера.
* * *
Лекарь заканчивает затыкать дырки в теле Окакиса-сына. Ему помогает сестра, похожая на усатую цаплю, одетую в голубой халат. (Усы говорят о высоком уровне профессиональной подготовки.)
Экзема у изголовья пасынка поддерживает его словами, мимикой и жестами. Очень приятно видеть такую красивую женщину в роли заботливой мамаши. Она готова позабыть о своей красоте, элегантности и молодости, пожертвовать всем ради своего неродного сына. Окакису-старшему нужно поскорее смастерить ей ребеночка, раз уж она так старательно играет свою роль - так и чувствуется настоящий материнский инстинкт! Никак нельзя оставлять ее без своего собственного засранца навсегда - она тоже имеет право на долю счастья в этом смысле! Ах, как убивается бедняжка! Но можно не беспокоиться, она получит свой плод любви, особенно если будет часто кувыркаться, как со мной только что!
Я подаю ей незаметный знак следовать за мной. Она послушно выходит в коридор.
- Пойдемте в вашу комнату, - интимно приглашаю я.
Экзема, похоже, заинтригована. Когда мы входим в ее апартаменты, она поворачивается ко мне и смотрит простодушным взглядом.
- Я же вам говорила, что придет беда! - говорит она искренне.
- А поскольку беда не приходит одна, - отвечаю я, - то имей в виду, дрянь, для тебя грянет и другая!
И я даю ей две классические пощечины туда и обратно, какие дамы ее уровня никогда еще не схлопатывали. Все мои пять пальцев оставляют глубокий след на ее шелковистом макияже.
Она открывает рот, взгляд застывает, а на глаза наворачиваются слезы.
- А теперь перейдем сразу к романсу признания, заботливая моя, - говорю я. - Давай вываливай весь свой сюжет!
Она сжимает губы в негодовании, что в принципе может означать что угодно, вплоть до "пошел ты к...!".
Я хватаю ее за плечи и бросаю в кресло.
- Послушай-ка, райская птичка, я тоже умею играть в экстрасенсов. И могу поспорить на твою ослепительную бриллиантовую диадему против пары шикарных затрещин, что заткну за пояс твою великолепную ясновидящую.
Я прокашливаюсь, чтобы придать своему музыкальному голосу еще большую мелодичность, за что частенько получал первые призы по чистописанию в начальной школе.
- Если ты не расколешься, распрекрасная Экзема, я позову твоего мужа и все ему расскажу.
Тогда она решает взять слово и спрашивает насмешливо:
- Что "все"?
Потом поднимается и начинает расхаживать по комнате в большой нервозности. Хороший телеоператор обязательно выхватил бы крупным планом ее дрожащие руки, чтобы подчеркнуть внутреннее напряжение.
- О твоем покушении на теннисном корте и о том, что произошло несколько минут назад в гостиной!
- Покушении? Вы потеряли голову, месье? Великолепная актриса, настоящая! Такие были на заре кинематографа - с заламыванием рук, вырыванием волос, падениями в обморок и прочее. Но у этой красавицы еще и огромный багаж цинизма!
- Не я потерял голову, Экзема! Ты теряешь время, отрицая очевидное. Я понял твой расклад, и если ты хочешь свернуть себе шею, то мне остается шепнуть твоему бедному миллиардеру-мужу лишь одноединственное слово!
Смех, который посредственный романист квалифицировал бы как хрустальный звон, срывается с ее красиво очерченных губ. (Как видите, я все время работаю над собой - оттачиваю стиль!)
- Но, клянусь, вы, кажется, спятили, мой дорогой! - щебечет Экзема.
У меня складывается впечатление, будто мы играем сцену из "великого немого".
- Блефовать бессмысленно. Вы разорвали об сетку перчатку, когда закатили мяч на корт. Я сохранил нитки, а теперь у меня есть еще и разорванная перчатка! Любой эксперт вам подтвердит их идентичность!
Она фыркает.
- Ну и что?
- Идея с фосфоресцирующей розой тоже не лишена оригинальности. Вы сами раздаете цветочки и даете Гомеру как раз ту, которая светится. Теперь вам остается в полной темноте лишь ткнуть ножом в замечательную цель. Поскольку светящаяся точка указывает вам не только жертву, но и место, куда пырнуть, вы ведь в курсе, что обычно розочки прикалывают на сердце! Браво! У вас ясная голова, Экзема!
- Ваши обвинения чудовищны!
- Разве?
- Прошу вас выйти отсюда!
- Если я выйду, то лишь для того, чтобы найти Окакиса и поставить в известность о происходящем!
- Моего мужа? Я сейчас сама его вызову, и тогда посмотрим!
Она идет к прикроватному столику и нажимает кнопку.
- Вы повторите ему сейчас все то, что мне говорили, - зло усмехается она. - Посмотрим, как он отреагирует.
Я отвешиваю уверенную улыбку. Но, честно говоря между нами, вами и чем угодно, я не чувствую себя полностью удовлетворенным, как если бы мне поднесли шоколадное мороженое, а в нем не оказалось вишенки. Мужей я отлично знаю, будьте покойны, особенно с тех пор, как стал практиковаться с их женами! Чем больше у этих идиотов рогов, тем больше доверия! Они могут застать вас со своей женой голыми в постели, но если мадам начнет вопить, что вы пытались овладеть ею силой, то верные супруги вышибут вас с треском и, возможно, увечьями. Вообще их доверие - особый разговор! Очень воодушевляет: иногда думаешь, парень вполне приличный, не дурак, но стоит его супруге направить на него свой ангельский взгляд, он готов глотать ее лапшу толщиной с окорок и длиной с водосточную трубу! Поэтому вполне можно ожидать, что Окакис до гипотетического возвращения своего флота запрет меня в комнате!
Ровно через минуту и тридцать секунд звонят в дверь. Экзема нажимает кнопку, разблокируя систему автоматического замка. Входят два человека, похоже, слуги. Если бы вы их видели: два настоящих шкафа! Оба на голову выше меня, да еще на какую голову! Быстро понимаю, что вышло большое недоразумение и Экзема поимела меня, как первого болвана. Она им что-то говорит на греческом. Я не говорю по-гречески, но тем не менее вряд ли стоит бежать за разговорником или записываться на курсы экспресс-метода! Тут все и так ясно! Оба качка надвигаются на меня. Что же делать вашему любимому Сан-Антонио? Он бы вытащил своего милого дружка по имени "пиф-паф", да только вот оставил свою артиллерию в комнате, поскольку крупнокалиберная пушка смотрится под шелковым смокингом так же к месту, как кюре в стриптиз баре. Поэтому доблестный комиссар хватает за ножку первый попавшийся стул и ждет дальнейших событий. Понятно, такое решение я принимаю только в экстремальных случаях.
- Эй, Экзема, - спрашиваю я вежливо, - твой муж переоделся в гориллу для карнавала?
Она спокойно садится на знакомую мне кровать, берет пилочку для ногтей и будто ни в чем не бывало начинает подпиливать ногти, делая вид, словно происходящее ее никоим образом не касается.
Ребята подкованы технически. Вместо того чтобы атаковать меня в лоб, они разделяются, один остается у двери, другой же делает полукруг и заходит мне в тыл. Мне становится трудно следить одновременно за обоими, поскольку моя матушка Фелиция не снабдила меня зеркалом заднего обзора, поэтому я вынужден также описать плавный полукруг и занять позицию в углу треугольника, который мы образуем с недружелюбными господами. Вот только стул в моей руке очень легок. Я, конечно, угощу первого, кто подойдет, но на двух его не хватит. В этом слабость стульев эпохи Людовика XVI!
Так мы стоим и любуемся друг другом.
