Елена Донцова - Дочери страха
Так, между надеждой и отчаянием, и провела она пару часов до приезда хозяина. Даже сумела сама уложить волосы в новую непривычную прическу и переодеться.
Экономка позвала в гостиную. Рэм Григорьевич поднялся ей навстречу, и Лиза со страхом вгляделась в его лицо, желая прочитать там свою участь. Мужчина старался выглядеть оживленным, но лицо его оставалось застывшим, глаза смотрели устало и отстраненно. У Лизы внутри все оборвалось. Нет, этот человек совсем не похож на счастливого отца. А ей так хотелось, чтобы он в самом деле оказался ее отцом!
– Как тебе здесь живется, Лиза? – наигранно веселым голосом спросил Рэм Григорьевич. – Никто не обижает?
– Нет, что вы! – испугалась девушка.
– Ну а как вообще… привыкаешь?
– Привыкаю.
– Выглядишь отлично, – одобрил мужчина. – Совсем другая, чем при нашей первой встрече, просто не узнать. Прическа тебе эта очень идет. В глазах жизнь появилась. Любовь Петровна говорила, ты интересовалась семейными фотографиями?
Лиза густо покраснела и кивнула.
– Тебе, наверное, все это кажется странным пока. Если хочешь, мы как-нибудь вместе посмотрим альбомы, я расскажу тебе о нашей семье, обо всем… что тебе будет интересно.
Лиза сидела, низко опустив голову, мучаясь от собственной неловкости. Этот человек сделал для нее столько хорошего, одним мановением руки переменил ее жизнь… почему же в его присутствии она цепенеет и не может сказать ни слова, даже глаз на него поднять? И ведь нельзя сказать, что он ей неприятен, как в день первого знакомства. Под подушкой у Лизы хранилась фотография Рэма Григорьевича и Надежды Сергеевны. На черно-белом снимке они, совсем еще молодые, стояли, держась за руки, рядом с колесом обозрения. Вечерами, заперев плотно дверь, она подходила с этой карточкой к зеркалу, подолгу вглядывалась в свое лицо, стараясь найти схожие черты. Иногда это удавалось. Тогда она старалась представить себя третьей на снимке, маленькой девочкой, держащейся за руки этих счастливых взрослых людей. Но ничего не получалось. Наверное, потому, что Лиза совсем не представляла себя ребенком, а детских снимков у нее никогда не было.
Виновато покосилась она на мужчину. А тот вдруг огорошил ее словами:
– А сейчас, если ты не возражаешь, тебя осмотрит наш семейный доктор. Я привез его с собой.
У Лизы от этих слов сердце оборвалось и со свистом рухнуло в пятки. Первая мысль была: «Доктор сразу поймет, что у меня есть ребенок!»
– Зачем доктор, я ничем не болею… – проговорила она растерянным голосом.
– Так нужно, Лиза. Предстоит целый ряд экспертиз, но тебе не о чем волноваться. Это просто необходимая процедура.
– Я понимаю, – чуть приободрилась Лиза. Кажется, для экспертизы требуется только анализ крови.
– Вот и умница, – одобрил мужчина и быстро заходил взад-вперед по комнате.
Лиза видела, что и ему нелегко дается общение с ней. Вот Рэм Григорьевич остановился и спросил:
– Скажи, тебе что-нибудь нужно? Может, что-то заказать, такое, что сама не можешь купить?
– Спасибо, у меня все есть.
– Может, тебе нужна личная горничная? Любовь Петровна у нас дама серьезная, возможно, ты стесняешься ее?
– Нет, ну что вы.
– Точно ничего не хочешь?
«Хочу, чтобы Сонечка жила здесь со мной», – подумала Лиза и отрицательно замотала головой.
– Ну, хорошо, ты всегда можешь мне позвонить, если что понадобится, – проговорил Рэм Григорьевич и пошел к двери.
Лизе показалось, что он почему-то остался ею недоволен, и она торопливо крикнула ему вслед:
– Скажите, как здоровье Надежды Сергеевны?
Хозяин дома приостановился на пороге, взглянул на Лизу с удивлением, но, как ей показалось, вопрос его обрадовал.
– Все нормально, Лиза. Возможно, ты скоро увидишь… маму, – с некоторым усилием проговорил он. – Когда документы будут готовы, мы, может быть, навестим ее в Америке. Тебе там понравится. Это очень красивая страна.
Он вышел из комнаты, оставив Лизу почти в бесчувственном состоянии.
«Господи, что же это за напасть? – в отчаянии бормотала она. – Я очень хочу на самом деле оказаться их дочкой, но я не хочу лететь в Америку, я не могу оставить Сонечку и Андреевну одних. Что же мне делать?!»
Надежда, 1992 год
Утром Надя открыла глаза и первым делом обвела глазами послеродовую палату. И вздрогнула: Светы не было, хотя одна койка пустовала. Поверх грязного матраса была брошена стопка сероватого белья. Тумбочка стояла с распахнутыми дверцами, также пустая.
– Где Света, что случилось? – обратилась Надя сразу ко всей палате.
Женщины только плечами пожимали. Никто ничего не знал.
– Вашу подругу ведь, кажется, в реанимацию отвезли, – подсказала одна из женщин.
Надя немного успокоилась, но все-таки решила сама отправиться на поиски Светы. Узнав от женщин, что до кормления остается еще минут двадцать, она очень осторожно сползла с кровати – и удивилась собственной легкости. Сперва даже страшно было ступить, казалось, она утратила навык управления телом. Но, сделав пару шагов, убедилась, что после пережитого осталась лишь слабость в ногах и болезненные покалывания внизу живота. Придерживаясь за спинки кроватей, она выбралась в коридор.
Реанимационная палата находилась в самом конце коридора. Надя знала, что заходить туда обычным роженицам запрещено, даже приближаться не рекомендуется. На цыпочках она подобралась к двери и заглянула в круглое окошко. Через него просматривались все койки. На трех из них действительно лежали какие-то незнакомые женщины. Но Светы и среди них не было.
– Гриневич! – как гром с небес раздался за спиной голос заведующей отделением. – Вы что себе позволяете?! Вам лежать надо как минимум два дня!
Надя ойкнула, сжалась и спросила:
– Эмма Георгиевна, скажите, где Света Петрова из второй палаты? Она ведь родила вчера, мне сказали, ее в реанимацию отвезли, а я здесь ее что-то не вижу.
Заведующая нахмурилась еще больше, бросила взгляд по сторонам и сказала:
– Только, пожалуйста, не устраивайте истерик. Петрова умерла сегодня ночью. Говорю вам это только для того, чтобы вы не носились по отделению и не сеяли панику. Вы-то уже родили, подумайте о других женщинах.
– Почему… умерла? – не чувствуя оледеневших губ, прошептала Надя. – Как же это случилось?
– Пойдемте в кабинет, – тоскливо оглядываясь и не находя, кому можно поручить близкую к обмороку пациентку, распорядилась заведующая.
– Почему она умерла? – повторила Надя в кабинете. – Ведь все же было хорошо.
– Да что там было хорошего? Проверяться надо, девочки, прежде чем беременеть, – раздраженно и в то же время участливо пояснила заведующая. – С ее сосудами смеяться громко нельзя было, не то что рожать. Вот и закономерный результат. Идите в свою палату, мне работать надо.
Она попыталась пройти к двери, но Надя встала у нее на пути.
– Что же теперь будет с девочкой? – цепляясь за накрахмаленный белый халат, бормотала она. – Или, может, она тоже?..
– Жива девочка, жива, – с обреченным видом волокла ее за собой заведующая. – Ну что будет? Понаблюдаем ее немного и станем в дом ребенка оформлять.
– Что вы, не надо! – вскрикнула Надя. – У нее ведь родственники есть, нужно им отдать.
– А где их искать прикажете, этих родственников? Мужа у нее не было, прописана вообще черт-те где, в другой республике. Мы, конечно, можем послать запрос по месту прописки, хотя это и не наша работа… Но сами понимаете, надежды мало.
– Подождите! – в волнении перебила Надя. – У нее там под подушкой была стопка писем и фотографии отца ребенка. Он обязательно женился бы на Свете, если б не погиб! Его родители живут здесь, они будут счастливы взять внучку к себе. Если в письмах нет их адреса, то можно послать запрос в часть, где он служил, там посмотрят в личном деле и сообщат адрес. Дайте мне эти письма, я сама напишу запрос.
Через пять минут заведующая, красная от раздражения, все-таки отправилась куда-то узнавать про письма. Вернулась еще более сердитая и сквозь зубы сообщила, что писем среди личных вещей покойницы не обнаружено.
Это был последний удар! Надя кричала, била кулаком по столу, требовала немедленно вызвать санитарку, которая собирала вещи, и призвать ее к ответу. Ведь от этих писем зависела вся дальнейшая судьба ребенка. Там фотографии родителей девочки, в конце концов! Но санитарка уже ушла домой, а предложение Нади отправить к ней на дом наряд милиции и отобрать украденные письма было с негодованием отвергнуто заведующей. Кончилось дело тем, что Наде обманом всадили укол и почти волоком вернули в палату.
На следующий день она постаралась справиться с эмоциями и, крепко сжав кулаки, почти спокойно вошла в кабинет заведующей.
– Опять вы, Гриневич? – немедленно налилась та гневом и раздражением. – Что еще вы от меня хотите? Я сегодня разговаривала с санитаркой, она говорит, что никаких писем и фотографий под подушкой не было. Они вам приснилась, наверное, а вы взяли и оклеветали честную женщину!
