Елена Донцова - Дочери страха
Какие-то пацаны к нему в то время стали ходить. Из разговоров я поняла, что они хотят магазин в нашем доме ограбить, только не знают, с какого конца за это взяться. Генка раздухарился, устроил им ликбез, помог пистолет достать. Потом однажды я на кухне от других наших соседей услышала, что магазин ограблен и продавщица с охранником убиты. Наверное, те ребята заходили к Генке после дела, а я так крепко спала, что ничего не слышала. Но когда проснулась, то сразу увидела: в углу комнаты сумка большая стоит, а из нее всякие колбасы торчат, бутылки… Я сразу догадалась, что те парни Генке его долю принесли. Ну и позвонила с улицы в отделение милиции. Через полчаса прибыла группа, и Генку увели. А я сунулась в нашу комнату, выяснила опытным путем, что отчим ко мне интерес потерял и в упор не видит. И осталась жить дома.
Потом однажды, месяца через два, шла домой и вдруг почувствовала, что кто-то за мной следит. Я оглянулась, и вправду – идет за мной парень с таким страшным разбитым лицом. И смотрит на меня очень внимательно. Я испугалась, бросилась к своему подъезду, несколько дней не выходила из дома. Потом пришлось все-таки выйти в магазин. Стою я у прилавка, вдруг кто-то меня за руку берет и записку в ладонь вкладывает. Я оглянулась – все тот же парень. Смотрит на меня и улыбается как-то странно. Потом приложил палец к губам и вышел из магазина.
Дома я прочитала записку. Она была от Генки, из тюрьмы. Цитировать я ее не буду, но общий смысл вот такой: я знаю, что ты меня сдала, и уже нашел парня, который должен был тебя кончить. Но сперва велел ему поглядеть, правда ли ты с пузом. А раз уж ты на самом деле ждешь от меня ребенка, то живи пока, я не зверь родное дитя убивать. Когда вернусь, ты мне этого ребенка предоставишь, а я уж решу, как с тобой поступить. Потом он даже деньги несколько раз передавал. А я брала, потому что мы с Андреевной только за счет этих подачек и удерживались на плаву. Но только дочь я ему не отдам! Если попаду Генке в лапы, то он меня скорее убьет, чем услышит, где Сонечка живет. Вот поэтому появляться в своей квартире мне теперь под страхом смерти нельзя!
Потом сидели молча. Лиза через трубочку тянула сок, Михаил же так и не притронулся ни к чему на столе. Лиза старалась смотреть куда угодно, только не на его лицо. И не вниз, на столешницу, чтобы не выглядеть виноватой и понурой.
Она была рада, что рассказала все. Теперь между ней и Мишей точно ничего не может быть. А ведь она думала об этом, целые сутки думала. Но все кончено. Если она когда-нибудь соберется замуж, будущему мужу о себе правды не расскажет. Потому что даже искреннее участие со временем выльется в презрение. Ни один мужчина никогда не простит женщине подобного прошлого. Это такая же истина, как то, что земля круглая.
– Знаешь, – сказал ей Михаил, когда пришло время ехать. – Ты не очень-то обращай внимание на мои фантазии. Иногда такое придумаю, что мало не покажется. И сам верю. А потом услышу что-нибудь из реальной жизни – сразу мозги становятся на место. В общем, не вздумай никуда от нас уходить. Рэм Григорьевич сумеет тебя защитить от этого подонка. Да и я буду начеку.
– Спасибо, – сказала Лиза. – Я, наверное, тоже насчет женщины из прошлого просто нафантазировала.
Ульяна
Как медленно тянется время! Целый день Уля не находила себе места. Накануне Нотка позвонила ее отцу и получила аудиенцию на девять утра. Теперь за окном уже смеркается, а она все не идет, и телефон ее самым подлым образом отключен. За весь день Уля не смогла проглотить ни кусочка и к вечеру окончательно ослабла.
Она пыталась дремать, но выходило только хуже. Стоило закрыть глаза, как возникали картинки: вдруг распахивается дверь, появляется Нотка, улыбается, а следом за ней бодрым шагом входит отец. Уля вскакивает – и просыпается. Закрывает глаза снова и тут же слышит, как звонит телефон. В трубке – материн голос с ее обычным: «Ну, как ты, солнышко?» И снова обман, разочарование, слезы.
Забежал пообедать между репетициями Мэт, немного посидел на стуле у дивана, послушал ее причитания. Уля вцепилась в него, как в последний спасательный круг на «Титанике». Поглаживая его крепкую прохладную ладонь, она спросила:
– Мэт, ты хоть немножко любишь меня?
Тот посмотрел, удивленно взмахнул ресницами:
– Скажи, киска, когда мы только начинали встречаться, тебе нужна была моя любовь?
– Конечно нет! – оскорбилась девушка. – Мне просто было нужно, чтобы со мной рядом был самый красивый мужик в городе.
– Вот видишь. Мы, мужчины, такое отношение очень хорошо чувствуем. Наверное, тебе не стоит сейчас требовать от меня слишком многого.
– Останься со мной, – попросила Уля и потянула за руку – к себе, на диван. Может, хоть это отвлечет ее от тяжести ожидания. Но Мэт сидел как каменный и все твердил про свою чертову репетицию. А тут и Нотка пришла.
Зашла в комнату с таким лицом, что Ульяна сразу поняла – все пропало. Надежды нет. Она вцепилась в руку Мэта, расцарапав ее до крови, и прикрикнула на Нотку:
– Ну, что ты смотришь на меня, как на покойницу?! Что такого ужасного отец тебе сказал?
– Рэм Григорьевич сказал, что тебе нужно привыкать жить самостоятельно, – проговорила Нотка, медленно снимая куртку. – Он передал тебе деньги, крупную сумму, ты вполне сможешь снять приличное жилье. Это не значит, что я тебя гоню. Извини, часть денег я сразу беру на продукты, иначе завтра нам всем лапу сосать придется.
– Плевать на деньги! Что еще?
– Еще говорил про Надежду Сергеевну. Что она сейчас больна, лежит в американской клинике, но скоро вернется в Россию. Тогда вы вместе сходите в банк и ты сможешь забрать свои драгоценности. Ну, или перезаложить на свое имя.
– Не много же ты узнала за целый день, – сказала Уля, с ненавистью глядя на Нотку.
– Не за целый. У меня еще свои дела были. – Приятельница как будто издевалась над ней.
– Адрес он тебе дал?
– Дал. Но тоже сказал, что тебе незачем туда соваться. Еще сказал, что отец той девочки давно уже умер, а мать допилась до полного беспамятства.
– Дай сюда записку! – вскрикнула Уля.
Нотка протянула ей аккуратный, как все у отца, квадратик бумаги. На нем был только адрес – и ни слова для нее! Зашипев, Уля отшвырнула его прочь.
Мэт и Нотка теперь стояли плечом к плечу и смотрели на нее с одинаковым выражением. Так смотрят гуманные врачи на обреченных, но все еще не смирившихся больных. О, она уже видела такие взгляды! Так смотрели на нее во время последнего выхода в свет ее подружки, которые какими-то путями уже узнали об утрате статуса дочки. И это было ужасно.
– Что же мне теперь делать? – спросила Уля.
– Скажешь тоже, что делать! – Мэт передернул плечами. – Жить, как мы живем, учиться, работать. Из института, надеюсь, тебя еще не отчислили, самое время там показаться. Что ты, в самом деле, будто тебя на вокзале подкинули! Не младенец же!
«Да я лучше повешусь, чем буду жить, как вы», – подумала Уля. И отвернулась лицом к стене.
На следующий день, проснувшись ближе к обеду, она вновь никого не обнаружила дома.
«Странные люди, – подумала Уля. – Хотят, чтобы я ходила в этот чертов институт, а сами даже не пробуют разбудить».
Она, конечно, кривила душой. Ни в какой институт Ульяна идти не собиралась. Какой институт, зачем институт? В ее ужасном положении смешно даже думать об этом. Ей и надеть-то ничего, не говоря уж о том, что в институте ее просто на смех поднимут. Нет уж, спасибо.
Но находиться одной в этой неуютной квартире тоже было несладко. Слабость ее прошла, хотелось действовать, двигаться. Днем она еще как-то изобретала для себя занятия. Полистала журналы, попробовала включить телевизор. Правда, тут же испытала приступ страха. А вдруг по телевизору сейчас начнут говорить о ней, издеваться, сравнивать ее с той девкой? Нет, это невыносимо. Она выключила телевизор и стала бродить по квартире, как домашнее животное в ожидании хозяев.
Но у Мэта – она знала – вечером был спектакль, а где шаталась Нотка, одному богу известно.
Уля в сотый раз прошлась по квартире, привычно разозлилась от непрерывного грохота трамваев под окнами. Потом вспомнила о деньгах и о записке с адресом мерзавки. Куда Нотка вчера засунула все это? Уля наугад открыла один из ящиков старенького, похожего на доисторическую школьную парту письменного стола.
Но здесь Нотка хранила свою примитивную косметику. Уля скривилась и открыла другой ящик. Здесь в идеальном порядке, листик к листику, лежали какие-то документы. Уля любопытства ради вытянула один, прочитала – и сложилась пополам. У нее всегда от сильного потрясения в первую очередь схватывало желудок. Девушка едва доковыляла до дивана, но ящик из рук уже не выпускала.
Сперва она подумала, что просто свихнулась от всего пережитого. Ничего удивительного, между прочим. Она стала рыться в бумагах, как голодный пес в отходах, разбрасывая и надрывая листы. Но и другие документы подтверждали невероятную правду.
