Марина Серова - Все продается и покупается
– На счастливой.
Каков вопрос – таков ответ, как говорится.
– Держи, милый, пригоршню счастья!
Он, не спуская с меня глаз, машинально подставил руки, и я наградила его свежим снегом. Бродяга опомнился, когда я уже спускалась по лестнице в ресторанный подвал, перегнулся через перила и проговорил сверху негромко, но так, что слышно было каждое слово:
– Что ж ты счастье-то свое транжиришь? Или многовато его у тебя?
– Пош-шел ты! – прошипела я, открывая дверь и не сдержав раздражения от его назойливости.
Тот же, что и вчера, швейцар, принимая от меня плащ, глянул вопросительно, но не дождался от меня ни звука. Не о ком мне было сегодня у него спрашивать. Сама разберусь, здесь ли те, кто мне нужен.
С собой в зал я взяла сумочку с сотовиком и деньгами. Войдя, прежде всего обратила внимание на столик у входа, за которым пировали вчера бандиты. Он был занят парой престарелых джентльменов, чинно и сосредоточенно разрывающих на мизерные кусочки бифштексы вилками и ножами. Ни Радика, ни Вадима здесь не было. Не нашла я их и во втором зале, и в третьем – тоже. Что теперь? Уходить, сделав вид, что попала сюда по досадному недоразумению?
Опустившись на стул возле свободного столика, я достала сотовик и еще раз, наудачу, набрала номер Абдулатипова. Слушая в очередной раз короткие гудки, сжала зубы, чтобы надежнее удержать за ними язык, с которого вдруг запросились наружу выражения, вообще не имеющие права на существование.
Искоса наблюдая за официантом, возникшим в дверях, я надавила кнопку отбоя и припомнила телефон Цибиза.
Официант, пробиравшийся между столиками, кивнул головой кому-то за моей спиной и повернул вспять, а я услышала знакомый со вчерашнего вечера голос:
– Что-то, я смотрю, опера сюда зачастили. А такое было спокойное место!
Не удивительно, что я его не узнала, осматривая зал. Сегодняшний Вадим отличался от вчерашнего, как Золушка от принцессы, в которую ее превратило волшебство феи. Вместо пушистого свитера и широких штанов Вадим был одет в великолепный темный костюм, удачно скрадывающий его худобу. Синяя рубаха, итальянский галстук ручной работы и сияющие носочки темно-коричневых штиблет, видневшиеся из-под образцово отутюженных брюк, превратили вчерашнего уголовника в преуспевающего бизнесмена. И даже лицо его как-то неуловимо изменилось. Теперь оно наводило на мысль о благородном аскетизме стоящего передо мной человека.
– Вадим! – Я поднялась. – Мне нужен Радик.
– Убери хохотальник, – он показал на сотовик. – Пойдем, Ведьма.
Его стол оказался в центре зала, и, похоже, занимал он его без компании, хотя накрыто было на двоих.
– Сегодня я за него, – сообщил он угрюмо, наливая в рюмки водку. – Стол на двоих, и посуда пустовать не должна. Русский обычай, – объяснил после моего отказа составить ему компанию в трапезе.
– Ты не годишься. Мне нужен Радик.
– Да ну?! – удивился он насмешливо и собирался продолжить в том же духе, но осекся, наткнувшись на мой взгляд.
– Мне нужен Радик, – повторила я и, предотвращая возможный конфликт, пояснила: – О деле не ты просил меня, а он. Так что извини, но ты не годишься.
– Знаю я все его дела.
– Это не меняет дела. Вадим! – я протянула ему сотовик. – Если есть возможность, позвони ему, скажи, что просьбу Ведьма выполнила, но товар при ней, а Трегубов так в стороне и остался.
– Какой товар? – удивился он, но сотовик принял.
Не дождавшись ответа, Вадим потыкал пальцем в клавиатуру и вернул телефон мне. А когда я поднесла его к уху, в нем уже слышался голос Абдулатипова. Он понял меня с полуслова и обрадовался, это было ясно, но был немногословен.
– Говори, я записываю, – потребовал, как свое, кровное.
– Нет, сначала давай обговорим условия.
– Ого! Ну, дава-ай! – пропел он на азиатский манер. – Что ты хочешь?
Вадим лихо тяпнул рюмку водки, бросил в рот кусочек хлеба и отвернулся, демонстрируя полное отсутствие интереса.
– Наследницей Ларика Борисова является Ольга...
Я запнулась. Язык не повернулся назвать ее вдовой.
– Да, Ольга! – согласился Радик.
– В обмен на мою информацию я хочу, чтобы ей жилось спокойно, без взносов в вашу фирму, независимо от того, останется над ней теперешняя «крыша» или ее не будет.
– А сможет она... – Радик смолк и, подумав, продолжил: – По силам ли ей будет не выпустить из рук хозяйство мужа?
Я едва удержалась, чтобы не поблагодарить его за намек.
– Думаю, да. Опять же если ваша фирма не станет возражать.
– Ладно, – согласился Абдулатипов, и важности в его голосе хватило бы на несколько Радиков. – Я обещаю. Фирма не будет возражать против ее кандидатуры и не будет требовать с нее взносов, что бы ни случилось с... Как его звать, Татьяна, напомни?
– Виктор Сергеевич Щипачев.
Купила я Ольге безбедное и, надеюсь, достаточно спокойное существование, заплатив за него бандитам именем, положением, адресом и даже номерами телефонов и машины Генерала. Выложила все, что выдоил для Аллы Иван Мишаков из телередакционных компьютеров. Покончив с этим, убрала сотовик в сумку, закрыла ее, взяла со стола красивое яблоко и с хрустом откусила от него здоровенный кусок. Вадим поднял вновь наполненную рюмку и, благодушно кивнув, тяпнул ее вослед первой.
Глава 8
«Квартирка», в которой жила Наталья Борисова с Надюшкой и о которой она упомянула при первой нашей встрече, оказалась совсем маленьким, в два оконца, кирпичным домиком с круглой башенкой над островерхой крышей. Это строение рядом с оранжереей я заметила еще днем, но как-то не подумала тогда о его назначении. Сейчас же без колебаний остановила машину возле него, заглушила мотор, погасила фары, хлопнула дверцей и, взбежав по ступенькам на высокое крыльцо, негромко стукнула костяшками пальцев в обитую лакированными рейками дверь. Рядом, в темном окне, шевельнулась занавеска.
Хозяйка меня узнала – открыла сразу, не задав традиционного вопроса: «Кто там?»
Прикрыв за собою дверь, я оказалась в теплом, кромешном мраке прихожей.
– Сейчас, Татьяна, свет включу, – прозвучал в темноте полушепот Натальи, и прихожая осветилась слабенькой лампочкой, почти полностью скрытой под оранжевым стеклянным колпачком.
– Надюшка спит? – спросила я так же тихо.
– Еле угомонилась, непоседушка, – улыбнулась Наталья. – Проходи вот сюда.
– Нет, я на минуту.
Пришлось расстегнуться, чтобы не взопреть в этакой жаре. Сама хозяйка была в легком сатиновом халате, накинутом поверх ночной рубашки, и тапочках на босу ногу. Волосы, стянутые днем тугим узлом на затылке, сейчас были рассыпаны по плечам, и я подивилась их редкостной густоте.
– Как пройти отсюда на псарню?
– Так ты же на машине! – удивилась она.
– Машина останется здесь.
Наталья помолчала, непонимающе хлопая глазами, и, не задавая вопросов, обстоятельно объяснила мне весь путь со всеми приметами. Оказалось, это совсем рядом.
– Смотри, Тань, вечером там что-то шумно было. Собаки грызлись, что ли?.. Не нарваться бы тебе на них, в темноте-то. Не приведи господи!
Она мелко, троекратно перекрестилась и посоветовала дождаться утра, не соваться к черту в пекло. Я ее выслушала и, вспомнив увиденные мною глаза и клыки, признала опасения ее обоснованными, но от намеченного не отказалась, спросила только, как лучше идти, чтобы риск оказаться на этих глазах и клыках был сведен к минимуму.
– Да никак! – забывшись, воскликнула в голос Наталья. – Эти мохнатые бесы в той стороне могут появиться везде. Мой тебе совет – дождись утра. Ну, чего тебя несет по темноте, что за нужда такая?
Чего несет? Нетерпение, должно быть. Какое-то особое чувство, берущее начало в той же интуиции. Подстегивает оно, торопит, не дает покоя, и создается впечатление, что если не подчиниться этому побуждению, то и опоздать можно. Вроде как оказаться у разбитого корыта. Знакомо это чувство всем, но мало кто пытался разобраться в его происхождении. Действуют, подчиняясь ему, и все тут.
– Не знаешь, сколько обычно человек на псарне ночь коротают? Кто-то же должен там быть и ночью?
– Кто-нибудь да есть, это обязательно, а сколько, не скажу точно. С час назад, когда псы грызлись, вроде в два голоса орали на них. Да знаешь, как орали?
Нахмурившись, Наталья приложила к щеке ладонь и покачала головой.
– Спасибо, Наташенька, пойду я. Попытаю счастья.
Я взялась за дверную ручку, но Наталья остановила меня:
– Ой, Тань, я теперь за тебя тревожиться буду. Ты хоть зайди на обратном пути, а то не усну ведь.
– Извини за беспокойство, – улыбнулась я ей благодарно.
Оказавшись на улице, я призадумалась над Натальиным предупреждением. Ночь, темнота, безлюдье. Обстановка, менее всего способствующая беспечности. Тем более что с генеральским зверьем я уже познакомилась, хоть и не представляю пока до конца силы их хищности, если можно так выразиться. Нет, о том, чтобы повернуть оглобли и убраться восвояси, перенести допрос мохнорылого и кто там еще сейчас с ним за компанию на более удобное время, не может идти и речи. Нетерпение не позволит. Остается надеяться на удачу. Не все же свое счастье и везение я отдала оборванцу у ресторана вместе с пригоршней свежего снега?..
