Марина Серова - Вранье высшей пробы
— Передавай привет Зофе Мобиновне, — зачем-то ляпнула я перед самым уходом, чем возродила на лице Геннадия его неизменную усмешку.
Выйдя на улицу, я начала ругать себя последними словами. «Ну зачем тебе понадобилось вспоминать про эту Зофу? Ведь получилось так, будто я его ревную!» Одна только мысль, что обо мне кто-то может подумать, будто я способна ревновать вора и насильника, привела меня в ужас. Лучше бы мне с этим парнем вообще не видеться, а то рядом с ним постоянно какие-то глупости в голову лезут…
Распрощавшись с мыслями о Делуне Геннадии, я решительно направилась к своей машине. Находясь в борьбе с собой, я даже предположить не могла, что не успею доехать до первого перекрестка, как для меня начнется новый виток развития событий, касающихся «собачьего дела«, которое я пыталась распутать.
Глава 8
Патрульная машина ГИБДД, припаркованная к обочине, всегда вызывает у водителей проезжающих автомобилей такую же реакцию, какая бывает у кота, съевшего без спросу сметану, при появлении на пороге хозяина. Тишайше, низехонько и вкрадчиво двигались автомобили мимо инспектора, имевшего неумолимый вид и жезл в руках. Втиснутая в толпу еле двигавшихся автомобилей, я была вынуждена плестись с такой же скоростью.
На мою скромную бежевую «девятку» мент, кажется, нацелился заранее, еще издалека. Он пропустил много машин, которые при других обстоятельствах подверглись бы его придирчивому контролю, но именно меня почему-то счел своим долгом остановить. А я так надеялась прошмыгнуть мимо!
Строго указав мне жезлом в сторону обочины, капитан вразвалку подошел и стал свидетелем досады, проступившей на моем лице. Довольно невнятно представившись, грозный страж дорог попросил у меня документы. Точно зная, что никаких правил я не нарушала, и надеясь поэтому по-быстренькому отделаться от представителя доблестных органов охраны правопорядка, я спокойно протянула капитану документы. Последний долго сверял фотографию на правах с оригиналом, то есть с моим лицом, потом достал из кармана какой-то листок. Пробежав по нему глазами, он еще минут пять сверял что-то, потом засунул листок обратно в карман и, откашлявшись, сказал:
— Вы должны сейчас проехать с нами.
После этих слов капитан махнул своему помощнику, и тот быстро подошел.
— С какой стати, капитан? Разве я что-нибудь нарушила? — недоумевая, вскинула я брови.
— Вы очень похожи на женщину, находящуюся в федеральном розыске за совершение двойного убийства, — выпалил он и тут же, не давая мне опомниться, приказал: — Отдайте ключи от машины лейтенанту, он потом поставит ее на стоянку, а сами садитесь вон туда, — капитан показал на милицейский «Хендэ».
Спорить и возмущаться было бесполезно. Этим только хуже себе сделаешь. Понимая, что крупно влипла, я, вытащив из замка зажигания ключи, отдала их лейтенанту. После чего, прихватив сумку, захлопнула дверь моей верной «девятки» и последовала за капитаном.
Вместе с лейтенантом мы сели на заднее сиденье прокуренного «Хендэ», и машина тронулась. В дороге никто не проронил ни слова. Капитан включил «Русское радио» и в такт музыке качал головой не хуже, чем китайский болванчик, висевший в моей «девятке». Сухопарый лейтенант с выдвинутой вперед нижней челюстью, как зомби, смотрел все время прямо перед собой и не шевелился.
В отделении у меня отобрали сумку, описали ее содержимое — хорошо хоть, что я сегодня не брала с собой свои сыщицкие приспособления! — и заставили меня эту бумажку подписать. Сделав росчерк, я повернулась к капитану и спросила, долго ли меня здесь собираются держать.
— До выяснения, — буркнул капитан, но прежде чем он скрылся за дверью, я успела выяснить еще кое-что.
— Не могли бы вы мне показать фотографию или фоторобот той женщины, за которую меня принимают? — в упор глядя на капитана, попросила я.
— Не положено, — проговорил он, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Сделайте для меня исключение, капитан. Ну пожалуйста…
Мой заигрывающий тон и вежливые, вполне, кстати, обоснованные просьбы и вопросы злили мента. И мне хорошо было понятно почему. Не было у него никакого фоторобота, а тем более фотографии. Ему приказали меня задержать — вот он и повиновался, назвав заезженную причину, будто я похожа на какую-то преступницу. После моих слов капитан быстро ретировался — ему неприятно было выслушивать вопросы, на которые он не мог дать ответов.
Меня препроводили в конуру размером не больше чем три на три метра, после чего за мной задвинули решетку. Так я оказалась в клетке.
В камере, на облезлой, имевшей некогда зеленый цвет лавочке уже сидели две проститутки, которые при моем появлении оживились.
— Какая цыпочка… — произнесла та, что была помладше, и томно взглянула на меня своими намалеванными глазками. — Кто твой сутенер?
Сама для себя я решила, что буду вести себя тихо и мирно до тех пор, пока это будет возможно. Больше трех суток меня не имеют права задерживать. Если же я устрою драку в камере, то мое заточение обязательно продлится. Менты, получив приказ от полковника Делуна изолировать меня от общества, — а я ведь быстро сообразила, откуда и куда ветер дует, — будут только рады, если появится дополнительный повод подержать меня за решеткой.
— Не поднимай шума, — приказала подружке более опытная жрица любви, затянутая в облегающую кожаную юбку, почти целиком оголявшую ее стройные ноги, и в столь же обтягивающую кожаную куртку.
Молодая фыркнула и села обратно на лавочку.
— Уж и поговорить нельзя! — протянула она недовольно.
Я не стала, как разъяренная львица, метаться по камере, хотя сделать это от злости и обиды очень хотелось, а спокойно села на свободный край лавочки, вытянула ноги и подперла головой стену.
— Владимирский централ-л… — под нос замурлыкала молодая проститутка, отличавшаяся эпатажной внешностью: сильно вытравленными волосами, постриженными очень коротко, почти под «ежик», а также немыслимым количеством бижутерии на колбасках-пальцах, в ушах и на пышной груди.
— Хватит каркать, — опять цыкнула на нее старшая товарка. — Если хочешь голосить, спой чего-нибудь повеселее.
У «ночных бабочек» между собой согласия не наблюдалось. У той, что была постарше, не возникало желания лезть на рожон в отличие от ее юной «коллеги по цеху». Молодую просто распирало от безделья, но, несмотря на желание прицепиться ко мне, она все же прислушивалась к авторитетному мнению своей напарницы. Правда, время от времени косилась в мою сторону, но невозмутимость Тани Ивановой ей не удалось поколебать — мне было не до нее.
Я сейчас думала о том, что полковник сдержал свои угрозы и решил мне показать, кто из нас альфа-лидер. А самое для меня обидное, что я ведь, за отсутствием состава преступления, как он и хотел, уже оставила его семью в покое. Не уверена, что насовсем, но, по крайней мере, сейчас у меня не было причин подозревать кого-то из членов его семьи. Жаль только, что полковник этого еще не знал.
Неформалка — так я окрестила молодую проститутку — перестала мурлыкать себе под нос мотивы популярных шансонов, громко зевнула и принялась укладываться на скамейке. Голову она положила со стороны своей товарки, а вытянуть ноги у нее не получилось — мешала я. Больно лягнув меня в бедро острым каблуком, девица развязно проговорила:
— Встань, что ль, ты! Не видишь — мешаешь!
Я встала. Но только затем, чтобы, схватив нахалку за ноги, резко дернуть. Ее пышнотелая фигура последовала за ногами, и, больно ударившись головой о бетонный пол, она заголосила.
— Лярва-а-а…
В тот момент, когда привлеченный шумом дежурный подошел к решетке, я, как ни в чем не бывало, сидела на скамейке, полуприкрыв веки, но не переставая следить за обиженной Неформалкой, сидевшей на полу. Дежурный, окинув нас троих взглядом, рявкнул на воющую ночную бабочку.
— Заткнись! А не то обещаю, будешь сидеть здесь трое суток!
— Убери отсюда эту нервнобольную-ю! Она мне все мозги отбила-а! — продолжала вопить девица.
Зыркнув на меня хищным взглядом, дежурный несколько секунд размышлял, какую позицию ему занять. Я уже была готова ко всему. Не я первая начала, но здесь не детский садик, никто особо разбираться не будет, кто начал, а кто продолжил.
— Твои куриные мозги отобьешь, пожалуй! Закрой хлебало, последний раз говорю!
Под воздействием угрозы дежурного пергидролевая блондинка убавила громкость, но продолжала сидеть на полу, массируя ушибленный затылок. Я же, как индеец, была молчалива, безмятежна и спокойна, не забывая тем временем держать ситуацию под контролем.
Дежурный скрылся с глаз, так и не встав на защиту оскорбленного достоинства проститутки. Неформалка, несмотря на боль и обиду, поостереглась делать новые резкие выпады в мою сторону. Тем более что ее товарка сидела, отвернувшись к стене, и не вмешивалась.
