Маргарет Миллар - Совсем как ангел
— Если Коннелли проснется и спросит меня, скажите, что я отлучился на берег по делам. Хорошо?
— Ладно, я за ним присмотрю. Да вы не беспокойтесь, он не проснется. В таком состоянии его и тайфун не разбудит.
— Мне это на руку.
Куинн сбегал к Йоргенсену, одолжил ялик и погреб к «Рути К.». Женщина была на палубе; пока он добирался, все ограждающие борта леера покрылись простынями и одеялами, сушившимися на солнце.
— Миссис Агуйла? — осведомился Куинн.
Она с подозрением уставилась на него, как обычная домохозяйка, обнаружившая в дверях своего дома налогового инспектора. Затем откинула прядь выгоревших волос.
— Да. Что вы хотите?
— Меня зовут Джо Куинн. Можно с вами несколько минут поговорить?
— О чем?
— О вашей сестре.
На секунду в ее глазах мелькнуло удивление, но голос остался спокойным.
— Думаю, нет. Я не обсуждаю свою сестру с представителями прессы.
— Я не репортер, миссис Агуйла. Вообще не официальное лицо. Просто городской житель, который интересуется делом вашей сестры. Я знаю, что скоро будет рассматриваться прошение о ее освобождении, и слышал, может так сложиться, что его отклонят.
— Но почему? Вела она себя хорошо… Почему бы им не предоставить ей еще один шанс? Кстати, как вы меня нашли? И как вообще узнали, кто я такая?
— С удовольствием объясню, если позволите мне подняться на борт.
— У меня нет времени, — резко сказала она. — Очень много дел.
— Я постараюсь быть кратким.
Миссис Агуйла внимательно наблюдала, как он привязывал к бую ялик и неуклюже карабкался по трапу. «Рути К.» была далеко не столь изысканной и великолепной, как «Красотка Брини», — рабочее судно, созданное совсем не для развлечений; палуба сверкала от рыбьей чешуи, и адмирал со своей Элси наверняка сморщили бы носы от тесноты, но Куинн чувствовал себя здесь, как дома.
— Найти вас мне помогла миссис Кинг, сотрудница вашего брата, — пояснил он. — Я говорил с ней в Чикоте. И еще со многими людьми, например с Мартой О'Горман. Вы ее не помните?
— Да мы по сути никогда с ней и не встречались.
— А с ее мужем?
— А вам это зачем? — отпарировала миссис Агуйла. — Вы же сказали, что хотите поговорить о моей сестре, Альберте. О'Горманы меня не интересуют. Если я смогу чем-нибудь помочь Альберте, я это, естественно, сделаю, но не понимаю, какое отношение к этому имеют О'Горманы. Единственное, что их связывает, — то, что все они живут в Чикоте.
— Альберта была бухгалтером, О'Горман, в известном смысле, тоже.
— И еще не меньше сотни горожан.
— Верно, — хмыкнул Куинн. — Только ни с кем из этой сотни ничего особо интересного как-то не случилось. А вот Альберта с О'Горманом попали в обстоятельства довольно необычные — причем, что характерно, в один месяц.
— В один месяц? — повторила миссис Агуйла. — Боюсь, это не совсем так, мистер Куинн. Над Альбертой ее рок тяготел годы и годы. Если говорить без обиняков, она начала воровать задолго до того, как О'Горман вообще появился в Чикоте. Один Бог знает, зачем ей это понадобилось. Она же ни в чем не нуждалась, да, казалось, и не стремилась особо ни к чему. Разве что выйти замуж и нарожать детишек, но даже об этом она никогда не говорила. Я часто вспоминаю, как мы жили вчетвером — Альберта, Джордж, я и мама. Самая обычная семья. Вместе обедали, вместе проводили вечера… И за все это время, за все годы, Альберта ни разу не дала ни малейшего повода подумать, что с ней что-то не в порядке. Когда пришло несчастье, я была уже замужем за Фрэнком и жила здесь, в Сан-Феличе. Купила как-то вечером газету, а там, на первой странице, — фотография Альберты. И вся история… — она горестно отвернулась, будто вновь переживая чувства, охватившие ее в то далекое мгновение.
— Вы дружили с сестрой, миссис Агуйла?
— Разумеется. Некоторые говорят, что Альберта была холодным человеком, но по отношению к нам с Джорджем она всегда вела себя, как нежная и любящая сестра. Любила делать подарки, устраивать разные сюрпризы… О, сейчас-то я понимаю, что деньги, которые она на это тратила, ей не принадлежали. И она пыталась таким образом купить ту любовь, которой ей, видимо, недоставало. Бедная Альберта!
— У нее так и не было ни одного серьезного романа? — поинтересовался Куинн.
— Нет, пожалуй. Возникали время от времени какие-то знакомые, но, казалось, мужчины каждый раз приходили от нее в замешательство…
— Как же она проводила свободное время?
— Брала на дом дополнительную работу. Ходила в кино, на лекции, концерты…
— Одна?
— Как правило. Для нее, судя по всему, это не имело особого значения. Хотя мама всегда беспокоилась, считала, что это бросает тень на Альберту. Ну, то, что у нее нет друзей, что она не ведет светской жизни… правда, сама Альберта светской жизни терпеть не могла.
— В самом деле не любила или просто разочаровалась в собственных перспективах?
— Нет, знаете, признаков разочарования я в ней не замечала. Наоборот, в последний год, когда я еще жила дома, она казалась очень довольной. Не счастливой, а именно довольной, если вы понимаете, что я имею в виду. Так, будто она подчинилась тому, как сложилась жизнь, и собирается извлечь из этого максимум удовольствия. Возможно, просто возраст взял свое, и ее перестало мучить затянувшееся девичество…
— Сколько лет ей тогда было?
— Тридцать два.
— Не рано ли она смирилась? — усмехнулся Куинн.
— Вы просто ее не знали. Для нее — в самый раз. Альберта всегда относилась к себе удивительно реалистично. Она не парила в мечтах, как я, например, не грезила об идеальной любви, о сказочном принце, подъезжающем к парадной двери в золотой карете… — Рут застенчиво засмеялась и положила на фальшборт руку жестом, исполненным гордости и уверенности в себе. — Вот уж никогда не думала, что найду счастье в старой лоханке, пропахшей рыбьей чешуей.
Она сделала паузу, будто ожидая возражений, и Куинн с удовольствием ей подыграл, пространно и мотивированно утверждая, что «Рути К.»— отнюдь не старая лоханка, а прекрасное морское судно.
— …но вернемся к Альберте, миссис Агуйла. Если вспомнить, сколько лет она присваивала казенные деньги, трудно согласиться с вашим утверждением, что она была такой уж реалисткой. Должна же была соображать, что в один прекрасный день ее непременно застукают. Почему она не остановилась? Или хотя бы не убежала, пока существовала возможность?
— Может, ей хотелось быть наказанной, — пожала плечами Рут. — Для вас это, наверное, прозвучит странно, но мне кажется, что у Альберты была необычайно чувствительная совесть. Она отличалась высокой моралью во всем, что делала. Если, например, давала обещание — всегда его выполняла, независимо от того, сколько времени и сил это от нее требовало. Помню, еще детьми мы как-то попали в одну неприятную историю. Альберта первой призналась и безропотно перенесла наказание. Она всегда была намного мужественнее меня. Такой и осталась.
— Такой и осталась, — медленно повторил Куинн. — Означает ли это, что вы навещаете ее в тюрьме?
— Всегда, как только могу, хотя, к сожалению, не так часто, как хотелось бы. Думаю, я была у нее раз семь-восемь.
— Вы пишете ей?
— Да.
— И она отвечает?
— Да.
— Вы не могли бы показать мне ее письма, миссис Агуйла?
— Нет, — покраснела она. — Я их не храню. Дети, правда, пока читать не умеют, но у них есть друзья постарше. А еще няни, родственники Фрэнка… Нет-нет, Альберты я не стыжусь, но кричать всюду, что она моя сестра… ни к чему. Это никому не нужно — ни мужу, ни детям, ни ей самой.
— Какие письма она пишет?
— Милые, вежливые, короткие. Именно такие, каких от нее и можно было ожидать. По ним не скажешь, чтобы она чувствовала себя такой уж несчастной. Даже единственная ее жалоба касается не тюрьмы, а Джорджа.
— Она жалуется, что не имеет от него вестей?
Рут уставилась на Куинна, приоткрыв от удивления рот.
— Нет, конечно. С чего это вы так решили?
— Я так понял, что по настоянию матери Джордж прервал с Альбертой всякие отношения.
— Кто это вам сказал?
— Джон Ронда, издатель «Маяка Чикота», и миссис Кинг, сотрудница Джорджа.
— Ну, их я не знаю, а потому лжецами назвать не могу. Но можете поверить, что никогда в жизни я не слышала подобной чепухи. Да Джордж вообще не способен отвернуться от члена своей, семьи! А уж Альберте он предан совершенно безгранично. Для него она не женщина под сорок, осужденная за серьезное преступление, а все та же маленькая сестренка, которую нужно оберегать от напастей. Я тоже младшая, но Джордж знает, что я замужем и за меня есть кому постоять, поэтому ко мне он относится спокойнее. А за Альберту он волнуется и безумно ее обожает. Но почему эти двое вздумали возвести на него такую напраслину?
— Мне кажется, — предположил Куинн, — что они оба сами в это верили.
