Диана Кирсанова - Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы
Поскольку в доме, где проживала Лина, было около шестисот квартир, эксперимент был признан прибыльным и удачным. На другой день такое же объявление появилось на соседнем доме. Еще через день – на следующем… Дворовая камарилья упоенно наливалась лимонадом «Буратино», заходилась в кашле от с шиком выкуренных в подворотне сразу нескольких болгарских сигарет и поочередно сваливалась в постель с ангиной, приобретенной из-за неумеренного поглощения эскимо на палочке. Линин авторитет поднялся почти на недосягаемую высоту.
Увы, следующие изобретения Лины уже попахивали криминальной гнильцой. Она вступила в подростковый возраст, когда на улицах появились банкоматы – или «бабкоматы», как прозвала их Линина компания.
Недолго думая, Лина и товарищи каждое утро заклеивали окошко выдачи наличных на банкомате простой полоской прозрачного скотча. Лох, желающий снять с пластиковой карты свои законные, вставлял карточку в банкомат, совершал необходимые манипуляции по снятию денег со счета, автомат производил операцию, издавал все соответствующие звуки, но деньги из щели так и не показывались. Владелец пластиковой карты решал, что банкомат неисправен, выдергивал свою карточку, плевался в сердцах и уходил искать нормальный.
А дежурившая поблизости Линина «банда» забирала деньги и наклеивала новый скотч в ожидании нового посетителя…
Их главной ошибкой было то, что действовали они в одном районе. В один несчастный день милиция, проанализировавшая столь частые ЧП, устроила засаду сразу у нескольких банкоматов – и малолетних мошенников сцапали.
Отбывать два присужденных судом года в детскую колонию отправилась одна Лина – остальных «благополучных мальчиков» отмазали и прикрыли родители.
Вернувшись через два года, она очень скоро поняла: ватага озорных ребят, с которой ей так легко было проделывать все эти фокусы, стала распадаться. Кто-то вырос и поступил в институт, оставив «все эти глупости», кто-то уехал в другой город, кто-то обзавелся куда более видными и перспективными, чем сама Лина, друзьями и подружками. Она осталась в одиночестве и все в той же нищете, потому что мелкие аферы приносили больше адреналина в кровь, чем действительно хорошие барыши.
И плюс к тому Лина внезапна осознала, как она некрасива. Мало того что некрасива – неказиста, смешно и бедно одета. Девушка неоднократно видела, как вчерашние дружки, проходя по двору под руку с какой-нибудь шикарно разодетой студенткой, хмурят брови и отворачиваются от нее, стыдясь признать, что когда-то водили такие сомнительные знакомства…
Тогда она решила развернуться как следует. Прежде всего она поняла, что ее доход отныне должен стать пусть небольшим, но постоянным, и потому взялась претворять в жизнь схему, уже апробированную на практике не одним поколением мошенников: дала в несколько газет объявление о том, что «Солидная фирма объявляет набор внештатных сотрудников по надомной обработке корреспонденции. В письмо-заявку вкладывайте чистый конверт с обратным адресом». Мир всегда полон желающими подзаработать, и почтальонша стала таскать Лине по двести-триста писем в день. Покореженный и проржавевший почтовый ящик Лины просто не выдерживал такого наплыва корреспонденции; письма сыпались из него прямо на заплеванный пол подъезда.
Она едва не нажила себе ранний радикулит, часами, не разгибаясь, просиживая над этими посланиями. Ответ, который она направляла каждому адресату, был стандартным и содержал в себе нехитрую просьбу «прислать небольшую сумму (от 300 до 500 руб.) на почтовые расходы». Одержимые жаждой поработать надомно люди присылали Лине эти деньги и взамен получали от нее предложение… разместить в газетах пару дюжин объявлений с предложениями той самой «работы на дому по обработке корреспонденции» и получать с доверчивых простаков все те же 300–500 рублей. И находились люди, которые несли в пирамиду свой камень…
Но обманутых и оскорбленных оказалось гораздо больше, чем тех, кто согласился воспользоваться предложенным Линой способом подзаработать. Работники ближайшего РОВДа, которых чуть не затопил поток жалоб от обиженных сограждан, провели стандартный набор оперативно-следственных мероприятий, явились по адресу и взяли девушку с поличным – как раз тогда, когда она надписывала очередные конверты.
* * *На этот раз Лину, как злостную рецидивистку, отправили отбывать свои два года в женскую колонию под Мариинском – затерянным меж снегов и сибирских рек городком, славным только тремя достопримечательностями: собственно колонией, располагавшейся недалеко от нее воинской частью и белым камнем у дороги, на котором, если верить преданию, всем освободившимся зэкам нужно было посидеть, чтобы призвать свое счастье.
Именно на этот холодный, выбеленный задами не одного поколения, камень, она три года назад и опустилась, когда за ней открылись и захлопнулись ворота колонии. Сгорбленная, некрасивая, болезненно-тощая девушка с нездоровым цветом лица вышла на свободу во второй раз. В руке она несла свои нехитрые пожитки: узелок с тарелкой, ложкой, сменой белья и завернутыми в носовой платок деньгами – небольшой суммой, которую администрация колонии выдает отсидевшим свой срок вместе со справкой об освобождении.
Она брела куда глаза глядят, хотя вокзал, на котором Лина могла купить билет и уехать обратно в Москву, находился совсем в другом направлении. Но как-то пусто было в голове и совершенно непонятно, что же делать дальше: пока она отбывала срок, мать-алкоголичка продала за бесценок каким-то «черным риелторам» их квартиру и сгинула в неизвестном направлении. Лина знала это и понимала, что дома у нее больше нет.
Некуда идти…
Чуть не по колено увязая в непролазной дорожной жиже (стоял март, и высоченные сибирские снега только начали таять. Смешиваясь с грязью, талая вода превращала эти места в настоящую топь), она кое-как добрела до белого камня у дороги и остановилась, чтобы перевести дух.
«А может, дойти-таки до вокзала, и там… все равно конец-то один», – думала она, глядя на бескрайнюю серую равнину. Ей представилась сцена из «Анны Карениной» – фильма, который в порядке выполнения просветительских задач привозили к ним в колонию. Вокзал, перрон, шум приближающегося поезда. Удивительно красивая женщина в дивной шляпке с вуалеткой размашисто крестится и…
И все позади. Впереди – только вечный сон и покой…
…Но, видать, белый камень у дороги не зря имел славу спасителя заблудших женских душ. Именно здесь, у этого камня, встретила Лина свою судьбу.
Сперва она услышала бодрое тарахтение, напомнившее ей давно забытый звук газонокосилки – так когда-то одетые в оранжевые жилеты рабочие убирали траву возле ее дома.
А потом сквозь тарахтящие звуки пробился чей-то голос. И Лина увидела…
Трактор! Самый настоящий, хоть небольшой и вертлявый! Раскидывая по сторонам грязь и глину, он жизнерадостно приближался к ней со стороны той самой дороги, с которой она только что сошла, чтобы присесть на камень.
– Здорово, сестренка! – Из трактора высунулся разбитной, полный и лысый мужик с широкой грудью и огромными, исколотыми татуировками руками. Ему, видать, нипочем была нынешняя сырая простудная погода: на Линином спасителе красовались только далеко не первой свежести тельняшка и легкие парусиновые брюки, заправленные в громадные резиновые сапоги. – Застряла?
– Застряла, добрый человек, – ответила Лина, отчего-то зардевшись.
– Помогти, что ль?
– Пожалуйста, если вам нетрудно! До трассы хотя бы довезите, а еще лучше – до вокзала. Я отблагодарю, сколько скажете.
– Да ладно, не бзди! Сестренке на дороге помочь – святое дело. Тебе куда надо-то?
– Мне… – Лина смешалась. А правда, куда ей? Получалось, что никуда.
– Тю! – свистнул избавитель. – Так ты из откинувшихся, что ль?! То-то я смотрю – узелок да бушлат казенный! Когда освободилась, сестренка?
– Сегодня…
– Тю! Сегодня! Ну так тогда это… Тогда с волей тебя, это… поздравляю! А на чем залетела?
– Так, – уклонилась от ответа Лина. – Долго рассказывать… Вы как… Вам как удобнее будет? Чтобы я в кабину или… – Она покосилась на ржавый прицеп, который волочился вслед за трактором. Вдруг он предложит ей взгромоздиться на эту ржавую железяку?
– Давай сюда, – чуть не наполовину высунувшись из кабины, тракторист протянул ей широкую, заскорузлую от мозолей ладонь. – Оп-па! Какая ты легкая, как девочка. Да ты и есть девчонка еще неразумная, – удивился он, когда Лина сдвинула платок и повернула к нему свое разгоряченное лицо. – Тебе сколько лет-то, сестренка?
– Двадцать два.
– Точно – птенчик, – отмахнулся тракторист.
– А вам… сколько… лет? – осмелела Лина.
– Мне-то? Я, пожалуй, девка, тебе не просто в отцы – в деды гожусь. Ну ладно. За разговорами до следующего утра не доберемся. Говоришь, на вокзал тебе?
