Владимир Колабухин - Дознание Феррари (сборник)
– Странная у вас философия, – возразил Глазунов. – Дикость какая-то! По-моему, вы просто безнравственны. И уж конечно, не спасительны, а исключительно опасны для общества. С его проблемами и трудностями мы, в конце концов, так или иначе справимся, я убеждён. А вот для вас в нём уже не будет места.
Верховский нахмурился:
– Ну что ж, один раз живём… Давайте пока прекратим наш разговор и лучше выпьем по чашке кофе. Да вы и голодны, наверное. Как насчёт бутербродов и кофе?
Глазунов сглотнул слюну. Есть ему хотелось. Но ведь этот маньяк, думал он, конечно, не от доброты душевной проявил заботу о его желудке, наверняка в голове иное, что-то подлое…
– Что, боитесь, отравлю? – отгадал его мысли Верховский.
– С вас станется, – признался Глазунов, – сами дали понять, что дальше этого дома наш разговор никуда не уйдёт.
Бородёнка Верховского затряслась от смеха.
– Да вы и впрямь аналитик, – сказал он, успокоившись. – Но я имел в виду то, что мы могли бы найти общий язык.
– Вряд ли, – качнул головой Глазунов. – А кофе, что ж, можно и выпить. – Он здраво рассудил, что чашка ободряющего напитка ему не помешает, наоборот – прибавит силы и уверенности в себе.
– Отлично, – обрадовался Верховский. Он потянулся к кнопке звонка на столе.
– Слушаю? – почтительно сказал появившийся Бес.
– Нам кофе и бутерброды, – пояснил Верховский и принялся освобождать столик от шахмат.
Глазунов взглянул на окна: за стёклами та же темень. Броситься бы сейчас в эту спасительную мглу, добраться бы до Корнеева!.. Но – легче сказать, чем сделать; в дверях опять появился Бес, с усмешкой перехвативший его взгляд.
А кофе оказался горячим и крепким. Хороши были и свежие бутерброды с сыром.
Вскоре, однако, Профессор, отставил в сторону чашечку, выпрямился и немигающим взглядом впился в лицо собеседника:
– Итак, давайте вернёмся к нашим баранам… Надеюсь, вы хорошо понимаете, что представляете опасность для нас?
Глазунов тоже опустил чашку на крышку стола:
– Понимаю.
– Мы сможем договориться?
– О чём?
– В России скоро выборы. Я хочу выставить и свою кандидатуру. А вы поддержите меня выступлениями в газете.
– Метите в президенты? – съязвил Глазунов.
– Пока в местный парламент, – серьёзно ответил Верховский. – Ну, как, принимаете предложение?..
Глазунов крутнул головой:
– Я уже выразил своё отношение к вам.
– То есть – нет?
– Нет.
– Жаль!
Верховский натужно закашлялся, потянул руку за платком в нагрудный кармашек элегантного костюма. Но вместо платка в ладони блеснул голубой эмалью небольшой баллончик. Глазунов не успел ничего сообразить, как в лицо ударила горьковато-пряная струя газа. Он заморгал, попытался вскочить…
– Сидеть! – послышался властный голос Верховского. – Сидеть!
Сознание Глазунова помутилось, в голове зашумело, и он безвольно опустился в кресло.
Верховский усмехнулся, спрятал баллончик.
– Ну вот и хорошо. Умница! Теперь всегда будешь слушаться меня. Я ведь зла не желаю, правда?
Глазунов вяло кивнул. Внутри себя чувствовал какую-то пустоту. Не хотелось ничего говорить, ни о чём думать.
– А ты и не думай, – словно издалека доносился до него голос Верховского. – Зачем тебе о чём-то думать? Забудь обо всём, что я тебе здесь до этого говорил. Ты просто будешь выполнять то, что я скажу. Я, а не кто-нибудь другой. Другие для тебя существуют постольку, поскольку они есть на этом свете. Но их просьбы, приказы, мольбы или требования для тебя вовсе не обязательны. Ты можешь выполнять их лишь в случае, если они не расходятся с моими пожеланиями и наставлениями. Понятно?
Глазунов снова кивнул. Он пытался сбросить с себя внезапно возникшую апатию, но его воля уже не поддавалась ему.
– А что ты понял?
– Выполнять только ваши пожелания, – запинаясь, ответил Глазунов.
– Правильно. Вот сейчас я и спрошу тебя кое о чём. А ты ответишь мне чётко и ясно, как на исповеди. О чём, всё-таки, шёл разговор в полиции?
В голове Глазунова словно прояснилось. Он взглянул на Верховского. Перед ним сидел добродушный, милый, чем-то очень близкий, простодушный человек. Этот человек по-отечески улыбался ему и терпеливо ждал от него такого же доброго отношения. Ему нельзя было солгать, не поверить…
– Я сказал Корнееву, что сомневаюсь в случайности гибели моих друзей.
Верховский удовлетворённо тряхнул бородкой.
– Так… Корнеев – кто это?
– Начальник уголовного розыска.
– И что он ответил?
– Сказал, что у него есть основания полагать то же самое.
Верховский нахмурился:
– Почему?
– Он не вдавался в подробности.
– А кого подозревают?
– Беса и Длинного.
– Почему?
– Я сам указал на них, обрисовал внешность.
– От кого ты узнал, как их зовут?
– Наташа сказала.
Верховский ненадолго задумался:
– Корнееву тоже известны эти клички?
– Да, я назвал их ему.
– Та-ак, – протянул Верховский. – Занятно… Значит, личности наших мальчиков уже в поле зрения полиции… А Наташа? Корнеев и о ней знает?
– Знает.
– Что именно?
– Что она числится студенткой в химико-технологическом.
– И всё?
– Всё.
Верховский вновь откинулся на спинку кресла:
– Ты сказал ему, что разыскиваешь Наташу?
– Да.
– И что отправился искать её именно сюда?
– Нет, об этом у нас не было речи. Напротив, он запретил мне какой-либо поиск.
– Почему?
– Мол, не моё дело.
Верховский усмехнулся, погладил бородку:
– Это уже лучше. Значит, положение ещё можно поправить.
– Что за положение?
– Ну, сам видишь, в какую историю тебя втянула Наталья. Это из-за неё всё так получилось. Глупая девчонка!.. Сама напросилась на отдых в «Уюте», со всеми здесь перессорилась, а к ночи и вовсе сбежала. Что она наплела тебе в своё оправдание? Не было ничего этого, мой мальчик. Не было. Она всё сама подстроила с гибелью твоих друзей. У неё мания преследования. Вот и к тебе подбирается с россказнями. Надо избавиться от неё, мой мальчик. Надо! Я знаю, что она понравилась тебе, и всё же…
Глазунов захлопал ресницами.
– Да-да, понравилась. И ты ревнуешь её к Бесу и Длинному. А она смеётся над тобой, убегает, дразнит, а сама готовит новое злодейство. И ты сейчас возненавидел её. Ведь так?
Глазунов неуверенно кивнул.
– Так!.. Сейчас ты пойдёшь в её комнату. Наталья будет сопротивляться, что-то доказывать. Но ты не станешь слушать её. Ярость клокочет в твоей душе, а в голове одна мысль: избавиться от этой подлой девчонки, ты и сделаешь так.
Верховский нажал кнопку звонка и, когда вошёл Бес, спросил его:
– У тебя есть нож?
Бес протянул ему свой клинок.
– Пойди к Наталье, отведи в её комнату, и потом возвращайся за нашим гостем. Проведёшь его к ней, оставишь вдвоём.
Бес опять недоумённо вскинул брови, но ничего не сказал, двинулся к двери. Минут через пять возвратился.
– Ну, с богом, – обратился Верховский к Глазунову и подал ему нож.
Глазунов повертел в ладони клинок, медленно поднялся, пошёл к двери. В голове снова зашумело, виски будто обручем сдавило. Ненависть к Наташе, неожиданно вспыхнувшая в нём, раздирала грудь, требовала выхода, но и что-то другое, необъяснимо тяжёлое, сковывало руки и ноги, вызывало в душе протест против этой ненависти и желания отмщения.
– Иди, иди… Не обращай внимания на свои чувства, – глухо донёсся до него повелительный голос Верховского. – Надо избавиться от Натальи. Надо, мой мальчик, надо!..
11В дверь кабинета Корнеева постучали, и на пороге выросла фигура капитана Петрова.
– Что случилось? – спросил Корнеев заместителя, неохотно оторвав взгляд от бумаг, разложенных на столе.
– Глазунов потерялся.
– Как потерялся?
– Ушёл от наблюдения.
– Где? Когда?
– Два часа назад. На автовокзале. Купил билет и так неожиданно вскочил в отходящий автобус, что наш сотрудник не успел последовать за ним.
Корнеев взглянул на часы. Было уже 17 часов 50 минут.
– Растяпа он, а не сотрудник!. – в сердцах сказал Корнеев.
– Какой маршрут автобуса?
– Сто десятый номер. До посёлка Черницыно, по дороге на Москву.
– Так, – помрачнел Корнеев. – Понятно.
– Что понятно?
– Отправился искать Любимову.
– Думаешь, тоже вычислил, где она может находиться?
– Конечно. Парень он смышлёный, настырный, одно слово – журналист! Жаль только, нас не послушался. Теперь придётся форсировать операцию по блокированию «Уюта» и задержанию его обитателей.
– Но мы ещё не выяснили, на кого работает Бес, кто стоит за его спиной. А сейчас это самое главное.
– Самое главное для нас – спасти Глазунова и Любимову. А хозяина Беса уж как-нибудь вычислим.